СЛОВО 12

О пресыщении и пьянстве

Посмотрим, если желаете, какое удовольствие и какую цену имеет богатство. Сравним стол богатых и бедных и спросим пиршествующих, кто из них более получает чистое и истинное удовольствие: те ли, кто до полудня лежат в постелях, соединяют ужин с обедом, вспучивают свой живот, притупляют чувства, обременяют корабль чрезмерным грузом яств и, наполняя его сверх всякой меры, топят его как бы во время крушения тела, измышляют цепи и оковы на руки и язык, связывают все тело узами крепче железной цепи - узами пьянства и пресыщения, ни сна не имеют настоящего и безмятежного, ни от сновидений страшных не могут избавиться, и, сами подпуская к душе своей демона, бывают жальче беснующихся и посмешищем для слуг, не узнают никого из присутствующих, не могут ни говорить, ни слышать, и на руках переносятся с диванов на постель, или те, кто трезвятся и бодрствуют, определяют меру вкушаемого нуждою, и лучшей приправой имеют голод и жажду? Подлинно, ничто так не доставляет удовольствия и здоровья, как если вкушать пищу, чувствуя голод и жажду, определять меру насыщения только одной нуждой и не налагать на тело бремени сверх сил. Если не веришь моему слову, исследуй тела тех и других и душу каждого: не крепче ли тела у тех, кто вкушают пищу умеренно, и чувства их не выполняют ли с большей легкостью свое назначение, а тела пресыщающихся не бывают ли вялыми и слабее всякого воска, и не осаждаются ли роем болезней? И болезни ног скоро нападают на них, и несвоевременное дрожание, и преждевременная старость, и головные боли, и растяжение и переполнение желудка, и потеря аппетита, почему они и нуждаются постоянно во врачах, в беспрестанных лекарствах и ежедневном лечении. Это ли удовольствие, скажи мне? И кто из людей, знающих, что такое удовольствие, скажет это? Удовольствие бывает тогда, когда наслаждению предшествует пожелание; если же наслаждение есть, а пожелание совершенно отсутствует, то и удовольствие совсем пропадает и исчезает. Подобно тому, как корабль, нагруженный больше того, что может вместить, будучи обременяем тяжестью груза, идет ко дну, так точно и душа, и природа нашего тела, приняв пищу в размерах, превышающих свои силы, переполняется и, не выдерживая тяжести груза, погружается в море погибели и губит при этом и пловцов, и кормчего, и штурмана, и едущих, и самый груз. Как, следовательно, бывает с кораблями, находящимися в таком состоянии, так точно и с пресыщающимися. Как там ни тишина моря, ни искусство кормчего, ни множество корабельщиков, ни надлежащее снаряжение, ни благоприятное время года, ни что другое не приносит пользы обуреваемому таким образом кораблю, так и здесь ни учение и увещание, ни наставление и совет, ни страх будущего, ни стыд, ни порицание присутствующих, ни что другое не может спасти обуреваемую таким образом душу. Да и для настоящей жизни такой человек бывает непригоден и не способен ни на какое доброе дело. От того именно, не от другой причины, подвергаются тяжким и неизлечимым болезням живущие постоянно невоздержной жизнью, и думающие, что они призваны к этой жизни для того, чтобы пресыщаться, переполнять желудок, утучнять тело, и с этим отойти отсюда, приготовляя из своих тел обильнейшую пищу для червя. Так они бывают подвержены дрожанию, расслаблению, чахотке, воспалениям, ножным болезням и многим другим, определяемым врачами. Поистине, такого рода трапезы ничем не лучше ядовитых снадобий, а по правде сказать, даже гораздо хуже. Последние тотчас же умерщвляют принявшего их и незаметно приносят смерть, так что и этим самым не опечаливают умирающего, а те приносят заботящимся о них жизнь, которая тяжелее тысячи смертей. Притом другие болезни возбуждают у многих сострадание, болезни же, происходящие от сластолюбия и пьянства, не позволяют видящим их, даже и при желании, сочувствовать одержимым ими: чрезмерность страдания склоняет к сожалению, но причина болезни приводит знающего ее в раздражение. В самом деле, они не природой обижены, как те, и не от людей потерпели козни, а сами были виновниками этих болезней, добровольно ввергнув себя в бездну зол. Не так скорпион или змея, сидящая в наших внутренностях, всюду производит разрушение, как страсть сластолюбия губит и разрушает все. Те звери причиняют гибель только телу, а эта страсть, когда утвердится, вместе с телом губит и душу. Итак, если сластолюбие все губит и представляет крайне смешное дело, то пощадите ваше собственное телесное здоровье. Не говорю, чтобы вы предались суровому образу жизни, если не желаете; устраним по крайней мере излишнее, отсечем сверхнужное. В самом деле, какое будем иметь мы извинение, когда другие не пользуются даже необходимым, несмотря на то, что могут, а мы пресыщаемся сверх нужного? Кого мы назовем живущим в большем довольстве - того ли, кто питается овощами и пользуется здоровьем, и не имеет ничего неприятного, или того, кто имеет сибаритский стол и исполнен бесчисленных болезней? Очевидно, первого. Не будем поэтому искать ничего, кроме необходимого. Кто может довольствоваться бобами и быть здоровым, пусть не ищет ничего большего; более слабому и нуждающемуся в употреблении овощей пусть не возбраняется и это; если же кто и того слабее и нуждается в умеренном подкреплении мясом, и тому мы не положим запрета. Не для того ведь даем мы эти советы, чтобы убивать и губить людей, а чтобы устранить излишнее; а излишне то, что превышает меру необходимого. Когда и без этого мы можем проводить здоровую и благопристойную жизнь, то, несомненно, излишне то, что прибавляется. Или вы не видите, с кем у нас брань? С бестелесными силами. Как же мы, будучи плотью, победим их? Если борющемуся с людьми необходимо умеренно питаться, то гораздо более борющемуся - с демонами; если же мы привязаны к дебелости плоти и богатству, то как одолеем противников? Как самое совершенное искусство делается бессильным, когда струны на гитаре мягки, слабы и нехорошо натянуты, и принуждается быть рабом дурного состояния струн, - так точно и душа, когда тело пользуется у нас большим уходом, терпит горькое рабство. Итак, не будем утучнять тела и делать его чрез пресыщение дряблым и слабым. Не говорю, чтобы вы изнуряли себя и вели суровую жизнь, а говорю лишь, чтобы вы принимали пищу в той мере, которая и доставляет удовольствие - истинное удовольствие, и может напитать тело и сделать его послушным и пригодным орудием для деятельности души, хорошо укрепленным и устроенным. Когда оно переполняется от пресыщения, то и самых гвоздей, так сказать, и связей бывает не в силах удержать от наводнения - наводнение, куда проникает, все разрушает и размывает. Что достаточно само по себе, есть пища, и удовольствие, и здоровье; а что сверх того, то вред, мерзость и болезнь. И что всего тяжелее, это то, что излишество вместе с телом губит и самую душу. И как слишком влажная земля родит червей, так и прирожденная телу похоть, будучи орошаема невоздержностью, родит чувственные удовольствия; а когда тело делается более слабым, то и душа по необходимости разделяет с ним вред. Если пьющие процеженное вино несвободны от порицания, то что мы скажем про тех людей, которые ради вина предпринимают заморские путешествия и все делают, лишь бы им не остался неизвестным ни один род винограда, как будто они должны дать ответ, или подвергнуться крайнему осуждению, если не нагрузятся всякого рода вином? Поистине, ничто так не любезно демону, как сластолюбие и пресыщение. В самом деле, какого зла не совершает сластолюбие? Оно делает из людей свиней, и даже хуже свиней. Свинья валяется в грязи и питается нечистотами; а сластолюбец питается столом еще более отвратительным, придумывая непозволительные совокупления и противозаконные любови. Такой человек ничем не отличается от бесноватого. Но бесноватого мы хоть сожалеем, а такого человека сторонимся и ненавидим. Почему? Потому что он сам на себя навлекает безумие и делает свой рот, глаза, нос, словом, все члены, проводниками греха. Если же ты посмотришь еще внутрь, то увидишь, что и душа как бы окоченела и оцепенела от непогоды и холода, так что и ладье не может оказать пользы вследствие слишком большой непогоды. Ведь люди, сделавшиеся рабами пьянства и объедения, ни сна не имеют чистого и настоящего, ни от сновидений страшных не бывают свободны. Не противно ли здравому смыслу, что неразумные животные не ищут ничего, кроме необходимого, а разумные и одаренные образом Божиим люди делаются и их неразумнее, преступая пределы умеренности? В самом деле, насколько лучше таких людей осел? Насколько лучше собака? Животные, нужно ли им есть, или пить, знают в качестве предела довольство и дальше необходимого не идут; и сколько бы их ни принуждали, они не позволят себе перейти меры; а эти люди почитают себя и их презреннее. При том, животных они не принуждают есть пищу сверх меры, и если кто спросит: почему? - они ответят: чтобы не повредить их; а о себе самих не оказывают далее и такой заботы. Настолько они считают себя и их ничтожнее и так пренебрегают собой, несмотря на то, что постоянно испытывают бурю. Действительно, не только в самый день пьянства они терпят вредные последствия опьянения, но и после того дня; и подобно тому, как по миновании лихорадки остаются вредные следы лихорадки, так точно и после того, как пройдет опьянение, и в душе, и в теле продолжается буря опьянения, и бедное тело лежит разбитым, как корабль - крушением, а еще более его - несчастная душа, несмотря даже и на то, что оно разбито, возбуждает бурю и еще сильнее разжигает похоть. Сколько зол приключается людям от пьянства, стыжусь и сказать, а предоставляю их собственной совести, которая знает это точнее. Что постыднее пьяного, который бессмысленно кружится, терпит тяжкое это крушение и дает неразумным повод хулить дары Божии? В самом деле, я слышу, как многие говорят, когда случится такое несчастие: пусть сгинет вино! О, безумие! О, сумасшествие! Потому, что другие грешат, ты осуждаешь дары Божии? Разве вино, человек, сделало это зло? Не вино, а невоздержность тех, кто худо пользуется им. Поэтому скажи: да не будет пьянства, да не будет пресыщения! Если же ты говоришь: да не будет вина, то, идя понемногу вперед, скажешь: да не будет железа, по причине убийц; да не будет ночи, по причине воров; да не будет света, по причине клеветников; да не будет жены, по причине блуда; словом, уничтожишь все предметы. Итак, не вино осуждай, а пьянство и того, кто худо воспользовался добром; и, обратившись к нему в трезвом виде, опиши его постыдное поведение и скажи ему: вино дано, чтобы мы веселились, а не бесчинствовали; чтобы смеялись, а не делались посмешищем; чтобы были здравы, а не болели; чтобы врачевали немощь тела, а не разрушали силу души. Бог почтил тебя даром: зачем же ты бесчестишь себя неумеренностью? Если святой Тимофей, будучи даже одержим болезнью и терпя постоянные немощи, не вкушал вина, пока не позволил ему учитель, то какое извинение будем иметь мы, которые упиваемся, будучи здоровы? Тому он говорил: "употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов" (1 Тим. 5:23), а каждому из нас скажет: употребляй немного вина ради блудодеяний, ради постоянных твоих сквернословий и других дурных пожеланий, которые обычно порождает пьянство. Вино дано для веселья: "вино", - говорится, - "веселит сердце человека" (Пс. 103:15), а вы губите и это прекрасное его свойство. В самом деле, какое веселье быть не в своем уме, испытывать тысячи болей, видеть, как все кружится, быть объятым страшным мраком, подобно страдающим лихорадкой нуждаться в смачивании головы маслом, дни превращать в ночи и свет - в тьму, с открытыми глазами не видеть даже того, что под ногами, и причинять себе столько таких зол? Для людей, проводящих жизнь в пьянстве и невоздержании, действительно, день превращается в ночной мрак, не оттого, что солнце гаснет, а оттого, что их ум омрачается пьянством. Предающиеся пьянству, чем более вливают в себя вина, тем более распаляются жаждой, и каждый глоток делается поджогой жажды; в конце концов удовольствие пропадает, между тем жажда делается неутолимой и приводит на самый край пьянства тех, кто стал его пленником. Потому больше всего можно удивляться безумию людей, преданных пьянству, что они не хотят пощадить себя даже и в той мере, в какой другие щадят мехи. Продавцы вина не позволяют последним брать в себя сверх меры, чтобы они не разорвались, а те не удостаивают свой несчастный желудок даже и такой заботы, но, после того как наполнят и разорвут его, переполняют все вплоть до ушей, до ноздрей и до самого горла, причиняя тем большое стеснение дыханию - той силе, которая заправляет живым существом. Разве для того дано тебе горло, чтобы ты наполнял его до самого рта перекисшим вином и иной гнилью? Не для того, а чтобы ты воссылал святые молитвы Богу, читал божественные законы и подавал ближним полезные советы. Не так речные потоки размывают и заставляют оседать берега, как роскошь и удовольствия легко подрывают все опоры нашего здоровья. Кто с жадностью предается яствам, подрывает силы тела, равно как уменьшает и ослабляет и крепость души. И не в том только несчастье для сластолюбца, что он разрывается, раздирает свой желудок и разрушает здоровье тела и души, но и в том, что он очень скоро расстается с принятыми яствами и не может удержать их даже в продолжение одного дня, но, лишь только они переварятся, принужден снова наполнять себя другими яствами. Итак, не вкушать пищу - зло, нет, а объедаться, переполнять сверх должной меры и раздирать желудок; равным образом, не пользоваться умеренно вином - зло, а предаваться пьянству и извращать неумеренностью судилище разума. Господь соединил нас с таким телом, которое не может существовать иначе как принимая пищу; пусть только устранена будет неумеренность; это содействует в высшей степени и нашему здоровью, и благосостоянию. Не видите ли вы ежедневно, как от роскошных трапез и чрезмерного объедения происходят бесчисленные болезни? Откуда болезни ног? Откуда головные боли? Откуда изобилие дурных соков? Откуда тысячи других болезней? Не от излишеств ли и поглощения вина сверх должной меры? Как корабль, переполненный водою, скоро погружается и тонет, так и человек, когда предается объедению и пьянству, падает в бездну, потопляет разум и лежит затем как живой мертвец, который часто может делать зло, а в отношении ко всему доброму находится в ничуть не лучшем состоянии, чем мертвец. Пьянство столь великое зло, что может лишить даже чувств, и заставляет разумного человека, получившего власть над всем существующим, лежать подобно бессильному трупу, связав его несокрушимыми узами; вернее же - и трупа хуже, потому что последний не способен и на добро, и на зло, а тот выставляется на всеобщее посмешище. В самом деле, друзья пьяного, считая его позор своим собственным, стыдятся и краснеют за него, а враги радуются, насмехаются и посылают проклятия, только что не говоря таких слов: следует ли вообще ему жить? следует ли ему дышать воздухом, этому скотине, свинье? - или даже произнося еще более тяжкие ругательства. Избегая этого по мере сил, возлюбленные, постараемся вкушать пищу в такой мере, которая и удовольствие доставляет - удовольствие истинное, и может напитать тело, и сделать его послушным и удобным орудием для исполнения заповедей Христовых, чтобы нам и настоящую жизнь благополучно пройти, и будущих достигнуть благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.