Это письмо когда-то очень давно писал мой дед, известный русский физик. Я вклеил старинную открытку в новую глянцевую тетрадь… Пускай начинается мой дневник с нее, пожелтевшей открытки деда.

Мне подарили собаку, рыжую, мохнатую, как помело, которым отряхивают пыль с автомобилей.

Ребята сказали:

— Ты владелец машины, тебе нужна такая собачонка.

— Но меня прохожие засмеют!

— Много понимают они, твои прохожие. Ни один порядочный без такой собаки не поедет. Бери шавку, тебе говорят!

Я бросил игрушку над задним сиденьем.

Они улыбались, ходили вокруг, пальцами трогали капот, нюхали обивку, притворяясь пораженными, восхищенными, как будто перед ними стоял не автомобиль, а бог знает что.

— Молодец! Накопил и машину купил.

— Отличная коляска!

— Но ржавеют они моментально. Год или два проедешь, а потом все меняй. Железо дохлое…

— Ты к Валерьянычу… Пускай он тебе литерной донышко проварит, на века…

— И будет у него не машина — ископаемое бензозойской эры.

— Ну что напали на человека? Р-разойдись… Уехать не дадут, — сказал Шеф, обнимая меня.

Он вышел к подъезду, накинув на плечи осеннее пальто.

— Ты все-таки, знаешь… осторожней… близорукость, она… юбилейщик ты мой, — он едва не уронил пальто, неловко перехватил спадающую полу. — До свиданья, — поднял он руку.

— До свиданья!

— Позвони маме! — крикнул кто-то вдогонку. — Никак не может пробиться к тебе…

Машина мягко легла на влажную дорогу.

Позвонить? У мамы никогда не было телефона…

Сосны бежали навстречу в лесном коридоре. Он оборвался мгновенно, и дорога скатилась гибкой лентой в осененные вечерние поля.

Нам далеко. Низкое солнце мешает, морочит, путая в белой дымке тумана мокрый асфальт и озерные блики, желтые склоны, свет и звуки, синие стога и темные березы, крыши деревень, мычание коров и шелест вокруг: от листьев, от сена и дороги.

Нам далеко.

Мошки лупили в стекла, погибая на них крапинками.

Нам далеко. Дорога длинная-длинная. Где-то на половине пути мелькнет смешная тоненькая речушка Юрочка. Брякнет сухой деревянный мост. А за ним, как всегда в последние три-четыре недели, настанет ночь.

Я не привык, не умею водить машину в темноте. Ночная дорога слепит огнями, пугает невидимой кромкой. Поэтому каждый вечер я спешу, пока не смеркнется, проехать ее, нырнуть в шумный город, полный света, ясности, покоя.

Но темнота с каждым днем настигает меня все раньше и раньше. Летом первые сумерки набегали на самом конце дороги. Теперь я не успеваю доехать к Юрочке. — зеленому ручейку.

Так наступает осень, торопит она меня, догоняет…

Я резко прибавил скорость, и моя нелепая собачонка перевернулась, подняв мохнатые лапы.

Названия деревушек мелькали мимо: Вялки, Родники, Шмеленки.

Пахло дымом, лиственным горьким дымом костра. И казалось, дым от него натек в низину, плыл вечерним разливом, подкрадываясь к дороге. Клены повисли над белым неожиданным озером, боясь окунуть в холодное малиновые шапки.

Вдоль обочины в тумане шагал деревенский мальчик, наверное, лет семи. Не оглядываясь, топал он в зыбкой, взвеянной влаге.

— Эй, хлопчик!

Я затормозил. Мохнатая собака ударила меня в затылок и упала рядом со мной. Малыш поглядел на меня.

— Садись, подвезу.

— Не.

— Это почему же?

— Мамка не велит.

— А куда идешь?

— К бабушке.

— Не страшно? Садись…

— Не.

— Вот какой несговорчивый…

— Собака?

— Ну да, собака.

— Игрушечная? — он придвинулся ближе.

— Не лает и не кусается. Когда неправильно еду, бьет меня по макушке. Не торопись, говорит, в тумане в беду попадешь.

Паренек улыбнулся.

— Хочешь, подарю!

— Ага.

— Ну бери.

— Не.

— Почему?

— Мамка не велит.

— Не поедешь? Никак, значит? Ну, до свиданья…

— Подвезите меня!

В летучем наплыве тумана, подняв над головой руку, стояла девушка в модном полудетском пальтишке, с огромной дорожной сумкой на ремне.

— Подвезите меня…

Голос ее, влажный от осеннего мглистого, тающего над бетоном воздуха, был неуверенный, как у девочки. Влажное в росинках лицо, ботинки, ладони, темные волосы, губы, шарфик, сумка, пальто — все в меленьких брызгах тумана.

— Подвезите меня.

В ресницах у нее тоже брызги. Они блестят, я подумал, как растаявший снег, этакий слабый холодок снежинок. Делают взгляд насмешливым и…

— Садитесь, пожалуйста. Конечно, садитесь, прошу вас, — я поспешно толкнул переднюю дверь от себя.

Туманная девушка села рядом, неловко стараясь натянуть пальто на матовые, совсем не детские колени.

— До свиданья, малыш! — махнул я рукой.

Он солидно кивнул и пошел, не оглядываясь, по краю дороги, смешно вскидывая пятки.

Шелестела дорога, набегали деревни, желтые, зеленые проталины в белом тумане. Как сверчок, тонко пел ветер на стеклах.

— Вам не дует? Я закрою.

— Нет, ничего…

«Славная девушка, — подумал я, — кажется, приключение начинается».

— Бесплатно мы никого не катаем, — бросил я между прочим, как бы не для нее.

— Пожалуйста… Я заплачу.

— Деньги мы не берем.

Она повернулась ко мне. Я мельком поймал ее удивленный взгляд.

— Что же вы хотите?

— Сказку.

— Какую сказку?

— Правдивую сказку о том, как зовут, сколько лет, как живем, что любим, а что не любим.

— Воспитанные люди сначала про себя рассказывают.

— А вы угадайте, кто я.

— Не умею, — сказала девушка, улыбаясь.

— Попробуйте, — я на мгновение повернулся к ней. — Журналисты, говорят, забавляются так. По рубашке, по галстуку, по ручке в кармане, по штопке на рукаве сочиняют биографию незнакомому человеку, а потом проверяют, кто и что угадал.

Она посмотрела на мою собаку и, по-прежнему улыбаясь, помедлила немного с ответом:

— Вы артист?

— Неужели похож? Нет, вы не угадали.

— Тогда… тогда, наверное, младший научный сотрудник.

— Почему это младший? — сдвинул я брови.

— По глазам, по галстуку, по ручке в кармане, — засмеялась она.

— Продолжайте, продолжайте…

— Вам, наверное, тридцать лет.

— Благодарю вас.

— Никаких забот. Живете легко, машина, вероятно, папина…

— Ого!

— Были на собственной даче…

Кажется, я хрюкнул от восторга.

— Вы не допускаете, что я с работы?

Она вскинула брови.

— Не получается… В таких манжетах?

— У меня день рождения.

— Поздравляю вас.

— Очень вам признателен…

Такой получился между нами вежливый разговор.

— Значит, вы медик? — спросила девушка.

— Нет.

— Химик? Архитектор?

— Ни то, ни другое.

— Но кто же?

— Искатель чудес…

Она улыбнулась.

— Это я, наверное, чудо?

— Почему же нет?

— А вы с девяти до семнадцати… кроме дорожных приключений… в обычное время, кто вы?

— Искатель чудес.

Она даже не улыбалась. Она сияла.

— Понимаю. Через минуту вы назовете себя… ну, я не знаю кем… физиком, например. И скажете, что работаете в почтовом ящике, поэтому телефон и адрес девушкам у вас лучше не спрашивать.