Человек заключает в себе «истинное Я», принадлежащее к сверхдуховному миру. В чувственном мире это «истинное Я» как бы закрыто переживаниями мышления, чувствования и воления. Даже и в духовном мире человек осознает это «истинное Я» лишь тогда, когда он изгладит в себе воспоминание обо всем, что он может пережить посредством своего мышления, чувствования и воления. Из забвения о пережитом в чувственном, элементарном и духовном мире всплывает знание об «истинном Я».

Физически-чувственное тело человека раскрывается в своей истинной сущности, когда душа рассматривает его из сверхдуховного мира. Тогда оказывается, что оно получило свой первый зачаток в общем мировом процессе во время состояния Сатурна, предшествовавшего солнечному состоянию Земли. Затем, в течение солнечного, лунного и земного состояний оно развилось в то, что оно есть в настоящее время как физическое тело человека.

Схематично, согласно сказанному, все существо человека в его целом можно рассматривать следующим образом:

Названия, долженствующие выражать переживания человеческой души в элементарном и духовном мире, приходится приспособлять к особенностям этих переживаний. При подобных названиях необходимо принять во внимание, что уже в элементарном мире переживание протекает совершенно иначе, нежели в мире чувств. Это переживание основано на способности души к превращению и на наблюдении ею симпатий и антипатий. По необходимости терминология должна будет отразить на себе изменчивость этих переживаний. Она не может быть столь неизменной, какой она должна быть для чувственного мира. Кто не примет во внимание этого обстоятельства, связанного с самим существом дела, тот легко найдет противоречие между терминологией в этой книге и таковой же в моей «Теософии» и в «Тайноведении». Противоречие уничтожится, если вспомнить, что в обеих этих книгах названия выбраны так, что они характеризуют переживания души, присущие ей во время полного развития между рождением (зачатием) и смертью, с одной стороны, и между смертью и рождением – с другой. Здесь же названия даны применительно к переживаниям, свойственным ясновидческому сознанию при его вступлении в элементарный мир и в духовные области.

Из «Теософии» и «Тайноведения» видно, что со смертью, вскоре после отделения от души физически-чувственного тела, от нее отделяется также и то тело, которое в этой книге названо эфирным. Затем душа живет сначала в существе, которое здесь обозначено как астральное тело. Эфирное тело после своего отделения от души претерпевает изменения внутри элементарного мира. Оно переходит в существ, образующих этот элементарный мир. Душа человека уже не присутствует больше при этом превращении эфирного тела. Но зато она переживает после смерти события элементарного мира как свой внешний мир. Это переживание элементарного мира извне описано в «Теософии» и в «Тайноведении» как прохождение души через мир душ. Таким образом, нужно себе представлять, что этот мир душ тождествен с тем, который здесь, с точки зрения ясновидческого сознания, назван элементарным. Когда затем душа, в промежутке между смертью и рождением, – в смысле описанного в моей «Теософии» – отделяется от своего астрального тела, она продолжает жить в существе, которое здесь обозначено как «истинное Я». Тогда астральное тело проходит через то, что было здесь охарактеризовано как «забвение», так что душа уже не присутствует больше при этом. Оно как бы ввергается в мир, в котором нет ничего, что можно наблюдать чувствами или что переживается так, как переживается воление, чувствование и мышление, развиваемые человеком в чувственном теле. Тогда душа, продолжая пребывать в «истинном Я», переживает этот мир как свой внешний мир. Если хотят изобразить переживание в этом внешнем мире, то это можно сделать так, как это было сделано в «Теософии» и в «Тайноведении» при описании прохождения через область духа. Тогда душа, переживая себя в «истинном Я», имеет в духовном мире вокруг себя то, что образовалось в ней во время чувственного бытия как ее душевные переживания. В пределах того мира, который здесь описан как мир живых мыслесуществ, душа между смертью и новым рождением находит все, что она сама пережила в своем внутреннем бытии благодаря своему чувственному восприятию, и в чувственном бытии – благодаря мышлению, чувствованию и волению.

Нельзя постичь сущности бодрствующего сознания без наблюдения того состояния, которое переживает человек во время сна, и нельзя приблизиться к загадке жизни, не занявшись рассмотрением смерти. В человеке, который живо не чувствует значения тайноведения, могут возникнуть сомнения относительно этой науки уже по поводу того, как она занимается рассмотрением сна и смерти. Тайноведение умеет ценить побудительные причины, из которых исходят такие сомнения. Ибо нет ничего непонятного, если кто говорит, что человек создан для деятельной, действенной жизни и что его творчество зиждется на отдаче себя ей, а углубление в такие состояния, как сон и смерть, может проистекать лишь из склонности к праздной мечтательности и вести ни к чему иному, как к пустой фантастике. В отклонении такой «фантастики» люди легко могут усмотреть выражение здоровой души, а в отдаче себя подобной «праздной мечтательности» – нечто болезненное, свойственное только лицам, которым недостает жизненной силы и жизнерадостности и которые неспособны к «истинному творчеству». Было бы неправильным счесть такое суждение просто неверным, ибо оно имеет в себе некоторую долю истины; это только четверть истины, которая должна быть дополнена остальными, принадлежащими к ней тремя четвертями. И в человеке, который отлично видит эту четверть истины, но ничего не подозревает об остальных трех четвертях, это вызовет только недоверие, если начать оспаривать эту верную четверть. Необходимо безусловно признать, что рассмотрение того, что скрывают сон и смерть, болезненно, если оно ведет к ослаблению, к отвращению от истинной жизни. В неменьшей степени можно согласиться и с тем, что многое, издавна называвшееся в мире тайноведением и в настоящее время распространенное под этим именем, носит нездоровый, враждебный жизни отпечаток. Но это нездоровое вытекает отнюдь не из истинного тайноведения. Истинное положение вещей скорее в следующем: как человек не может постоянно бодрствовать, так и для действительных жизненных отношений во всем их объеме он не может обойтись без того, что может дать ему тайноведение. Жизнь продолжается во время сна, и силы, работающие и творящие во время бодрствования, черпают себе освежение и крепость из того, что дает им сон. Так происходит это с тем, что человек может наблюдать в видимом мире. Область мира шире, нежели поле этого наблюдения. И то, что человек познает в видимом, должно быть дополнено и оплодотворено тем, что он может знать о невидимых мирах. Человек, который все снова не черпал бы из сна подкрепления для своих ослабевших сил, привел бы свою жизнь к разрушению; точно так же и рассмотрение мира, не оплодотворяемое познанием сокровенного, должно привести к запустению. То же относится и к «смерти». Живые существа подпадают смерти, чтобы могла возникнуть новая жизнь. Именно тайноведение бросает яркий свет на прекрасное изречение Гете: «Природа изобрела смерть, чтобы иметь много жизни». Как без смерти не могло бы быть жизни в обыкновенном смысле, так не может быть действительного познания видимого мира без знания о невидимом. Всякое познание видимого должно все снова и снова окунаться в невидимое, чтобы мочь развиваться. Из этого ясно, что одно тайноведение делает возможной жизнь внешнего знания, но оно никогда не ослабляет жизни, когда появляется в своем истинном образе; оно укрепляет и постоянно освежает и оздоровляет ее, если эта жизнь, представленная самой себе, сделалась слабой и больной.