– А зачем? Я не воровка, не шпионка, мне нечего прятать от порядочных людей.

Подошла к окну, раскрыла створки и приветливо помахала кому-то во дворе.

Тимур не слишком удивился. Временные дамы, которые периодически попадали в просторную ванную, тоже, на радость дворовым пацанам, не слишком озабочивались задергивать клеенчатые шторы на окне. А самая постоянная из временных, тридцатилетняя продавщица, даже ловила извращенный кайф: скидывала шмотье в комнате и голышом шла в ванную горделивым шагом театральной примы, каждый раз провозглашая: «Ну что, дадим представление сосункам?» Вот и Марина поступила в духе времени: нудизм был закономерным третьим шагом после мини-юбок и бикини топлесс. К тому же когда и показать себя ладно скроенной девчонке, как не в девятнадцать.

И все же Тимур чувствовал нарастающее раздражение: он ни хрена не понимал. Кто она? Чего хочет? Зачем пришла? Как себя с ней вести? Он давно принимал людей такими, какие есть. Но она – какая? Тимур привык сразу понимать окружающее, да и нельзя было иначе при его профессии – а тут не понимал ни хрена.

Страсть? Но в ней, хоть одетой, хоть голой, на страсть не было ни намека. Деньги? С этим все выяснили, корыстью не пахнет. Что тогда?

Впрочем, хоть с пониманием, хоть без, красивое тело все равно красивое тело, и это ощущение вытеснило все остальные. И Тимур постарался, как умел, порадовать это тело – а умел он немало. Но и тут вышел облом: хотел ее довести до высшего кайфа, до стона и крика, до звериного беспамятства – а вышло, что сам дошел. Отвалился, упал на спину, глаза в потолок. И тупо молчал. В самом деле дурак.

Девчонка сказала ласково:

– Да не переживай ты. Ты классный мужик. Тут во мне дело. Понимаешь – я фригидна. На все сто фригидна, и надежды никакой нет. Я Буратина, меня из полена вырезали. Деревяшка, Буратина, даже кликуха у меня такая. Что же, вешаться теперь? Вот и живу.

– А тогда зачем тебе все это? – глухо поинтересовался он.

– Как зачем? Тебе же хорошо?

– То мне.

– Ну, и слава Богу. Тебе хорошо, значит, и мне хорошо. Хоть на что-то пригодилась. Женщина должна на что-то годиться, вот я и пригодилась.

– Сестра милосердия?

Она засмеялась:

– А ты молодец! Хоть и дурак, а прямо в точку.

Прикалывается? А черт ее знает!

Спрашивать дальше было бы совсем глупо. Трахнул молоденькую девчонку, и еще допытывать что и почему…

– Есть небось хочешь? – спросил он.

– Умеренно. А ты?

– Тоже умеренно.

Не одеваясь, она прошла на кухню, пошуршала пакетами в холодильнике. На яичницу с колбасой хватило.

– Ты чего, не работаешь? – спросила она.

– Не, – вдаваться в подробности он не стал, – у меня что-то вроде пенсии.

– Везет же! – позавидовала девчонка. – Военный, что ли?

– Частично… А ты?

– Неделя, как уволилась. Точнее, выгнали.

– За что?

– За дело. Три дня прогуляла. Начальница только что морду не набила, и на том спасибо.

– А где работала? – спросил он с надеждой хоть что-то понять. Ответ, однако, не принес ясности:

– В клинике, палатной сестрой. Хотя какая я сестра, смех один. То ли нянька, то ли поломойка. Просто титул дали, чтобы обидно не было.

Попили чаю с лимоном и шоколадками – шоколад Тимур, для смеху, любил. Девчонка помыла посуду, разложила тарелки в сушку. И это обыденное действо опять повергло его в тяжкое недоумение.

Бред какой-то! Что происходит? Девчонка на улице сама прикадрилась. В койку легла, зачем – хрен ее знает. Яичницу зажарила. Теперь вот посуду моет. Бред! Что, зачем, почему?

Когда-то его учили все понимать. Хорошо учили. Выучился. Понимал. И это понимание спасало в разных ситуациях, где иначе бы не выжил. А девчонку понять не может. Хоть бы трусики надела!

Трусики она надела. Потом спросила:

– Чего делать будем?

– А ты чего хотела бы?

– Мало ли чего, – сказала она, – хотеть не вредно. Но это людям состоятельным. Бедным лучше ничего не хотеть, нервы здоровее будут.

– А если деньги достану?

– Смотря сколько, – сказала она рассудительно, – если сто рублей, купим мороженое, если триста, сходим в «Макдоналдс», если пятьсот…

Она задумалась, и он озадачил:

– А если штука?

– Тогда мы миллионеры, – сказала она, – тогда съездим в Звенигород.

– А чего там?

– Говорят, красиво, а я не была. И название какое, смотри – Звенигород!

– Название хорошее, – согласился Тимур.

Зарплата у него была послезавтра, и если бы вчера с Генкой не просадили всю наличность… Еще имелся вклад в банке, положенный на срок, но искать сберкнижку и переть в Измайлово было совсем уж не в масть.

– Квартира у тебя классная, – сказала она, – ходишь как бомж, а берлога в норме. Папина еще?

– Папина, – согласился он, – сперва папина, потом мамина, теперь вот моя.

Квартиру у него хотели увести, он не дал. Когда вернулся после трех лет, у жены был другой мужик. Тимура это не удивило и не обидело. Три года – срок большой, бабы – народ не железный, да и не было у них такой любви, чтобы ждать и мечтать о встрече. Письма и то писала раз в месяц, потом вовсе замолчала. О приезде дал знать, встретила в аэропорту и уже в такси сказала, что надо поговорить. Что надо, он и сам понял. Но трагедию в этом не увидел. Когда человека убивают, это трагедия. А тут… что тут! Рядовая житейская незадача. У всех бывает. Ладно, пожили пять лет, и слава Богу. Теперь старая жизнь кончилась, значит, будет какая-нибудь другая.

Когда приехали, она сразу поставила разогревать обед. Тимур сел за кухонный стол.

– Ну, давай.

– Ты же умный, – сказала она.

– Мужик хоть хороший?

– Хороший. По крайней мере, не плохой.

– Ну, тогда ладно. За любовь не судят. Дня за два соберешься?

Она не сразу ответила, и видно было, как бледнеет.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Ну, не я же.

Теперь пауза была подольше.

– Можно же решить по-человечески.

– Это как?

– Ну, допустим, квартиру разменять.

– А зачем? У тебя мужик, он и решит все проблемы. Он что, к себе не берет?

На этот раз она молчала долго.

– У него семья, он им квартиру оставил. Двое детей.

– Это же не мои дети.

Он говорил спокойно, а внутри все горело от злости. Что ушла – ладно, ушла и ушла. А что они с неплохим мужиком норовят решить за его счет жилищную проблему – это перебор. Еще какой перебор!

– А с ним поговорить не хочешь?

И опять он спросил:

– А зачем? Он мне кто?

Она сказала:

– Мне бы не хотелось, чтобы вы с ним стали врагами.

Тимур пожал плечами:

– А он мне не враг. Он у меня жену не увел, просто поднял, что плохо лежало.

Двух дней не понадобилось – она собрала вещи за полчаса. Неплохому мужику звонить не стала, вызвала такси. Шофер вынес на улицу два чемодана и большой мешок с мягкими вещами.

История все же имела продолжение: недели три спустя, вечером, когда возвращался домой, в подъезд за ним вошли двое, а внутри ждал еще один, с железной трубой. Парни были крупные, но средней умелости, на узкой лестнице только мешали друг другу. Двоих он уложил, третьего спросил:

– Убить или покалечить?

Труба была уже у Тимура, да ему и труба была без надобности.

– Не надо, – сказал парень, – мы же не сами, мы от фирмы, нам сказали попугать…

Лежачих не бьют, но этих было можно. Метелить от души было бы непрофессионально, поэтому каждому автоматическим движением порвал связку на запястье, месяца на два выключив из грязной работы. Хотя кто его знает, какая работа на любимой родине была к тому времени чистой, а какая грязной. Третьего не тронул, может, потому, что парень безропотно выложил всю информацию.

Хозяин фирмы не берегся и не прятался, охранник его провожал один, и то лишь до подъезда. Тимур дождался фирмача тем же вечером. Вступать в процесс не хотелось, поэтому только спросил:

– Что с тобой делать?

Видимо, мужику уже донесли, какой вышел облом. Он молча достал бумажник и вынул все деньги, какие были. Тимур деньги взял, они были законные. Сказал: