Рейчел оторопела:

— Боже мой, даже в голове не укладывается… Дебора, наверно, убита горем.

— Да, ей тяжело. Когда поправишься, поедем в Ванкувер и поживем с ней какое-то время. Возможно, она нуждается в помощи.

* * *

Поминальная служба по Себастьяну состоялась спустя три недели после урагана.

— Себастьян не обрадовался бы слишком скорбной церемонии, — сказала Джози организаторам. — Давайте попытаемся не делать ее очень мрачной.

Но погода была против нее. Весь день шел проливной дождь, по пути к церкви все промокли.

После богослужения в студии «Дейбрейк» был устроен прием. Джози залпом осушила бокал вина, пытаясь заглушить в себе чувство вины перед Себастьяном за столь хмурый день.

— Впервые вижу такую унылую ораву людей, — сказала она Майку.

— Все напуганы, — объяснил он. — Теперь, когда Себастьяна нет, никто не знает, что ждет его завтра. Все боятся, что грядут большие перемены.

— А они грядут?

— Говоря между нами, да. Перемены неизбежны. «Дейбрейк» пока еще не настолько рентабельное предприятие, как мы планировали.

— И что же нас ждет? Сокращение?

— Поживем — увидим. Себастьян был лицом компании. Благодаря его репутации нам многое давалось сравнительно легко, в том числе привлечение денег. Без него придется попотеть. Доходы от рекламы падают.

Джози рано ушла с приема. На Гайд-парк-корнер ей следовало повернуть к Кенсингтону, но в глаза бросился указатель на шоссе Ml. Это направление она и выбрала, поддавшись внезапному порыву. Дома ее все равно никто не ждет, а от поминальной службы в душе осталась только опустошенность. Почему — понять не трудно. Не было тела. Себастьян покоился где-то на уступе Эвереста. Могилы нет, значит, черта не подведена.

Сто километров, двести… Дождевые облака остались далеко позади, над головой засияло чистое небо. Часам к трем Джози достигла холмов Нортумберленда, среди которых прошло ее детство. Они с Себастьяном приезжали сюда в первые месяцы знакомства. Джози свернула с автострады к пустынному побережью, которым так восторгался Себастьян. «Отличные условия для полета, — говорил он ей. — Морской бриз и холмы».

За поворотом Джози увидела мыс, где он учил ее летать. Она доехала до конца тропинки, остановила машину, вышла и легла на траву. Лето еще только начиналось, но солнце было на удивление теплым. На нее нахлынули воспоминания.

Чудесный летный день, только он и она, в багажнике двухместный параплан Себастьяна. Вместе с Себастьяном она принялась распутывать клубок стропов, и через несколько минут желто-красное крыло уже лежало развернутым на траве.

Себастьян помог ей надеть снаряжение, затем пристегнулся сам. Оценив силу и направление ветра, он натянул стропы. Параплан наполнился воздухом и взмыл вверх, словно воздушный змей.

— Поехали!

Спотыкаясь, они сделали несколько шагов, а в следующую секунду уже парили над морем.

— Кайф! Невероятно! — восторженно кричала Джози.

Они летели параллельно берегу, слева — горы, прямо под

ними — земля. Джози смотрела на пенящийся прибой, рядом был Себастьян.

— Я люблю тебя, — сказал он ей.

Эти слова он произнес впервые. Подхваченные восходящим потоком, они возносились в поднебесье, и Джози была сама не своя от счастья.

* * *

Засигналил мобильный телефон. Звонила Дебора из Ванкувера. Джози начисто забыла про панихиду по погибшим участникам экспедиции. А ведь обещала Деборе дать ответ еще неделю назад.

— Я не настаиваю, — сказала Дебора, — просто мне нужно точно знать, сколько народу будет. Так ты летишь?

Джози не собиралась лететь на церемонию, но после поминальной службы по Себастьяну она решила, что эта поездка, возможно, пойдет ей на пользу. Там будут семьи других погибших альпинистов, и, может быть, с ними она найдет утешение и даже ответы на некоторые вопросы.

— Я приеду, — пообещала Джози.

* * *

Спустя пять недель после обвала Рейчел наконец-то собралась из больницы домой. Гипс еще не сняли, но она уже могла передвигаться в инвалидной коляске. Хэл заехал за ней и увез из Анкориджа.

Наступало лето. Сидя за рулем, Хэл наблюдал за пробуждавшейся природой: в реках бурлила талая вода, по обочинам цвели кустики пушицы. В городке Игл-Джанкшен он остановился у здания почты, чтобы забрать адресованные ему письма.

Новый почтальон с любопытством взглянул на Хэла:

— Так это вы мастер по лавинам, да?

— Да, бывает, меня и так величают.

— Ваш почтовый ящик трещит по швам.

Хэл догадывался, что большинство писем пришло из страховых компаний, желавших получить подтверждение правомочности притязаний пострадавших от лавины.

Хэл вернулся к своей новой «тойоте».

— Знаешь, как он назвал меня? Мастер по лавинам, — сообщил он Рейчел, садясь за руль. — Так меня воспринимают местные жители. Страшно, да?

— Езжай, Хэл. Хочется поскорее попасть домой.

Остаток пути они молчали. Хэл размышлял над словами почтальона, Рейчел пыталась не морщиться от боли, которую причиняла ей малейшая выбоина дороги.

— Похоже, у тебя не было времени на хозяйство, — заметила она, оглядывая хижину.

Хэлу действительно некогда было заниматься домом, пока шла ликвидация последствий стихийного бедствия. Теперь, когда он впервые обратил внимание на беспорядок, ему стало стыдно, что он не додумался убраться перед возвращением Рейчел.

Пока он растапливал печь, Рейчел в кресле колесила по комнатам. За время ее отсутствия ничего здесь не изменилось: на столе в кабинете горстка камней с Эвереста, на полке — бутылка вина. Та самая, которую они собирались распить в тот вечер, когда сошли лавины.

Так чего же они лишились в тот день? — спрашивала себя Рейчел, въезжая в спальню. Кости скоро срастутся, но кто знает, какие невидимые трещины обнаружатся со временем? Им ко многому придется приспосабливаться, а еще свыкаться с гибелью неродившегося ребенка.

Обстановка больницы не располагала к откровенному разговору. Хэл старался навещать ее как можно чаще, но радости от общения друг с другом они не получали: натянуто обсуждали здоровье Рейчел, работу Хэла и его визиты к стоматологу, который восстанавливал ему зубы, чтобы он мог улыбаться, не пугая людей.

Рейчел не терпелось вернуться домой и поговорить свободно и открыто о более глубоких ранах, которые мучили их обоих. Но в этот вечер беседа не клеилась. Хэл был рассеян и отделывался односложными репликами, а Рейчел, очень устав за день, едва сдерживала слезы.

— На следующей неделе еду в Ванкувер, — сказал Хэл. — На панихиду по Рику. Справишься здесь одна?

— Справлюсь. Глядишь, и дом в порядок приведу.

Хэл помог ей лечь в постель, и оба погрузились в неловкое молчание. Впервые за долгое время они находились в такой тесной близости, но искры желания между ними не пробегало.

— Думаешь о том же, о чем и я? — спросила Рейчел. — Кому из нас хуже?

— Да. Надеюсь, у тебя хватит сил начать разговор, потому что на свои я не рассчитываю.

— Давай не будем спешить. Дадим себе немного времени вновь привыкнуть друг к другу.

Больше они ни о чем не говорили. Оба были душевно истощены.

— Спи, — сказал Хэл. — Тебе надо отдохнуть.

Но Рейчел не могла уснуть. Каждый раз, едва закрывала глаза, ей снова виделась несущаяся на нее лавина. Вслушиваясь в неровное дыхание Хэла, она спрашивала себя, смогут ли они когда-либо жить так, как жили прежде.

* * *

Начальник полиции Робби Магауан смотрел на конверт, который положил ему на стол Хэл.

— Это то, что я думаю?

— Заявление об увольнении. Я ухожу из горнолавинного надзора.

— Может, не надо принимать поспешных решений? — спросил Магауан. — Я знаю, последний месяц тебе пришлось нелегко.

— Я понимаю, почему ты так говоришь, — ответил Хэл. — Но, видишь ли, на днях произошло нечто такое, что заставило меня пересмотреть отношение к своей работе. Один парень из Игл-Джанкшен назвал меня «мастером по лавинам». Сейчас в штате нет, наверно, ни одного человека, который не потерял бы в той лавине кого-то из близких. Отныне мое имя всегда будет ассоциироваться со страшным бедствием. Я стал олицетворением трагедии.