Однако, одновременно говорить и махать топором было трудновато.

— А можно посмотреть твой меч? — Лал долго ходил вокруг да около, но наконец решился спросить.

— Можно, — согласился Грэм. — Только тащи его сюда, а если мама будет спрашивать, скажи, что я разрешил.

Радостный Лал ускакал, а через пару минут вернулся, волоча за собой ножны с мечом. Он плюхнулся у забора на траву, положил меч себе на колени и спросил, уставив на Грэма просящие зеленые глаза:

— А можно его вынуть?

Тот кивнул, отложил топор и присел рядом на корточки. Лал благоговейно вытащил меч из ножен и стал его рассматривать с понимающим видом. Меч был отличным оружием. Достался он Грэму не слишком честным путем, но хуже от этого, конечно, не стал. Легкий клинок, покрытый тонкой узорной гравировкой, был отлично сбалансирован, а рукоять была обмотана полосками из выделанной кожи, чтобы не скользила в руке. Грэм понимал, что такое замечательное оружие не соответствует его мастерству и должно бы принадлежать более достойному воину. Впрочем, расстаться с мечом у него не хватало духу.

Лал с трудом оторвался от узоров на клинке и спросил:

— А почему у папы нет меча?

— Думается, твой папа неплохо улаживает свои дела и без меча, — улыбнулся Грэм.

— Разве с мечом не проще?

— Не всегда.

Лал не поверил. Он приподнялся и попытался взмахнуть мечом, но тот был для него тяжеловат, и он чуть не заехал себе по ноге.

— Осторожнее, — предупредил Грэм. — А то синяков себе понаставишь.

— Синяки — ерунда, — заявил Лал гордо и еще раз взмахнул мечом. Получалось у него не очень хорошо и он, самокритично сообщив, что не умеет, сказал Грэму: — Теперь ты.

Тот колебался недолго. Занятия с мечом всегда доставляли ему радость, а на корабле он был совершенно лишен возможности поупражняться.

— Только ты отойди подальше.

Грэм вышел на середину дворика. Тело его пело в предвкушении радости, забылась даже ноющая боль в плечах и содранные ладони. Он легко, будто играючи, прокрутил несколько «восьмерок», показал веерную защиту (с одним мечом она, конечно, выглядела не так эффектно, как с двумя) и сделал несколько выпадов. Лал смотрел на него восхищенными глазами.

— Я тоже хочу так! — заявил он. — Научишь меня?

— И не думай! — послышался голос Анастейжии. Оказывается, она стояла в дверях и наблюдала за фехтовальными упражнениями Грэма.

— Ну, ма-ам! — возмущенно завопил Лал.

— Мама права. Тебе подрасти немного надо, — сказал Грэм и со смущенной улыбкой посмотрел на Анастейжию. — Извини. Я вроде ничего тут не порушил — во всяком случае, пытался.

— Ты так красиво движешься, — улыбнулась и она. — С тобой кто-то занимался?

— Да. Отец.

С потухшей улыбкой Грэм отвернулся и вернул меч в ножны.

— Что с тобой? — удивилась Анастейжия.

— Его убили.

Она ахнула.

— Как это могло произойти?

Он довольно долго молчал, глядя в землю, а когда обернулся, во дворике не было ни Анастейжии, ни Лала.

Позже, убедившись, что дел для него пока нет, Грэм отправился в город. Меч он оставил дома, чтобы не привлекать внимания стражи.

Денег у него не осталось, а сидеть на шее у Брайана и его семейства он считал непозволительным. А потому решил поискать временную работу, для которой не требовалось особых знаний и умений. Он мог бы наняться в охрану, но очень уж хотелось хотя бы ненадолго почувствовать себя обычным человеком, который знать ничего не знает об оружии.

Каратские улочки складывались в бесконечный лабиринт, в котором ничего не стоило заблудиться. Сейчас Грэму очень пригодилась бы помощь Илис — девчонка наверняка отлично знала город и его окрестности. Грэм пожалел, что не подумал об этом раньше и не попросил Илис побыть его проводником на первых порах. Почему-то ему казалось, что она не откажется.

Через некоторое время Грэм понял, что приближается к центру. Улицы становились шире, дома — выше и богаче. Попадались даже двухэтажные здания, построенные из белого камня, слишком хорошо знакомого Грэму. Такой камень добывали в Самистре, и он очень ценился во всех королевствах. Грэм знал о его достоинствах все, но жить в доме, построенном из такого камня, не согласился бы и под угрозой смертной казни. Камень, впрочем, был красив, как и дома, из него построенные. Грэм до того засмотрелся на один из них, украшенный резными колоннами, что не сразу понял, в чем дело, когда его сильно толкнули. Ругнувшись, он повернулся — и тут же сам поспешил отступить к краю улицы. Посредине ее, расталкивая народ, продвигалась группа вооруженных солдат в полных доспехах. Действовали они очень решительно, покрикивая: "Дорогу! Дорогу! Пошел прочь! Дорогу!". Они не перетрудились — народ как-то очень охотно расступался в стороны и почтительно кланялся. Грэм кланяться не спешил, за что заработал свирепый взгляд одного из солдат. Зато он увидел, из-за кого поднялась вся кутерьма.

По освободившейся улице ехали несколько всадников. Все, кроме одного, были в роскошных доспехах — явно не боевых, — и при оружии. Сбруя на их скакунах, выступавших горделиво, изгибая высокие шеи, поражала богатством выделки. Тот, который не носил доспехов, отличался особенно высокомерным видом. Молодой вельможа лет двадцати пяти восседал на вороном коне, глядя поверх голов; почему-то он показался Грэму похожим на Илис, хотя его заостренное книзу лицо было убийственно серьезным. Он был весь в черном, а на груди сверкал и переливался всеми цветами радуги огромный медальон. Вероятно, он указывал на принадлежность владельца к какому-то знатному дому. Грэм, правда, не разбирался в истрийской геральдике, да и не мог со своего места разглядеть медальон в подробностях.

Взгляд молодого человека в черном привычно скользил по спинам согбенных в поклоне горожан, и вдруг наткнулся на Грэма, который по-прежнему стоял прямо. Грэм приготовился к скандалу, но вельможа только очень пристально посмотрел на него, словно запоминая, приподнял тонкие брови — и жестом остановил двоих солдат, бросившихся было к Грэму. Тот удивился и решил-таки слегка поклониться. И еще сильнее удивился, получив в ответ небрежный кивок — причем, поколебавшись, кивнули и свитские, — после чего вельможа вроде бы потерял к нему интерес и отвернулся.

Процессия скрылась за поворотом, народ кругом разгибал спины и двигался дальше, кто куда шел. Грэм тоже продолжил путь, раздумывая, что же могла значить произошедшая сцена. Нет сомнений, молодой человек — нобиль очень знатного рода, хорошо известный в Карате, а может, и во всей Истрии. Вельможа, привыкший к тому, что простые смертные оказывают ему почести. И Грэм никак не мог понять, что означал столь пристальный взгляд молодого человека и все эти ответные приветствия — небрежные, но все-таки! Впрочем, через минуту его посетила мысль, настолько неожиданная, что он даже приостановился и закусил губу. Этот «черный» нобиль мог знать его отца! А их внешнее сходство еще никто не оспаривал… Мысль нелепая, ведь от Истрии до Наи тысячи миль морского пространства, но что еще можно предположить?..

Грэм ходил до вечера, но не нашел для себя никакой работы. Истрийцы оказались очень недоверчивым народом, никто не хотел связываться с чужаком, который даже языка не знал. Только прорабу на одной из строек было все равно, кто таков Грэм и откуда он взялся — лишь бы работал на совесть. Но, как назло, ему нужен был каменотес, а Грэму очень не хотелось браться за эту работу, хоть он хорошо ее знал. Его так и передергивало, стоило только представить, что снова придется глотать каменную пыль. Однако, он не стал пока отказываться и попросил времени на раздумье. Прораб согласился подождать, только просил не очень затягивать с ответом.

Вечером Грэм рискнул поведать Брайану историю своего побега из отцовского дома. Как он и опасался, немедленно последовал вопрос:

— А что случилось с твоим отцом? Нэсти сказала, что его убили…