Вечером вместе с С.П. ездили в филиал Малого на колкеровский мюзикл по Сухово-Кобылину. Сначала все очень не понравилось, но постепенно увидел вдруг значительность этого спектакля. Все хорошо, и декорации, довольно условные, и актеры, и, конечно, Соломин, играющий Кречинского. Стареющий, без единой мысли о вечном, кот. Пришла в голову мысль, что недаром Кобылин выбирает для своего проходимца фамилию с польской огласовкой. Очень хорош и Расплюев Бочкарева. Сколько в нем бесшабашного, разгульного, но русского. И опять ассоциация по смежности: Польша отказалась выдавать российским властям нашего родного демократа Сергея Станкевича. В глазах москвичей он, конечно, жуликоват. Спектакль ирреален в своем ужасе, в конце спектакля на сцене появляются некие дьявольские топки из нержавеющей стали. Это, кажется, действует на зрителя. Кстати, зритель в Малом существенно отличается от посетителя «Табакерки». Какие-то раскрепощенные, но не наглые. Фигуры без претензий, много русских лиц.

18 апреля, суббота.

Ездил во второй половине дня на дачу, где я высыпаюсь единожды в неделю. Неужели раньше все люди жили в такой глубокой и спокойной тишине? Какое счастье, что на даче у меня не работает телевизор.

Утром ездил выступать на конференцию «Средства массовой информации и духовное состояние общества». Как всегда, сначала согласился, а потом пожалел. Зал был полон, я порадовался за публику, которая приходит сюда поговорить и пообщаться со своими. Но какое огромное количество нездоровых людей. Здесь же состоялась и моя встреча с коммунистами, которых все время поддерживаю. Но какое количество бездельников и как все они любят интриги. Вопрос остается все тот же: что такое социализм, что такое равенство, что такое социальные программы. Человечество надо любить со всеми его недостатками.

На даче я, коммунист, лег спать с мыслью о своей виновности и о Боге. Движение к Богу — это возрастной страх конца жизни или же созревание и понимание, что без него твоя жизнь не существует, она мертва?

20 апреля, понедельник.

В институте начались государственные экзамены по литературе. Второй год, как введен экзамен по словесности. Экзамены летят, будто вся комиссия куда-то торопится. Привычка проводить экзамены, как в литобъединении, будто все торопятся на совместную пьянку. Марку держит только Чудакова, которой все интересно, и Горшков, который принципиален. Хуже всех отвечает Сережа Мартынов, еле-еле ему натягивают «тройку». С Чудаковой поболтали о вчерашнем выступлении Зюганова, который обвинил Ельцина, что тот, дескать, на Пасху уехал в Японию, и страна осталась без пастыря. Член той партии, которая традиционно бывала безбожной. Воистину с этикой у того и у другого не все в порядке.

Очень понравились «Вопросы для зачета письменной работы IV курса», которые показала мне Чудакова. Каждому отвечающему она вручает контрольную работу, которую студент писал по этим вопросам на IV курсе. Работа перепечатана на машинке, и я сразу увидел здесь и собственную пользу: этот опрос или идеи студентов вставятся куда-нибудь в работу профессора.

21 апреля, вторник.

Ни один день не могу посвятить себе. Может быть, я скрываюсь за этой хозяйственно-руководящей работой? На экзаменах сегодня три «двойки» по словесности. Нарушу вузовские порядки и разрешу пересдать в конце сессии или с заочниками.

Вечером давал интервью Рен-ТВ. Теперь буду знать, что это брюзжащий канал. Приехала жуткая, с брезгливой миной девка и угрюмые операторы, распространяя везде дух недовольства. Говорили об «этической цензуре». Здесь я расхожусь с друзьями-коммунистами: я против смертной казни, против цензуры.

На семинаре разбирали пьесу Максима Курочкина. Он сделал большой прогресс, это хорошо. Его новая пьеса, при всей рациональности Максима, оказала на меня очень большое впечатление. Возникло что-то летящее, неожиданное, помимо логики. Из удач дня — согласие Саши Сегень на преподавание на заочном отделении.

С доски публикаций принесли мне статью Олеси Николаевой в «Независимой газете». Она теперь церковница, попадья, муж у нее настоятель в университетской церкви, где отпевали Гоголя. Теперь церковница Олеся выступает с позиции этой партии. Кстати, меня удивляет, как церковники охотно подбирают самых гибких, пластичных, всю жизнь прыгающих за сильными. Образец — В.Г. и многие другие, взял что ближе и понезатейливее. Образец забвения всякой этики. Мы ведь, кроме махания рукой в виде креста и поцелуев с неразборчивыми церковными иерархами, знаем, какое невиданное воровство не без его, полагаю, попустительства царит вокруг него.

Итак, статья «Пир духа» с запасниками». Музейная администрация не желает расставаться с сокровищами ризницы Троице-Сергиевой лавры». Вообще весь вопрос с культовыми произведениями искусств очень сложен. Не висит же Мадонна Рафаэля в соборе Святого Петра, хотя там находится Пьятта Микеланджело. Весь тон статьи «партийный» с подковырками. Будто не госпожа попадья и ее муж выучились на коммунистические деньги в Литературном институте, где разумно, в единственном институте страны, не преподавался атеизм. Будто не ее водили по музеям и коллекциям с этим самым «награбленным». Не ее ли отцу-инвалиду дали из казенного, распределенного и отрезанного писателям Сталиным, не им ли дали огромную дачу в Переделкино. Будто не ей лично, из тех же самых общих писательских средств, выделили и еще для ее семьи — дачонку. «Вполне закономерно, что с падением коммунистического режима началось медленное, частичное возвращение Церкви того, что было награблено у нее государством за семьдесят лет». Вот такой тон. Кстати, она мне сегодня встретилась во дворе и похристосовалась. Все-таки матушка. Ох, если бы она по-матерински занималась со студентами, внимательно читала бы их дипломы.

Вещи у меня не собраны. А через два дня я уезжаю в Багдад. Этот город до сих пор для меня лучший из городов мира. Не забыть бы купить Самиду каталоги.

22 апреля, среда.

С утра сидел на госэкзаменах по литературе. Отвечали ребята средне, хотя порадовал Эдик Поляков. Эти русские парни, если во что-то вгрызаются, то знают. Часто не умеют втереть очки экзаменатору, но суть знают, литературу чувствуют. Дотошно и принципиально работали Горшков и Лилеева. В результате у них оказалось три двойки. Вопрос надо было решать: или мы вслед за студентами признаемся в несерьезном отношении к экзамену, который только что ввели, или действительно надо поступать жестко. Двоим я перенес экзамены на конец экзаменационной сессии, а Бояриновой, у которой были недостаточные ответы по двум вопросам, на следующий год. Весь остальной день провел в хлопотах по институту, решал всевозможные хозяйственные, денежные и организационные дела. Традиционно отбивался от Светланы Викторовны с ее стремлением отчислить всех неуспевающих. В последний момент вычеркнул из приказа Сережу Гузева. Парень прогуливает, кажется, покуривает травку, но я его жалею. Потому что он пишет хорошие стихи. У него не менее двух несданных экзамена за прошлый семестр.