— Ходят слухи, будто на прошлой неделе были потоплены все рефрижераторные суда.
Пока она говорила, он обдумывал, что ему делать с португальским судном, которое должно подойти к причалу утром, как только снимут боны. Суда нейтральных стран приходили дважды в месяц, и молодые офицеры охотно устраивали туда вылазку, — это сулило возможность отведать чужую стряпню, выпить несколько рюмок настоящего вина и даже купить для своей девушки какое-нибудь украшение в судовой лавке. За это они должны были помочь береговой охране проверить паспорта и обыскать каюты подозрительных лиц, а всю тяжелую и неприятную работу выполняли агенты береговой охраны сами: в трюме они просеивали мешки риса в поисках алмазов, в раскаленной кухне залезали рукой в банки с салом, потрошили фаршированных индеек. Попытка найти несколько алмазов на пароходе водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн была бессмысленной; ни один злой волшебник из сказки не задавал бедной гусятнице такой невыполнимой задачи, однако всякий раз, когда судно входило в порт, ему сопутствовала шифрованная телеграмма: «Такой-то пассажир первого класса заподозрен в перевозке алмазов… под подозрением следующие члены судовой команды…» Никто ни разу ничего не нашел. Скоби подумал: завтра очередь Гарриса, с ним можно послать Фрезера, — я слишком стар для таких экскурсий. Пусть позабавится молодежь.
— В прошлый раз половина книг пришла подмоченной.
— Разве?
Судя по количеству машин, думал он, народа в клубе еще немного. Он выключил фары и стал ждать, чтобы Луиза вышла из машины, но она продолжала сидеть; лампочка на щитке освещала ее руку, сжатую в кулак.
— Ну, вот мы и приехали, — произнес он бодрым тоном, который посторонние принимали за признак глупости.
— Как ты думаешь, они уже знают? — спросила Луиза.
— О чем?
— О том, что тебя обошли.
— По-моему, детка, мы с этим вопросом уже покончили! Погляди, сколько генералов у нас обошли с начала войны! Подумаешь, велика птица — помощник начальника полиции!
— Да, но они меня не любят, — сказала она.
Бедная Луиза. Ужасно, когда тебя не любят. И он вспомнил свои переживания во время той, первой поездки, когда черные вспарывали шины и писали обидные слова на кузове его грузовика.
— Какая чепуха! Я просто не знаю, у кого больше друзей, чем у тебя. — И он стал вяло перечислять; — Миссис Галифакс, миссис Касл… — Но потом решил лучше не называть имен.
— Они там сидят и меня поджидают, — сказала она. — Так и ждут, чтобы я вошла… До чего мне не хочется сегодня вечером в клуб. Поедем лучше домой.
— Теперь уже нельзя. Вон подъехала машина миссис Касл. — Он сделал попытку рассмеяться. — Мы попались, Луиза. — Он увидел, как кулак разжался и сжался опять; влажная, никчемная пудра лежала, как слипшийся снег, в складках кожи.
— Ах, Тикки! — взмолилась она. — Ты ведь меня никогда не бросишь, правда? У меня совсем нет друзей, с тех пор как уехали Барлоу…
Он взял влажную ладонь и поцеловал ее; непривлекательность Луизы сжимала ему сердце и связывала по рукам и ногам.
Плечом к плечу, как полицейский патруль, они вошли в гостиную, где миссис Галифакс выдавала библиотечные книги. В жизни худшие ожидания редко оправдываются; вряд ли тут о них только что судачили.
— Чудно, чудно! — крикнула им миссис Галифакс. — Пришла новая книжка Клеменса Дейна!
Это была самая безобидная женщина в колонии; ее длинные волосы вечно были растрепаны, а в библиотечных книгах попадались шпильки, которыми она закладывала страницы. Скоби мог спокойно оставить жену в ее обществе — миссис Галифакс незлобива и не любит сплетничать, у нее слишком короткая память; она по нескольку раз перечитывает одни и те же романы, даже не подозревая этого.
Скоби подошел к группе людей на веранде. Санитарный инспектор Феллоуз за что-то свирепо выговаривал старшему помощнику начальника Рейту и морскому офицеру по фамилии Бригсток:
— В конце концов, это клуб, а не вокзальная закусочная!
С тех пор как Феллоуз перехватил у него дом, Скоби изо всех сил старался относиться к этому человеку с симпатией; его жизненные правила требовали проигрывать с улыбкой. Но порой ему бывало трудно хорошо относиться к Феллоузу. Вечерняя жара не красила этого человека: жидкие рыжие волосы слиплись, колючие усики стояли торчком, круглые глазки были выпучены, малиновые щеки пылали.
— Вот именно, — подтвердил Бригсток, слегка покачиваясь.
— Что тут у вас случилось? — спросил Скоби.
— Он считает, что мы недостаточно разборчивы, — сказал Рейт с той самодовольной иронией, какую позволяет себе только человек крайне разборчивый, — в свое время настолько разборчивый, что за его одинокий стол в Протекторате не допускался никто, кроме него самого.
Феллоуз запальчиво воскликнул, щупая для храбрости свой гвардейский галстук:
— Всему есть границы!
— Вот именно, — подтвердил Бригсток.
— Я знал, что у нас тут пойдет, когда мы сделали почетными членами клуба всех офицеров, — заявил Феллоуз. — Я знал, что рано или поздно они начнут водить сюда всякую шушеру! Поверьте, я не сноб, но в таком месте, как это, ограничения необходимы хотя бы ради наших дам. Тут ведь не то, что дома!
— Но что же все-таки случилось? — спросил Скоби.
— Почетным членам нельзя позволять приглашать гостей, — заявил Феллоуз. — На днях сюда привели рядового! Пускай они в армии играют в демократию, а мы не желаем этого терпеть! К тому же выпивки и так не хватает, без лишних ртов.
— Совершенно верно, — произнес Бригсток, пошатываясь еще заметнее.
— К сожалению, я все еще не понимаю, о чем идет речь, — сказал Скоби.
— Зубной врач из сорок девятого привел какого-то штатского по фамилии Уилсон, и этот Уилсон, видите ли, желает вступить в члены клуба. Это ставит всех нас в крайне неприятное положение!
— А чем он плох?
— Какой-то конторщик из ОАК! Мог бы вступить в клуб в Шарп-тауне. Зачем ему ездить сюда?
— Но ведь там клуб закрыт, — сказал Рейт.
— Что ж, это их вина, а не наша.
За спиной санитарного инспектора раскинулся беспредельный простор ночи. Вдоль края холма перемигивались огоньки светлячков, и фонарь патрульного катера в бухте отличался от них лишь своей неподвижностью.
— Пора затемнять окна, — сказал Рейт. — Пойдемте-ка лучше в комнаты.
— А где этот Уилсон? — спросил его Скоби.
— Вон там. Бедняге, видно, тоскливо. Он приехал всего несколько дней назад.
Уилсон смущенно стоял в лабиринте мягких кресел и делал вид, будто разглядывает карту на стене. Его бледное лицо потемнело, как сырая штукатурка. Тропический костюм он явно купил у какого-то торговца на пароходе, который сбыл ему залежалый товар: материю красновато-бурого оттенка украшали нелепые полоски.
— Вы Уилсон? — спросил его Рейт. — Я заметил сегодня вашу фамилию в списках у начальника административного департамента.
— Да, это я, — сказал Уилсон.
— Меня зовут Рейт. Я его старший помощник. А это Скоби, помощник начальника полиции.
— Я видел вас, сэр, сегодня возле гостиницы «Бедфорд», — сказал Уилсон.
Во всем его поведении, казалось Скоби, была какая-то беззащитность; он стоял, покорно ожидая людского приговора — одобрят его или осудят, — и ни на что не рассчитывал. Он был очень похож на собаку. Никто еще не нанес на его лицо тех черт, которые сделают его человеком.
— Хотите выпить, Уилсон?
— Не возражал бы, сэр.
— Это моя жена, — сказал Скоби. — Луиза, познакомься с мистером Уилсоном.
— Я уж слышала о мистере Уилсоне, — чопорно произнесла Луиза.
— Видите, какая вы знаменитость, — пошутил Скоби. — Простой смертный, а пробились в святая святых.
— Я и не подозревал, что нарушаю правила. Меня пригласил майор Купер.
— Да, чтобы не забыть, — сказал Рейт, — надо записаться к Куперу. По-моему, у меня флюс. — И он ускользнул в другой конец комнаты.
— Купер мне говорил, что тут есть библиотека, — пролепетал Уилсон. — И я понадеялся…