- Ты отвечаешь так, как будто с тобой ведут мирные переговоры. Ты в контрразведке, понимаешь?

Сергей молчал.

- Сколько лет?

- Моим летам счету нет. Я бессмертный...

Офицеры засмеялись. Туркул встал, и два Георгиевских креста на его груди звякнули и закачались.

- Бессмертен один господь. А ты у меня три раза умрешь.

- Комсомольцы не умирают.

- Заставим, - спокойно и уверенно проговорил Туркул и вдруг ожег плетью Сергея раз и другой. С головы потекла кровь, закапала, обливая рубаху.

Рывком оттолкнувшись от стены, Ленька бросился было на помощь.

- Что вы делаете, белые гады!

- Стой и смотри, дойдет и твоя очередь, - сказал Туркул и так посмотрел на Леньку, точно саблей полоснул по лицу.

Чеченец держал пленного левой рукой за грудки, а правой занес шашку. Жалко, руки были связаны, а то бы узнали враги нашу силу...

- Ну вот что, - сказал Туркул, зачем-то вытирая руки о носовой платок. - Разговор у меня короткий. Во время налета на штаб Терско-Астраханского полка вы убили моего брата. Ты присутствовал при этом?

- Жалею, что меня там не было, - тяжело дыша и облизывая сухие губы, проговорил Сергей.

Офицеры переглянулись. Каретников сказал Туркулу:

- Кажется, говорит правду... - Контрразведчик быстро взглянул на Леньку и, наклонившись к полковнику, что-то сказал ему.

Тот отвечал так же тихо:

- Найдите и вызовите.

- Слушаюсь.

Каретников вышел, и было слышно, как он отдавал распоряжение дежурному вызвать кого-то.

Охранник-чеченец, карауливший Леньку, почувствовал, что речь идет о его пленнике, и крепче сжал шашку.

Но Ленька и сам понимал: нет никакой надежды на спасение.

В окно было видно, как по двору ходили казаки в папахах с кокардами, в суконных погонах. Вот один несет под мышкой гуся, к нему подошел другой, обнажил шашку, и оба они пошли с гусем в сарай. Мимо двора проехала кавалерия с длинными пиками. Они пели старинную казачью песню:

- Солдатушки, бравы ребятушки,

А есть у вас тетки?

- Есть у нас и тетки -

Две косушки водки,

Вот где наши тетки!..

Когда Каретников вернулся, допрос продолжался.

- Где расположены части вашей разбойничьей армии?

- У нас таких нет.

- Молчать!

- Сам молчи, белая мразь! - ответил Сергей, не глядя на Туркула.

Неожиданно раздался топот копыт, и во двор влетел на темно-сером коне всадник. На нём лихо сидела белая папаха и такая же черкеска. Он картинно спрыгнул на ходу с коня, небрежно бросил на седло поводья, и, придерживая рукой серебряный кинжал спереди, легко взбежал по ступенькам. «Тоже какой-нибудь князек», - подумал Ленька, и в эту минуту открылась дверь. Офицер в черкеске весело звякнул шпорами и козырнул:

- Имею честь явиться, господа офицеры. Вы меня вызывали?

Заметив, что ни полковник, ни его помощник не выразили особой радости и продолжали молчать, прибывший понял, что ведется допрос. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, и он покосился на пленников. Туркул спросил у него, кивнув в сторону Сергея:

- Господин поручик, вы знаете этих людей? Были они во время налета на штаб в Белоцерковке?

Судьба явно смеялась над Ленькой. Как в воду смотрел Ока Иванович, когда говорил Леньке: «Хорошо, если ты один поплатишься за свою ошибку, за то, что отпустил врага. А если товарищей подведешь?..»

С видом надменным и брезгливым присматривался Шатохин к Сергею, зашел с одной стороны, о другой.

- Никак нет, господин полковник, - сказал он. - Этого не помню. Во всяком случае, я его не видел.

- А другой?

Вид у Леньки был страшный: черное лицо в кровавых подтеках. Шатохин долго вглядывался в него, узнавал и не узнавал. Потом отступил на шаг, будто испугался:

- Этот был!.. Клянусь честью офицера... Он участвовал в налёте на штаб, сидел в автомобиле. Я его отлично помню, он был в форме подпоручика. Господин полковник, если возможно... я вам ручаюсь...

Ленька не расслышал, о чем просил кадет. Старшие офицеры медлили с ответом, точно сомневались, нужно ли поступить так, как предлагает Шатохин. Потом Туркул позвал дежурного и одними бровями показал на Леньку:

- Этого увести... А с тобой, бессмертный, мы еще не закончили разговор.

Сережка, Сережка... Рваный рукав свисает с плеча и видно обожженное тело. Растрепаны волосы, губы почернели, а во всем облике смертельная усталость. Но держит он себя твердо. Наверно, хочет показать младшему братишке пример стойкости... Не бойся, Сережка, выдержу.

Когда Леньку увели, он слышал позади глухие удары и то, как Сергей отплевывался кровью и кричал:

- Оглянитесь, гады, красная месть идет за вами!

3

Толкая прикладом в спину, Леньку вели по двору. Почему так много белогвардейцев собралось вокруг и они смотрят на него?

- Энтот, что ли? - спрашивали друг у друга солдаты.

- Он...

- Ишь, нехристь большевистская... Дай ему с левой, Матвей.

- Можно! - И казак в приплюснутом картузе подошел, чтобы ударить Леньку, но конвойный не допустил.

- Дай я его отправлю на тот свет, - продолжал моложавый казачина с пышным чубом.

- Я сказал, не трожьте! - сердился конвоир и толкал пленника прикладом, чтобы пошевеливался.

Леньку заперли в пустой хате, где было несколько окон, забитых снаружи досками. В полумраке виднелась широкая лавка у стены. Он присел на краю и прислушался.

Вечерело. Где-то далеко пропел петух, заблеяли овцы: должно быть, с поля возвращалось стадо. И опять донеслась негромкая песня:

- Солдатушки, бравы ребятушки,

А где ваши дети?

- Наши дети - пушки на лафете,

Вот где наши дети!..

Со связанными руками, шатаясь, Ленька обошел комнату в надежде найти хоть глоток воды. Пол в хате был земляной, и пахло сыростью. Но он не нашел воды. Под ногами хрустели зерна рассыпанной пшеницы: наверное, раньше здесь хранили зерно, а потом сделали тюрьму.

Он вернулся и снова сел на лавку. Позади раздался шорох. Ленька оглянулся и увидел крысу. Потом пробежала вторая. И Леньку взяла тоска. Вспомнил он Кампанеллу, ученого монаха. У того тоже в «крокодиловой яме» бегали крысы. Только был он прикован цепями и стоял по колено в грязи. От этих дум Леньке показались не трудными его испытания. Куда ему равняться с Кампанеллой! Только и сходство у них, что оба за Коммуну борются...

Загремел замок. Пригнувшись, в хату вошел часовой, пошарил фонарем по стенам, остановился на Леньке и приказал:

- Встать!

Ленька не пошевелился, да и тяжело было подниматься: болели связанные за спиной руки.

По легкой надменной походке, а потом и по белой черкеске с кинжалом узнал Ленька своего заклятого врага. Часовой, передавая Шатохину фонарь, осветил дорогой кинжал на поясе и засученные по локоть рукава.

- Иди, голубчик, оставь нас одних, - сказал Шатохин почти ласково.

Солдат вышел, прикрыв за собой дверь.

Должно быть, знал подлый кадет, что руки у Леньки связаны за спиной, знал и потому вел себя уверенно. Вот он направил луч света в лицо пленнику и заставил зажмуриться, наклонить голову.

- Я пришел спросить, какое дерево ты больше любишь: осину или дуб? Там делают виселицу, и я хотел предоставить тебе право выбора.

Знал Ленька, что будет кадет паясничать, разыгрывать из себя победителя.

- Что же ты молчишь? Пожалуй, лучше дуб. А то бывали случаи, когда перекладина обламывалась. - Ленька не отвечал, с ненавистью оглядывая врага. - Ладно, шутки в сторону. Давай продолжим разговор.

- Мне с тобой не о чем говорить. Пуля по тебе плачет, буржуйский выродок.

- Ой как страшно... Страшнее, чем тогда, в балке, когда ты побоялся в меня стрелять и убежал.