Бойцы со случайных пайков, с сушеной воблы и прогорклой крупы перешли на щедрое довольствие, какое только было возможно в то суровое время. Повар Антоныч развернул свои кулинарные способности: из одной коняги ухитрялся приготовить и добрый суп, и перловую кашу с мясом для целого дивизиона со службами.
Держалась небывалая жара, горячий ветер поднимал облака пыли, и она оседала на тополя, на кусты желтой акации. У бассейнов стояли очереди за водой, не было хлеба. И все-таки в городе кипела жизнь. Призывные пункты атаковали добровольцы. То и дело по Сумской, Екатеринославской и Мироносицкой проходили с песнями отряды комсомольской молодежи с винтовками на плече.
Сто потов сходило с Леньки, пока он вместе с друзьями метался по городу со всякими поручениями. Если удавалось что-нибудь раздобыть в местном гарнизоне, тащил на себе через весь город, терпел, но был доволен: прибавлялись запасы, бойцы трудились не напрасно.
В городе всюду пестрели лозунги, призывающие к борьбе с Врангелем. Ленька любил рассматривать плакаты. Особенно понравился ему рисунок в стеклянной витрине на Сумской. С горы мчится красный всадник, в руках - длиннющая пика, а на ней, как жуки на булавке, нанизаны белогвардейские генералы: Колчак, Юденич, Деникин. И лишь один маленький человечек-козявка с надписью: «Врангель» замахнулся на всадника саблей. Смешным и жалким выглядел черный барон перед грозным кавалеристом-великаном.
Хороший плакат, ничего не скажешь! Только Ленька нарисовал бы по-своему: слетелись отовсюду стервятники - Пилсудский, Керзон, Ллойд Джордж - и напали на молодого сильного орленка. А у него гордая надпись на груди: «РСФСР». Хотят хищники заклевать орленка, да не получается. Расправил он могучие крылья и р-раз! - пух и перья летят. Два! - и кубарем закувыркался лорд Керзон. Всех победил бы красный орленок на Ленькином плакате!
Буденновский эшелон стали выводить на главный путь. Подошел маневровый паровозик - грязный, с заплатками на боках, и стал перегонять вагоны взад-вперед. Наконец он вытащил длинный состав из тупика. Вереница вагонов, готовясь в дальний путь, подкатила к перрону вокзала.
На смену маневровому паровозу пришел новенький, блестевший свежей покраской большой и сильный паровоз. Он весь был расписан лозунгами и рисунками. Спереди - большая красная звезда, а по тендеру надпись: «Да здравствует коммунизм во всем мире и дорогой Ильич, руководитель его!»
6
Бывают же неожиданности: перед отправлением Ленька столкнулся на вокзале с Тонькой. Сначала подумал, что обознался, - слишком невероятной казалась эта встреча. Но это была Тонька. Коротко подстриженная, в Абдулкиной кепке, в красной блузке, сшитой из генеральской подкладки, с фанерным баульчиком в руках, она растерянно оглядывалась по сторонам. Ее толкали, а она хмурила лоб, точно соображала, что делать и куда идти.
Все еще не веря своим глазам, Ленька окликнул:
- Тоня!
Девочка вздрогнула, всмотрелась и заулыбалась:
- Ой, Леня, чи я тебя бачу?
- Меня, а ты куда собралась?
- На рабфак еду... Аж в Москву.
- Гляди-ка... - удивился Ленька. - Кто же тебя послал?
- Райком.
- А ты разве комсомолка?
- Теперь да, - серьезно и с чувством гордости ответила девочка.
- Ишь ты!..
- А ты думал, что только вам, мужчинам, можно, а нам, женщинам, нельзя? - с озорной улыбкой проговорила Тонька и вдруг погрустнела: - Мама у нас умерла...
- Жалко, - посочувствовал Ленька. - А где Абдулка?
- На заводе работает молотобойцем. Бронепоезд клепают. А ночью с винтовкой на посту дежурит. А ты почему на фронт не уехал?
- Судьба переменилась: едем Врангеля бить.
- Лень, возьми меня с собой, - доверчиво попросила Тонька.
- Вот еще выдумала. Ты же учиться едешь.
- Возьми, я умею раненых перевязывать.
- Нельзя. Война по шутка...
- Подумаешь, герой! - вдруг обиделась Тонька. - А я все равно пойду воевать. Партизанкой заделаюсь, и никто меня не узнает. Наряжусь цыганкой и стану дурачить белогвардейцев, гадать им на картах: «В огне не сгоришь, соколик, в воде не утонешь...» А сама буду подсматривать, где у них оружие.
- Думаешь, это просто: подошел и посмотрел. Ладно, бросим об этом разговор... Как там ребята поживают?
- После твоего отъезда все подались в райком. Уча стал требовать, чтобы его взяли на фронт. Ему ответили: «Инвалидов не берем». - «Эге, я такой инвалид, что лучше вас воевать буду!» И настоял: взяли его рассыльным в городской военкомат. Теперь в шинели на велосипеде разъезжает, одной ногой педаль крутит, да так, что на лошади не догонишь. Валетка твой жив-здоров. Я нарочно бегала проведать. Узнал меня и не хотел отходить. Даже слезы на глазах у него выступили. Ей-богу, не вру...
Вдоль эшелона бодро шагал Ока Иванович рядом с незнакомым командиром. Он заметил Леньку и остановился.
- Ефим Афанасьевич, ну ты посмотри: в каждом городе у этого парня зазноба...
- Отчаянная голова! - сказал незнакомый командир.
- Так-то оно так, да только и отчаянную голову можно потерять.
Ленька чувствовал себя неловко и делал вид, будто ничего не слыхал.
- Кто это? - шепотом спросила у него Тонька.
- Командарм Второй Конной, Ока Иванович Городовиков.
Тонька хихикнула.
- Ты чего? - строго спросил Ленька, обидевшись.
- Маленький какой...
- Не маленький, а низкого роста, - недовольно проговорил Ленька. - Маленький, да удаленький. Знаешь, как он шашкой орудует? Никто с ним сравниться не может. Один только Семен Михайлович...
Вдали вспыхнул зеленый глаз семафора. Бойцы засуетились у вагонов. Тонька погрустнела: не успели увидеться - и опять расставанье...
- Землянку твою я на щепку закрыла... Тетя Матрена еще не вернулась.
Не зная, как выразить свою нежность, Тонька притронулась к руке друга, погладила ее и застеснялась нечаянной ласки. Потом она что-то вспомнила, открыла баул и вынула круглое зеркальце с женской головкой.
- Возьми.
- Зачем оно мне?
- Бери же...
- Ты меня и так задарила... Ну что я с зеркалом буду делать?
- Глянешь и меня вспомнишь...
- Прощай, Тоня! Может, еще свидимся.
- Лёнка, цалуй невеста, поехали! - послышался голос Махметки.
Вагоны тронулись. Ленька на ходу ухватился за железную скобу, и его втащили друзья.
Кто-то затянул песню, другой заиграл на расческе, третий размахивал буденовкой. А Тонька стояла на перроне с баульчиком, улыбалась сквозь слезы и махала рукой.
Скоро поезд скрылся вдали.
Глава четвертая. НА ВРАНГЕЛЯ!
Наш паровоз мы пустим в ход,
Такой, какой нам нужно.
И пусть создастся только фронт,
Пойдем врагов бить дружно!
1
Зачиналось утро. Солнце вставало над горизонтом, и тени на земле были еще длинными и синими. Ночью прошел дождь, и степь лежала умытая, нежно-зеленая. Пахло горьковатой полынью и чабрецом.
С верхней полки вагона Ленька смотрел в окно. Опять проплывали мимо родные шахтерские дали. Куда ни глянь, все разбито, поломано. На телеграфных столбах оборваны провода, и сидят насупившиеся коршуны. Валяется под откосом опрокинутый паровоз с помятой трубой, он заржавел и зарос одуванчиками. А дальше торчат обгорелые сваи моста, черными обрубками выглядывают из воды.
Чего только не передумал Ленька в то утро! Вспоминалась встреча с Тонькой. До чего отчаянная девчонка: в Москву укатила. А Москва - мечта и сказка. Ведь там Ленин живет!
Случилось бы сейчас чудо: открылась дверь, и вошел Ленин. «Здравствуйте. Владимир Ильич». - «Здравствуй, Леня, как поживаешь?» - «Ничего, хорошо живу, товарищ Ленин, бьюсь за волю народную». - «Спасибо. А то видишь, что у нас буржуи натворили: все разрушили». - «Не горюйте, Владимир Ильич, мы все построим заново, дайте только Врангеля разбить». - «Правильно, обязательно надо отстоять Коммуну... И я надеюсь на тебя, Леня, и на Махметку, и на всех твоих товарищей надеюсь».