— Да, ты права. Но если ты решишься на подобное безрассудство, твои долги очень скоро подскажут, как глупо пренебрегать моим советом, — парировал Ротерхэм.

Серену распирало от гнева, но она промолчала.

— Итак, что ты собираешься делать?

— Я останусь с леди Спенборо, — холодно ответила она, но, увидев, что маркиз нахмурился, удивленно подняла брови. — У тебя имеются возражения?

— Нет, никаких. В любом случае ты не будешь чувствовать стесненности, пока живешь под ее крышей, кроме того, она так хорошо обеспечена, что сможет содержать и тебя. Но… здесь?

— Нет, во Вдовьем доме. Вижу, ты не в восторге? Тогда потрудись вразумительно объяснить, что тебе не нравится.

— Дело не в том, нравится мне или нет. Я просто не одобряю твоих планов. И если ты снова безо всякой причины полезешь в драку, я надеру тебе уши так, как никто до сих пор не драл, а жаль, — грозно сказал Ротерхэм. — Живи где хочешь! Мне все равно. Желаешь еще что-нибудь добавить?

— Нет, не желаю. И буду счастлива, если мне до конца моих дней не придется больше разговаривать с тобой. И нет ничего… ничего более отвратительного, оскорбительного и неджентльменского, чем зрелище мужчины, покидающего комнату, когда с ним разговаривают!

Ротерхэм в этот момент открывал дверь, однако при словах Серены расхохотался и снова захлопнул ее.

— Очень хорошо! Но предупреждаю — я отплачу тебе тем же самым.

— Знаю это без тебя! Если ты согласен, отчего же так кипятишься?

— Возможно, по привычке. Но уверяю тебя, я сделал это непреднамеренно. Просто подумал, что тебе лучше уехать отсюда. Пребывание во Вдовьем доме будет для тебя неприятным, поверь мне.

— О, прошу прощения! — вырвалось у Серены. — Я не могла и предположить, что у тебя были исключительно добрые намерения.

— Неплохой удар, — отреагировал он.

— Нет-нет! Я не хотела пикироваться с тобой. Я говорила вообще — не обращай внимания. Знаю, что оставаться здесь будет нелегко. Но думаю, мне необходимо перебороть в себе подобную чувствительность. К тому же, как ты знаешь, мой кузен не очень подходит для своей новой роли.

— Могу себе представить!

— Он по-своему хороший человек и хочет все делать как должно. Но хотя Хартли всегда был законным наследником, он не был воспитан так, чтобы стать настоящим преемником папы. Думаю, он не ожидал, что дело обернется таким образом. Именно по этой причине и еще потому, что папа не любил его, Хартли никогда не вводили в курс здешних дел. И, сказать по правде, он пока совсем не готов для этой роли.

— Какое отношение это имеет к предмету нашего разговора?

— Разве ты не видишь? Живя рядом, я смогу помочь ему, поднатаскать немного и убедиться, что все у него идет как следует.

— Боже мой! Серена, клянусь, ты поступишь опрометчиво, если предпримешь что-либо подобное.

— Нет, Айво, ты ошибаешься. Хартли сам меня об этом попросил. Он надеется, что я останусь в Милверли и введу его в курс дела. Разумеется, я отказалась, однако меня его просьба очень тронула. И ничуть не сомневаюсь, что смогу быть для Хартли полезной даже в том случае, если стану жить вместе с Фанни во Вдовьем доме.

— Я тоже не сомневаюсь. — Ротерхэм усмехнулся язвительно. — Если твоему кузену нужны какие-то сведения, он может получить их и от посредника твоего отца.

— Конечно. Но хотя мистер Морли и прекрасный человек, он не был воспитан здесь, в отличие от меня. Все это не является частью его самого. Ох, я выражаюсь так бессвязно, но ты должен понять, что я хочу сказать.

— Я понимаю. Именно это я и имел в виду, когда посоветовал тебе уехать отсюда.

Фанни и Серена хотели после похорон уехать из большого дома как можно быстрее. Но прошло еще несколько недель, прежде чем они обосновались во Вдовьем доме. В этом красивом старинном особняке, стоявшем на краю парка недалеко от маленького городка Куэнбери, когда-то жила вдовая старшая тетка Серены. Пятнадцать месяцев назад она умерла, и теперь в доме оставался только старый слуга, так как различные планы его заселения, выдвигавшиеся то одним, то другим дальним родственником, в силу каких-то причин терпели неудачу. Как выяснилось, чтобы сделать дом обитаемым, необходимы были некоторые переделки и ремонт.

Серена распорядилась тут же начать ремонтные работы, забыв о своем изменившемся статусе в Милверли. Кузен застал ее в развороченной гостиной разговаривающей с плотником, и, когда они ехали верхом обратно в Милверли, Хартли ошеломил девушку следующим замечанием: «Я рад, что ты отдала распоряжения Стейнсу. Если бы я вчера не был так занят, то приказал бы ему самому явиться к нам и сделать все, что тебе от него потребуется». Серена почувствовала, будто ей дали пощечину. — Извини меня, — с трудом проговорила она. И хотя кузен очень мягко заверил Серену, что ей совсем не нужно извиняться, она была подавлена, понимая, что совершила ошибку, которая, скорее всего, вызовет у него неудовольствие. Серена попыталась загладить неловкость, Хартли сказал, что прекрасно ее понимает, повторил, что она всегда может считать Милверли своим домом, и распрощался, выразив желание ускорить подготовку к ее отъезду.

Но даже если бы во Вдовьем доме все было готово для немедленного переселения. Серена вряд ли смогла бы сейчас покинуть Милверли. Упаковка ее и Фанни личных вещей оказалась делом более трудным и долгим, чем им казалось. Сразу же возникло множество непредвиденных трудностей, и кроме того, Хартли постоянно обращался к ней за советами и информацией. Серена не могла не пожалеть кузена — он был стеснительным и нерешительным человеком, скорее трудолюбивым, нежели способным, к тому же перемена в его положении просто потрясла Хартли.

Возможность стать преемником графа всегда казалась ему весьма призрачной, а так как и сам граф разделял это мнение, Хартли ни разу не дали шанс ознакомиться со всеми деталями управления таким большим поместьем. До этого он обитал в более скромном имении, довольствуясь тихой спокойной жизнью со своей женой и семейством. Сейчас же уже несколько недель он чувствовал, как на него обрушился груз проблем, связанных с наследством, титулом и землями. В присутствии Серены он ощущал себя ничтожеством, и это было неприятное чувство. Но на самом деле Хартли был благодарен ей и знал, что без нее оказался бы в гораздо худшем положении, так как кузина всегда могла растолковать ему значение всяких таинственных слов, изрекаемых управляющими и посредниками, — сам он еще не привык чувствовать себя с этими людьми свободно. Хартли знал, что все они внимательно наблюдают за ним, думая, что молодой граф обладает знаниями, каковых на самом деле у него не было. Он опасался, что, признавшись хотя бы раз в своем невежестве, уронит себя в их глазах, и поэтому надеялся, что Серена объяснит ему все. А та считала, что кузену станет легче, если рядом с ним будет его жена, — судя по многочисленным оценкам, у Джейн более сильный характер, чем у мужа.

Но новая графиня не собиралась приезжать в Милверли, пока не будет продан их лондонский дом. Похоже, она была очень занята, и почти ежедневно муж получал от Джейн письма, в которых она спрашивала, следует ли ей продать какие-то предметы мебели или же отправить в Милверли; что, на его взгляд, она должна сделать с новым ландо; стоит ли нанять карету агентства «Пикфорд», чтобы перевезти тяжелые ящики. Писала она и о многих других проблемах того же плана.

Поэтому Серена решила, что ей самой придется провести несколько дней в Лондоне. Нельзя было доверить подготовку дома в Гросвенор-сквер для нового владельца исключительно слугам. Фанни, которую всегда утомляли путешествия, уклонилась от поездки. И Серена, согласившаяся выполнить все ее поручения, выехала в нанятой по такому поводу почтовой карете, сопровождаемая только служанкой. Для нее это было в новинку, так как раньше она всегда путешествовала или в обществе отца, или под присмотром почтового курьера. Но это ее не пугало. Скорее молодая женщина находила забавным самой расплачиваться на почтовых станциях, где она ночевала, самой нанимать лошадей и форейторов, самой заказывать для себя ужин. Но леди Тереза, у которой Серена гостила, была шокирована сверх меры. Она не осмелилась даже предположить, что сказал бы об этом отец Серены. Наконец, объяснив поведение племянницы ее разрывом с Ротерхэмом, леди Тереза с явным удовольствием вспомнила свою собственную юность, когда она не могла даже прогуляться по парку в Милверли без сопровождения лакея.