Чудовищным можно назвать случай, описанный в письме политработника штаба партизанских отрядов «Бати» А.Ф. Юрьева в политуправление Западного фронта: «.. .К нам стали переходить целые группы полицейских и сдаваться в плен с оружием. Правда, в первое время мы допустили некоторые ошибки, партизаны нескольких полицейских расстреляли. Был недавно такой случай: пришли к нам восемь человек и сдались в плен, среди них было два брата, а третий их брат был у нас партизаном, и не успели мы разобраться, как наш партизан тут же расстрелял обоих своих братьев, бывших полицейских; тут заговорила, видно, кровавая месть»[323].

Жертвами партизанского возмездия часто становились и семьи полицейских. «Непокорные деревни», превращенные в полицейские гарнизоны, уничтожались вместе с жителями. Действия подобного рода не только не считались в среде партизан чем-то ужасным, но воспринимались как вполне нормальное явление, обусловленное военными и идеологическими соображениями. Сомнительно, чтобы жестокость, с которой немцы устанавливали свой режим, не вызвала «адекватного ответа». Трудно не поверить и в то, что борьба полиции против партизан не подталкивала народных мстителей к самым радикальным мерам.

Например, в ноябре 1943 г. в Новосельском районе Ленинградской области (сегодня Стругокрасненский район Псковской области) была образована «оргтройка» во главе с бывшим начальником местного РО НКВД Н.П. Дурыгиным, бывшим председателем Степановского сельсовета Г.К. Лебедевым и бывшим участковым милиционером П. А. Григорьевым. По приказу «оргтройки» в районе совершались расправы над противниками советской власти. В частности, было убито 30 человек. В их числе были жены и дети (от двух до семи лет) полицейских. От действий «оргтройки» пострадали также и партизанские семьи, якобы заподозренные в связях с немцами.

Совершая расправы над семьями полицейских, партизаны хотели заставить стражей порядка бросить службу. Труднее было принудить к этому жителей сел и деревень, где в полиции состояли все мужчины. Тогда командование партизанских отрядов старалось наказать не только полицейских, но всех граждан.

Расправу над полицейскими учиняли не только партизаны, но и бойцы РККА. На один из таких случаев ссылается историк Д. Каров, рассказывающий о взятии города Невеля (Калининская область): «Советским войскам удалось захватить почти весь немецкий гарнизон и, конечно, всех жителей, включая и тех, кто рассчитывал уехать на запад. После взятия города началась расправа над населением, проводившаяся не только сотрудниками НКВД, но и воинскими частями. Сначала были собраны и повешены на площадях города те полицейские и их семейства, затем таким же образом были уничтожены служащие дорожной охраны, пожарные и работавшие при немецких частях (включая... грузчиков, слесарей, уборщиц и т.п.). Все они рассматривались как предатели Родины. Через три недели, в результате расстрелов, высылок и ухода части населения, в Невеле осталось не более 10 процентов... жителей»[324].

Примерно то же самое происходило в Краснодарском крае. Один из ветеранов, участвовавших в освобождении Кубани, вспоминал: «В период наступления наших войск на Кубани особое внимание уделялось гражданам, сотрудничающим с немецкой властью. При заходе в деревню я сразу же направлял разведгруппу по хатам, и они вылавливали всех полицаев и старосту. Задержанные без долгих разговоров ставились к стенке и расстреливались. Уловив суть происходящего, другие полицаи в период вступления в станицу передовых армейских частей прятались в отдаленных местах и лишь после прихода НКВД с повинной возвращались в деревню. Из явившихся с повинной наши формировали штрафные отряды и использовали их на фронте»[325].

Кстати, именно в Краснодаре с 14 по 17 июля 1943 г. прошел один из самых известных процессов военных лет над военными преступниками и их пособниками. На скамье подсудимых оказались виновные в уничтожении еврейского населения служащие зондеркоманды СС 10а В.П. Тищенко, И.А. Речкалов, М.П. Ластовин, Н.С. Пушкарев, Т.Н. Мисан, Ю.М. Напцок, И.Ф. Котомцев, И.Ф. Кладов, Т.П. Тучков, B.C. Павлов и И.И. Парамонов. Практически все они начали свою службу у оккупантов в органах вспомогательной полиции. Большинство подсудимых было приговорено к смертной казни через повешение, а Тучков, Павлов и Парамонов — к двадцати годам каторжных работ («как менее активных пособников, уличенных в оказании содействия немецко-фашистским злодеяниям»)[326].

Еще одним процессом, получившим широкий общественный резонанс, стал суд над участниками ликвидации краснодонского подполья следователем М. Кулешовым, юным провокатором Г. Почепцовым и отчимом последнего — тайным агентом полиции В. Громовым. Трибунал заседал в августе 1943 г., признал указанных лиц виновными в измене Родине и приговорил к расстрелу с конфискацией имущества. 19 сентября коллаборационистов повесили в присутствии более 5 тысяч жителей Краснодона.

Что касается других полицейских, причастных к расправе над «Молодой гвардией», то далеко не все из них понесли кару советского правосудия. Так, начальник краснодонской полиции Соликовский и его заместитель Захаров отступили вместе с немецкими войсками, и найти их в последующем не удалось. Впоследствии удалось разыскать и привлечь к ответственности лишь немногих. Следователя полиции Т. Усачева, позднее служившего в казачьих формированиях вермахта, в мае 1945 г. интернировали и передали СССР английские войска. Заместителя начальника краснодонской полиции В. Подтыннош (он изменил биографические данные и лейтенантом продолжил службу в Красной армии, был ранен, награжден орденами и медалями) опознали лишь в 1959 г. Подтынного приговорили к 15 годам лишения свободы, но затем этот приговор «за мягкостью меры наказания» был опротестован, и в 1960 г. Подтынного приговорил к расстрелу. Аналогично сложилась судьба полицейского И.И. Мельникова, принимавшего участие в обысках, облавах и арестах краснодонских подпольщиков. В 1944 г. он сумел скрыть свое прошлое, был мобилизован в Красную армию, был награжден медалью «За отвагу». Арестовали Мельникова в мае 1965 г. 16 декабря он был осужден к расстрелу, а 4 апреля 1966 г. приговор привели в исполнение[327].

Известен ряд случаев, когда пособникам оккупантов, арестованным советскими органами, удавалось избежать смертельной казни. Поразительным в этом смысле выглядит судьба исполняющего обязанности начальника Иванинской полиции Курской области П.К. Меснянкина. Этот выходец из кулацкой семьи и бывший военнослужащий РККА за время службы в полиции снискал уважение местного населения тем, что «не зверствовал, а, наоборот, арестовывал лишь полицейских и старост, которые бесчинствовали по отношению к жителям»[328].

После освобождения Иванинского района частями Красной армии он не стал бежать из села, был арестован и допрошен в особом отделе одного из соединений. Там он все правдиво рассказал, покаялся и, в силу того, что за него ходатайствовали местные жители, избежал смертной казни, которую постановлением Военного совета 60-й армии ему заменили службой в штрафной роте. За проявленный героизм его досрочно освободили и направили в 65-ю армию. Однако на новом месте службы работники контрразведки почему-то решили, что Меснянкин недостаточно искупил вину перед Родиной. В итоге он вновь оказался в штрафной роте. Бывший начальник полиции выжил и в этот раз, а после освобождения продолжал героически воевать, рвался в бой и первым в 1285-м полку стал Героем Советского Союза. После окончания войны Меснянкин продолжил службу в Советской армии, стал офицером, однако 5 апреля 1948 г., будучи командиром взвода 690-го артиллерийского полка, был арестован и срочно этапирован в Москву. В Главном управлении контрразведки МГБ СССР ему в который раз предъявили обвинение в измене Родине. В августе того же года он за совершение преступления, предусмотренного ст. 58—16 УК РСФСР, был направлен в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет[329].