СЛОВО 11

О богатстве и бедности

Когда ты видишь, что кто-нибудь незаслуженно пользуется богатством, не называй его счастливым, не считай достойным соревнования, не осуждай промысл Божий, не думай, что настоящая жизнь течет беспричинно и бесцельно. Вспомни о богаче и Лазаре, - как первый достиг последних пределов богатства и роскоши, будучи жестоким, лютым, бесчеловечным и свирепее всех собак, - и в самом деле, последние сожалели бедняка и служили ему, не ленясь лизать языком своим раны, покрывавшие все его тело, а тот не давал ему даже и крох, - между тем как бедный Лазарь, этот истинно богатый, истинно живущий в довольстве, впал в самую крайнюю бедность, лишен был даже самой необходимой пищи, и боролся с болезнью и постоянным голодом. Одине имел более, чем нужно, а другой не пользовался даже и соответственными необходимым потребностям средствами. И, однако, он не возроптал, не стал обвинять Бога и порицать промысл. Итак, не безрассудно ли, что в то время, как сами терпящие бедствия так благословляют за все Владыку, ты, который стоишь вне подвигов, хулишь Бога за то, что другие переносят с благодарением? Тот, кто терпит несчастья, если и скажет какое-нибудь тяжкое и жестокое слово, заслуживает все же снисхождения, хотя и не такого, как другой, а меньшего; но тот, кто стоит вне бедствий и губит свою душу из-за других, будет ли достоин какого-либо прощения, понося Бога за то, за что сам терпящий бедствия благодарит Его и никогда не перестает восхвалять? Почему богатство кажется тебе, человек, вожделенным? Несомненно, вследствие удовольствия, получаемого от хорошего стола, вследствие почета и толпы телохранителей, состоящей из людей, служащих тебе ради богатства, вследствие того, что ты можешь отмстить оскорбителям и для всех быть страшным, - а других причин ты не можешь указать, кроме удовольствия и лести, страха и мести. В самом деле, богатство обычно не делает ни более мудрым, ни более воздержным, ни добрым, ни человеколюбивым; не вводит и не насаждает в душе и никакой другой добродетели. И ты не можешь сказать, что оно вожделенно и желательно для тебя ради какого-либо из этих благ, потому что оно не только не может насаждать и возделывать ни одного из них, а, напротив, даже вредит и мешает им, если найдет их имеющимися уже налицо, а некоторые даже и совсем исторгает и вводит то, что противоположно им. Но не буду говорить об этом, потому что плененные этим недугом не в состоянии слышать, как их обвиняют и обличают, будучи всецело преданы удовольствию и став чрез это самое рабами. Итак, скажите мне, потому ли богатство кажется вам желанным и высокоценным, что оно питает в вас тягчайшие страсти, доводя гнев до дела, вздувая пузыри больного честолюбия до громадных размеров и возбуждая к гордости? Потому самому нужно без всякой оглядки бежать от него, что оно поселяет в нашей душе диких и свирепых зверей, чрез которых лишает ее чести, признаваемой всеми, и окрашивая цветами последней ложную честь, представляет ее в таком виде обманутым и внушает, что последняя больше первой, хотя она не такова по природе, а представляется только по внешности. Подобно тому как красота распутных женщин, наведенная притираниями и подкрашиванием, на самом деле лишена красоты, но некрасивое в действительности и безобразное лицо кажется для обманутых красивым и благовидным, так точно и богатство обнаруживает вместо чести бесчестие. Не смотри на те похвалы, которые расточаются открыто вследствие страха и лести, а раскрой совесть каждого из тех, которые так льстят тебе, и увидишь тысячи обвинителей, которые в душе вопиют против тебя, отвращаются от тебя и ненавидят хуже злейших твоих врагов и неприятелей. И если когда-нибудь приключившаяся перемена обстоятельств удалит и изобличит личину, образуемую страхом, подобно тому, как яркий луч солнца - подкрашенные лица, тогда ты ясно увидишь, что в предшествовавшее время ты был в крайнем бесчестии у тех, которые услуживали тебе, и пользовался, как ты думал, честью со стороны людей, которые более всего тебя ненавидели и желали видеть тебя в крайнем несчастии. Как человек есть животное ничтожное, подверженное гибели и кратковременное, так и богатство таково же; вернее же сказать, даже и того ничтожнее. Часто оно погибает даже не вместе с человеком, а еще раньше человека; и вы все знаете, сколь многочисленные примеры преждевременной гибели богатства здесь вы наблюдали. И часто владелец остается в живых, а состояние погибает; и, о, если бы оно погибало одно только, а не губило вместе с собой и владельца. Вот почему не погрешит тот, кто назовет богатство неблагодарным рабом, рабом кровожадным и человекоубийственным, рабом, который воздает своему господину в благодарность убийством; и что всего тяжелее - оно подвергает его опасности не только в то время, когда покидает его, но еще и прежде, чем покинуть, доставляет ему беспокойство и тревоги. Кто, например, был выше Евтропия? Не превзошел ли он своим богатством всю вселенную? Не достиг ли до самых высших почестей? Не все ли трепетали и боялись его? Но вот, он стал несчастнее даже узников в темнице, жальче рабов, нуждается хуже нищих, томимых голодом, видит каждый день пред собою изостренные мечи, яму, палачей и отведение на казнь; он даже не знает, пользовался ли когда-нибудь теми удовольствиями, и даже самых лучей солнца не чувствует, но, как бы окруженный непроглядной ночью, и в полдень лишен возможности видеть. Впрочем, сколько бы мы ни старались, мы будем не в силах изобразить то страдание, которое должен испытывать он, ожидая каждый час, когда отсекут ему голову. Вижу его желтое, как бук, лицо, выглядящее нисколько не лучше, чем у лишенного уже навсегда жизни; к этому присоединяется еще стук и скрежет зубов, дрожание всего тела, прерывающейся голос, едва лепечущий язык и вид, какой можете иметь только человек с окаменевшей душой. Не говорил ли я тебе постоянно, что богатство скоропреходяще? Но ты не выносил моих слов. Не говорил ли я, что оно - неблагодарный раб? Но ты не хотел поверить. Но вот опыт на самом деле показал, что оно не только беглый и неблагодарный раб, но и человекоубийца, так как оно именно теперь заставило тебя трепетать и бояться. Не говорил ли я тебе, тогда как ты беспрестанно укорял меня, говорившего правду, что я люблю тебя больше, чем твои льстецы? Что я, обличитель, забочусь о тебе больше, чем угождающие тебе? Не присовокуплял ли я к этим словам, что "искренни укоризны" друзей и "лживы поцелуи" (Притч. 27:6)? Если бы ты потерпел мои раны, то не причинили бы тебе поцелуи их этой смерти, потому что раны доставляют здоровье, а их поцелуи производят неисцелимую болезнь. В самом деле, откуда это? От того, что ты не помышлял о превратности дел человеческих. Если бы ты боялся измены счастья, то не потерпел бы измены. Но так как ты ни сам по себе, ни от других не сделался лучше, то и испытал на самом деле то, что говорилось на словах. Всегда я говорю, что богатство предательски изменяет тем, кто худо пользуется им; вот наступает время и показывает самым делом истину этих слов. Что ты держишь его, если во время искушения оно не приносит тебе пользы? Если оно имеет силу, то пусть будет с тобой, когда впадешь в нужду; если же оно тогда убегает, то зачем оно нужно тебе? Говорю, и не перестану говорить это, хотя многие и упрекают меня (говоря): всегда он говорит, докучает богатым. Однако ведь и те всегда докучают бедным. А я докучаю богатым, вернее же сказать, не богатым, а тем, кто худо пользуется богатством. Всегда говорю, обвиняя не богатого, а хищника. Иное дело богатый, иное - хищник; различай эти две вещи, не сливай несоединимого. Богат ты? Не запрещаю. Похищаешь? Обвиняю. Имеешь свое? Пользуйся. Берешь чужое? Не смолчу. Желаешь убить меня? Готов и кровь свою пролить, только бы удержать тебя от греха. Я не обращаю внимания на ненависть, не обращаю внимания на вражду; об одном только забочусь - о преспеянии слушателей. И бедные - мои дети, и богатые - мои дети; одна и та же утроба болела обоими, в одних и тех же муках родились и те, и другие. Пусть убивает, кто хочет, пусть ненавидит, кто хочет, пусть злоумышляет, кто хочет! Козни для меня - залоги венцов, раны - счет наградам. Не боюсь я козней; одного только боюсь я - греха. Только бы не уличил меня кто-нибудь в грехе, и пусть хоть вся вселенная воюет со мной. Видите ничтожество дел человеческих? Видите слабость власти? Видите, что богатство, которое я всегда называл беглецом, не только беглец, но и убийца? Оно ведь не только оставляет своих владельцев, но и убивает их. Когда кто-нибудь заботится о нем, тогда-то именно оно предательски и изменяет. Что ты заботишься о богатстве, которого никогда нельзя уберечь? Хочешь сохранить его? Не зарывай его, а дай в руки бедным. Богатство - дикий зверь; если его удерживают, оно убегает; если гонят, остается. Расточай богатство, чтобы оно осталось; не зарывай, чтобы не убежало. Где богатство? С удовольствием спросил бы я умерших: где богатство? Говорю это не в виду упрека, - нет, - и не для того, чтобы вновь растравить раны; а для того, чтобы из крушений других сделать для вас тихую пристань. В самом деле, кто сегодня богат, завтра становится беден. Вот почему я часто смеялся, читая такие договоры: такому-то должно принадлежать владение полями или домом, а пользование - другому. Все мы только пользуемся, и никто не владеет. Хотя бы в течение всей нашей жизни богатство оставалось у нас, не подвергаясь никакому несчастному случаю, мы волей-неволей при кончине уступаем его другим, извлекши из него только пользу, но не получив над ним власти, и переселяемся в загробную жизнь, будучи наги и ничего не имея. Отсюда ясно, что только те владеют богатством, кто презрел и пользование им, и посмеялся над наслаждением им. Тот именно, кто отверг богатство и роздал его бедным, воспользовался им достодолжным образом, и отходит отсюда, сохраняя полную власть над ним. Таким образом, если кто хочет и владеть, и пользоваться, и иметь полную власть над своим имением, пусть отвергнется от всякого имения; а тот, кто этого не сделает, при смерти лишится всего его, иногда же еще и раньше смерти потеряет его, потерпев бесчисленные бедствия и опасности. И не в том только беда, что с богатством случаются несчастия, и при том неожиданно, но и в том, что богатый оказывается совершенно неприготовленным к перенесению бедности. Ради чего же ты считаешь богатство достойным усилий и почитаешь счастливыми тех, кто приобрел его, и завидуешь им? Чем отличается богатый от бедного? Не одним ли облечен он телом? Не один ли питает желудок? Для чего у тебя множество слуг? Как в одежде и пище должно искать только необходимо нужного, так точно и в слугах. Одному господину следовало бы пользоваться одним только слугой; вернее же сказать, и двум или трем господам - одним слугой. Если же это кажется тяжким, то вспомни о тех, которые не имеют ни одного слуги и пользуются самыми легкими услугами. Для того ведь и дал нам Бог руки и ноги, чтобы мы не нуждались в слугах. В самом деле, не ради нужды введены в мире слуги, - иначе вместе с Адамом создан был бы и раб, - а как возмездие и казнь за грех и преслушание. Но если уже необходимо иметь раба, то разве лишь одного, или, самое большое, двух. В самом деле, зачем тебе нужно иметь толпу слуг и с важностью выступать на площади? Разве ты ходишь между зверей, что гонишь встречающихся? Не бойся; никто не кусается из подходящих и идущих вблизи тебя. Или ты, может быть, считаешь оскорблением для себя идти вместе со всеми? Но какое же безумие думать, что лошадь, если она идет рядом, не наносит оскорбления, а человек, если его не отогнать на тысячу верст, причиняет бесчестие? Что может быть несообразнее, как расталкивать и гнать людей, чтобы дать широкую дорогу скоту? Богом премудро установлена такая необходимость для нас пользоваться взаимными услугами, что, хотя бы кто-нибудь был богаче всех людей, он и в таком случае не может обойтись без этого взаимообщения и не нуждаться в меньшем. Не только ведь бедные нуждаются в богатых, но и богатые в бедных, и последние нуждаются даже больше в первых, чем первые - в последних. И чтобы тебе видеть это яснее, создадим, если угодно, два города, один - только одних богатых, другой - бедных, и пусть ни в городе богатых не будет ни одного бедняка, ни в городе бедных - ни одного богача, и посмотрим, который из них более может быть сам для себя довлеющим. Итак, в первом городе, городе богатых, не будет ни одного ни ремесленника, ни зодчего, ни плотника, ни башмачника, ни хлебопека, ни земледельца, ни кузнеца, ни веревочника, ни чего-либо другого подобного. Кто, в самом деле, из богатых захочет когда-нибудь приняться за такие дела, если и сами те, которые занимаются ими, когда становятся богатыми, не выносят тяжести этих трудов? Как же будет существовать у нас этот город? Богатые, скажешь, давши серебро, купят это у бедных. Но как же они построят дома? Или и это купят? Но это по самому существу дела невозможно. Необходимо, следовательно, призвать туда мастеров; и, таким образом, нарушить закон, который мы установили вначале, созидая город. Посмотрим теперь на город бедных, будет ли и он точно так же терпеть недостаток, будучи лишен богатых. Предварительно точно определим при этом богатство, разумея под ним именно золото, серебро, драгоценные камни, шелковые, пурпуровые и золототканые одежды. Что же? Если мы все это удалим из города бедных, станет ли он, скажи мне, вследствие этого недостаточным? Ни в коем случае. В самом деле, надо ли построить дом, или сковать железо, или соткать одежду, для этого нужны не золото, или серебро, или жемчуг, а искусство и руки. Равным образом, если нужно пахать или копать землю, богатые или бедные требуются для этого? Для всякого очевидно, что бедные. Где же, наконец, нам нужны будут богатые, как в том разве лишь случае, если нужно будет разорить этот город? Итак, когда ты увидишь, что кто-нибудь блистает одеждами и толпой телохранителей, раскрой его совесть и найдешь там много пыли. Вспомни о Павле, о Петре; вспомни об Иоанне, об Илии, прежде же всего о самом Сыне Божием, который не имел где главы преклонить (Мф. 8:20); подражай Ему и Его рабам и представляй в своем уме их неизреченное богатство. Если же ты, немного прозрев, вслед за тем опять омрачишься, как бы во время крушения от налетевшего порыва бури, то послушай изречение Христово, гласящее, что невозможно богатому войти в царство небесное (Мф. 19:23). К этому изречению присовокупи горы, землю и море, и все, если хочешь, сделай мысленно золотом, и ты увидишь, что ничто не может сравниться с тем вредом, который произойдет отсюда для тебя. В самом деле, если бы каждый из богачей владел целым миром, каждый имел столько людей, сколько есть их теперь во всей вселенной - на суше и на море, каждый владел землею и морем и всеми существующими зданиями, городами и народами, и отовсюду к нему текло бы вместо воды и источников золото, то я сказал бы, что такие богачи не стоят и трех грошей, если они лишились царствия небесного. Если теперь, стремясь обладать деньгами, которые погибают, они испытывают муки, когда не успевают в этом, то что же в состоянии будет доставить им утешение, когда они получат ощущение тамошних благ? Скажи мне, если бы кто-нибудь ввел тебя в царский дворец, доставил тебе возможность в присутствии всех беседовать с царем и сделал тебя сотрапезником и сожителем его, - не назвал ли бы ты себя счастливее всех? Между тем, когда тебе предстоит взойти на небо, стать пред самим Царем всяческих, сиять пред ангелами и наслаждаться неприступной тамошней славой, ты сомневаешься, нужно ли пожертвовать деньгами, тогда как, если бы надлежало даже отказаться от самой жизни, следовало бы ликовать, веселиться и окрыляться радостью. Чтобы получить власть, доставляющую тебе возможность красть (я ведь не назову такого рода дело приобретением), ты тратишь и свои средства, и у других занимаешь, и, если нужно, не задумываешься заложить даже жену и детей; а когда тебе предлежит царство небесное, не имеющее никакого преемника власти, ты раздумываешь, медлишь и жалеешь денег?