15

В Москве я побежал в «Гастроном». Сначала я хотел купить шоколадную плитку с каким-нибудь медвежонком. Но Лада стояла в памяти в зябком ситцевом наряде, с дешевым браслетиком на руке.

Я видел ее такой, пока самолет распутывал бесконечные облака. Я вспоминал ее такой всю дорогу с аэродрома к первым улицам города. В мягком отглаженном воротничке, с удивленными, прыгающими от радости глазами, в поношенных «чопах» на смуглых по-летнему, стройных…

Торт я купил круглый, с вензелями. Коробку шоколада неимоверной тяжести, глянцевую, как из мрамора. Потом я купил связку легких весенних шариков и напоследок, вспомнив, что у Лады нет зонтика (на дворе все-таки осень), выбрал очень красивый английский зонтик.

Для мамы я взял россыпь душистых упругих апельсинов.

Машина стала похожа на свадебный тарантас.

Ее переулок до блеска в старинных окнах, промытый синим воздухом, веял на меня покоем, тишиной, звоном листопада. Клен уронил цветную свою ладошку на ветровое стекло. Рыжий глупый котенок сидел на тротуаре, невозмутимо поглядывая на меня, единственный хозяин домов, тишины, листопада.

Кто-то вышел из подъезда.

Навьюченный, с яркими шариками над головой, толкнул я парадную дверь и побежал наверх по лестнице, когда прозвучал этот иронический негромкий свист.

Я оглянулся. Внизу в квадрате подъезда вихрастый парень с наивным лицом смотрел на меня.

— Что-то хотели мне сказать? — громко на всю лестницу спросил я.

— Шарики не потеряйте, в окошко дует.

Смешно бежать к нему «на разговор» с моими шариками. Я потопал наверх, мысленно представляя, как это все могло быть.

Я спускаюсь. Он ироничен, юн, в меру нахален. Это модно.

Я подхожу. Резкий поворот. Он бьет меня снизу и чуть сбоку. Так описывают подобные драки в книгах. Я падаю, роняя такие нелепые коробки… А если наоборот? Я бью. Он падает. Я неположительное начало в конфликте… Смешно.

Дверь открыла соседка, женщина в зеленом халате, с влажной морковкой с надкусанным кончиком.

— Я же тебе сказала… О, простите!

— Виноват, мне Ладу.

— Лада, наверное, занимается. Какой сегодня день? Пятница? Конечно, занимается. Мамаша у них на дежурстве. Максим Алексаныч в санатории. Что-нибудь передать?

— Передайте, пожалуйста, вот…

Соседка бережно взяла мои коробки. Я помог ей закрыть монолитную дверь и пошел вниз.

На улице глупый котенок ловил озорные кленовые шорохи, бегал, не зная, куда ему раньше прыгнуть. Машина фыркнула. Он рыжим листиком сиганул на дерево.

— Ну, извини, — сказал я котенку и отпустил тормоз.

На углу с поднятым воротником стоял вихрастый парень, заложив руки в пальто. Можно было подумать, он хочет поймать в суматохе машин такси. Увидев меня, он элегантно перекинул губами сигарету, независимо и небрежно поднял руку. Не высоко. Солидно. Уверенный в себе молодой человек.

Я притормозил, ошарашенный.

Парень элегантно чуть наклонил голову:

— Шеф, до Манежа?

— Подвезем, — ответил я, лихо распахивая дверь.

Ну что ж, принимаю твою игру.

Он вежливо кивнул, предельно вежливо закрыл дверь и открыл другую. Ну конечно, уверенные молодые люди катаются на задних сиденьях.

— Очень трудно с такси в нашем городе, — заметил он, как бы уставшим от подобных мелких неурядиц тихим голосом.

— Ничего, мигом доставим! Не стесняйся.

Парень сдвинул брови.

— Папы и мамы учат: незнакомым надо говорить «вы».

Он опять элегантно перекинул губами сигарету.

— Пардон. Мы, шоферы, грубоватый народ.

Он великодушно кивнул мне, дымя сигаретой. Он был так элегантно вежлив, что приоткрыл окно.

— Понимаю, накопил и машину купил. Баранку в руки, по рублику с носа. Вот и опять накопил. А книжки читать некогда.

Мы ехали как два добрых приятеля. Вдоль улицы автокраны устанавливали в приготовленных ямах взрослые деревья. На них золотились последние загородные листья, которым суждено было теперь опасть на городском людном проспекте.

— Лесная зелень очень благотворно действует на нервы, — заметил я.

— На ваши?

— На мои, на тех, кто устал от прогулок. Почему бы вам не заняться? Полезно, приятно и накопить можно.

Он кивнул, переложив сигарету.

— За музыку плачу дополнительно, шеф.

Я включил радио.

— Не устраивает зелень?

— А из елок-палок такая машина вырастет? — он похлопал по спинке сиденья.

— Да, не сразу.

— Ждать не могу. Нельзя ли поскорей, а не то я проиграю в одном занятном состязании. Козыри на моих руках не те.

Я повернулся к нему, кажется, более резко, чем надо было.

— Травка зеленеет, солнышко блестит, — он опять перекинул сигарету. — Зелень — это пенсионерам. Я хочу славы. Накопившим не понять, что такое слава. Им нужна тихость. А я тороплюсь.

— Тогда советую заняться футболом. Нет на свете славы легче.

— Благодарю вас. Я никогда не забуду ваших ценных советов. Нам не повредит истина. Знать — значит уметь. Я понял: все на свете легко дается, только не все можно купить… Приехали, шеф.

Он протянул мне бумажный рубль.

— А накопить нетрудно.

Он элегантно перекинул губами сигарету.

Я взял бумажку, сложил ее аккуратно и спрятал в карман.

— Премного вам благодарны. Желаем здравствовать.

Он ответил небрежным кивком и пошел, вихрастый, своей дорогой. Каналья.

В городе начинали мигать огни. Таяла синева над крышами. Торговцы мороженым катили свои тележки. Холод на улицах был заметен как никогда. Шел вечер, неуютный, неспокойный, холодный, как вода в стылой реке, серый, как асфальт. набережной.

…В больнице я надел халат и пошел к маме, стараясь не потерять упругие мячики апельсинов.

Глаза и лицо мамы ожили таким нескрываемым счастливым радушием, что полная врачиха сказала:

— Ну вот и нашли мы главное лекарство.

… «Привет из Ленинграда!

Как успехи, здоровье, мама?

Не можешь ли ты на день-два приехать? Я нашел в Эрмитаже чудо. Рассказывать бесполезно. Сам увидишь, поймешь. А то верить мне перестанешь. Попробуй вырвись на день хотя. Жалеть не будешь!

Успехов тебе и радости. Археолог».

Я решил поехать.

Ну и денек у меня сегодня…

Спорили до хрипоты. Шеф доказывает (а если он прав?) немагнитную схему поиска.

— Ты, — шумел он, запуская руку в бумажные ленты на столе, — прочти все это. Прочти, не ленись.

— А я читал, наизусть помню.

— Что ты помнишь, горе мое? Там нет магнетизма. Луна-старушка не имеет магнетизма! Вот и не было никаких помех, и картинки не прыгали.

— Зато совсем пропали.

— Значит, искать надо.

— Надо. Пошли меня в командировку недельки на две.

— Куда?

— В Лахому.

Он забегал по кабинету. Позвонил, приказал принести карту.

— Кем я тебя пошлю, будь ты неладен? Кем? Туристом?..

Вот, говорят, едут писатели, целая группа. К ним примазаться? Так надо будет речи вести по-ихнему: реализм, эквилибризм…

— Я научусь, это не трудно.

— Какой прок? Тебе все равно гулять не придется. Вот, может быть, футбольная команда?.. — Он оглядел меня скептически. — Не возьмут. И мяч — это не магнитометр.

— А я согласен массажистом. Сделаю себе массажный прибор.

— Видали! Он всерьез! Я над ним издеваюсь, а он всерьез. Ага, вот и карту принесли… Я тебя в такое место пошлю… Я тебя к черту на кулички пошлю! Вот где твое место. — Он ладонью хлопал по карте. — Вот где!.. Земные силовые линии мешают. Как сетка! Заставляет она лучи входить в нее, переплетаться. Магнитный шатер мешает! А если поставить ловушку в точке схождения силовых линий? Как на дне воронки? Одна ловушка здесь, у нас, другая там. Получится треугольник, вершиной которого станет незримая точка. Мы с тобой в углах основания. Лучи, посылаемые нами, на вершине сомкнутся, и если они совпадут по фазе колебаний… Там будет фокус линзы, там… Я, пожалуй, так и сделаю, чтобы ты не приставал ко мне. Пошлю тебя туда. И не надо нам никакой Америки.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: