В свете ламп мелькали лица – целая галерея лиц. Поезд был полон настолько, что в вагонах первого класса можно было видеть неловких от смущения людей, явно чувствовавших себя не на месте в глубоких мягких креслах, испуганно ожидавших, что их вот-вот попросят отсюда. Она оставила всякую надежду найти свободное место в третьем классе, открыла дверь и, бросив журнал «Женщина и красота» на единственное свободное сиденье, пробралась к открытому окну, шагая через чьи-то ноги и выставленные в проход чемоданы. Паровоз был окутан паром, дым из трубы стлался над платформой, и трудно было разглядеть что-либо там, далеко, у входа.

Чьи-то пальцы дернули ее за рукав.

– Простите, – произнес какой-то толстяк, – если вам уже больше не нужно это окно, пустите меня. Я хочу купить шоколад.

Она попросила:

– Подождите минуточку, пожалуйста. Мой друг должен сейчас подойти.

– Но его ведь нет. Поздно уже. Не можете же вы монополизировать это окно. А мне нужно купить шоколад.

Толстяк отодвинул ее в сторону и замахал рукой. Перстень с изумрудом на его пальце засверкал в свете фонарей. Энн попыталась выглянуть из-за его плеча: он заполнил собой почти все окно.

– Мальчик, мальчик! – кричал толстяк, размахивая рукой с перстнем. Потом спросил: – Какой у тебя шоколад? Нет, я не хочу «Моторист». Мексиканский тоже не подойдет. Мне нужен сладкий.

Вдруг в небольшой просвет она увидела Матера. Он уже миновал контролера и бежал вдоль поезда, заглядывая в окна. Он искал ее в вагонах третьего класса, не обращая внимания на первый.

– Пустите, пустите меня, пожалуйста, – взмолилась она. – Вон мой друг, я его вижу!

– Минуточку, минуточку. А «Нестле» у тебя есть? Ну дай мне плитку за один шиллинг.

– Пожалуйста, пустите меня!

– А у вас нет помельче? Я не успею разменять десятку, – сказал мальчик.

Матер пробежал мимо: это ведь был вагон первого класса. Она забарабанила по стеклу, но он не услышал, раздавались свистки, дребезжали тележки носильщиков, заканчивалась погрузка вещей в багажный вагон. Захлопнулись двери, прозвучал последний сигнал, поезд двинулся.

– Очень прошу вас!

– Ну я же должен взять сдачу, – сказал толстяк. Мальчик бежал рядом с вагоном, отсчитывая мелочь в пухлую ладонь. Когда Энн наконец высунулась в окно, она смогла увидеть лишь темный, все уменьшавшийся силуэт у края платформы. Он так и не увидел ее. Пожилая женщина сказала ей:

– Нельзя так высовываться. Это опасно для жизни.

Она пошла, ступая по чужим ногам, к своему месту, чувствуя, как нарастает у сидящих неприязнь к ней. Казалось, каждый думал: «Что ей здесь надо? Какой смысл покупать билет в первый класс, если тут такие…»

Но Энн не позволила себе расплакаться. В голову лезли расхожие формулы вроде «Снявши голову, по волосам…» или – что через полсотни лет все это покажется ерундой. Это помогало. И все же ей стало неприятно, когда она разглядела на чемодане толстяка ярлык с названием станции назначения: сластена ехал туда же, куда и она, в Ноттвич. Толстяк сидел прямо против нее, три газеты – одна из них «Файнэншл таймс» – лежали у него на коленях. Он с наслаждением жевал приторный молочный шоколад.

Ворон, прикрыв губу платком, пересек Сохо, прошел по Оксфорд-стрит, потом вверх по Шарлотт-стрит. Идти так по центральным улицам было опасно, но еще опаснее было бы оставить губу открытой. Он свернул налево, потом – направо в узенький переулок, где большегрудые женщины в фартуках перекрикивались через дорогу, а молчаливые ребятишки искали что-то в сточной канаве. Ворон остановился у подъезда с медной табличкой: «Доктор Альфред Йогель, третий этаж». На втором располагалась североамериканская зубоврачебная фирма. Он поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Лестница пропахла тушеной капустой. На стене кто-то карандашом изобразил обнаженный женский торс.

Дверь открыла сестра в белой униформе – пожилая женщина с морщинистым злым лицом и выбившимися из-под несвежей косынки седыми волосами. Халат был грязный, в пятнах жира, запачканный то ли кровью, то ли йодом. Она принесла с собой резкий запах лекарств и хлорки. Увидев, что Ворон держит у рта платок, женщина произнесла:

– Зубной этажом ниже.

– Мне нужен доктор Йогель.

Женщина подозрительно оглядела его с головы до ног, взглядом оценивая темную фигуру в потрепанном пальто.

– Доктор занят.

– Я подожду.

Грязный коридор за ее спиной был освещен свисавшей с потолка лампочкой, голой, без абажура.

– Доктор не принимает пациентов в столь позднее время.

– Я заплачу за беспокойство, – сказал Ворон.

Она рассматривала его, словно швейцар в ночном клубе самого низкого пошиба. Потом сказала:

– Хорошо. Входите.

Он вошел за ней следом в приемную: такая же голая лампочка, стул, круглый дубовый стол, закрашенный темной краской. Сестра захлопнула за собой дверь в соседнюю комнату, оставив Ворона взаперти. За дверью послышался ее голос. Женщина все говорила и говорила. Ворон взял со стола журнал «Советы по домоводству» – других не было, да и этот двухгодичной давности, – и стал читать, механически, не вникая в смысл слов: «Сегодня очень модны голые стены, без украшений. Достаточно одной картины, чтобы создать необходимое цветовое пятно…»

Сестра открыла дверь и махнула ему рукой:

– Доктор вас примет.

Доктор Йогель мыл руки в тазу, укрепленном позади длинного желтого стола с вращающимся стулом. В кабинете не было другой мебели, кроме кухонного табурета, шкафчика и длинной кушетки. Доктор оказался жгучим брюнетом, похоже, он красил волосы – те, что еще остались: редкие черные, тщательно прилизанные пряди едва прикрывали лысину. Он обратил к Ворону полное, притворно добродушное лицо с чувственным ртом и жестким взглядом и произнес:

– Итак, чем мы можем вам помочь? – Чувствовалось, что он больше привык иметь дело с женщинами, чем с мужчинами.

Сестра стояла позади в напряженном ожидании.

Ворон отнял платок ото рта.

– Можете вы что-нибудь сделать с этой губой? Только по-быстрому.

Доктор Йогель подошел и пощупал губу пухлым указательным пальцем.

– Я ведь не хирург.

Ворон сказал:

– Я хорошо заплачу.

Доктор Йогель ответил:

– Но это дело хирурга. Это совсем не по моей части.

– Я понимаю, – сказал Ворон и в этот момент увидел, как быстро переглянулись врач и сестра. Доктор Йогель приподнял губу с двух сторон. У него были не очень чистые ногти. Внимательно посмотрев на Ворона, он сказал:

– Если бы вы могли прийти завтра, в десять… – от него слегка попахивало коньяком.

– Нет, – сказал Ворон. – Я хочу, чтобы это было сделано сейчас, немедленно.

– Десять фунтов, – быстро сказал доктор Йогель.

– Идет.

– Чеков я не беру.

– У меня деньги с собой.

Доктор Йогель сел за стол.

– Теперь, пожалуйста, назовите ваше имя…

– Вам незачем знать мое имя.

Доктор Йогель сказал очень мягко:

– Любое имя.

– Ну, скажем, Чамли.

– Ч-а-л-м-о-н-д…

– Нет, напишите просто Чамли.

Доктор Йогель заполнил листок и передал его сестре. Та вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Доктор Йогель достал из шкафчика поднос с инструментами. Ворон сказал:

– Свет слабый.

– Я привык, – возразил доктор Йогель. – У меня хорошее зрение. – Но когда он поднял к свету скальпель, рука его слегка дрожала. Он сказал мягко:

– Вам придется лечь на кушетку, старина.

Ворон лег.

– Я знал одну девушку, – сказал он, – которая к вам сюда приходила. Ее фамилия Пэйдж. Она говорила, вы все ей сделали очень здорово.

Доктор Йогель посетовал:

– Не надо бы ей об этом болтать.

– Ну что вы, – успокоил его Ворон, – я в жизни не подведу того, кто ко мне нормально относится.

Доктор Йогель взял из шкафа чемоданчик, с виду похожий на патефонный, и поставил его рядом с кушеткой. Извлек оттуда длинную трубку и маску. Мягко улыбнулся и сказал: