– Договорились.

– Хорошая девочка, – одобрительно улыбаясь, произнес он.

До сих пор ей не часто приходилось сталкиваться с таким открытым проявлением чувств. Лайла вдруг осознала, что лучшей наградой для Доминика будет душевное спокойствие. Гордо вскинув голову, она бросила на него взгляд, достойный графини.

– Как ты меня назвал? – Его рот дернулся.

– Хорошо, беру свои слова назад. Представь, что я назвал тебя мудрой женщиной или как-то в этом роде.

Лайла искренне рассмеялась:

– Ты, наверное, шутишь.

Его глаза по-прежнему улыбались. Видя, что дальнейшие комментарии излишни, Доминик наклонился и поцеловал ее.

От прикосновения его теплых губ у нее в очередной раз спутались мысли и перехватило дыхание. Лайла прижалась к Доминику, положив ладони ему на грудь.

Она хотела… Чего же? Чтобы это мгновение длилось вечно? Найти нужные слова и смелость, чтобы сказать ему, как много он для нее значит?

Будто почувствовав, что его нежность так нужна ей, Доминик обнял ее лицо ладонями, поглаживая большими пальцами щеки. Наклонив голову, он неспешно целовал уголки ее рта, прежде чем их губы слились воедино.

В это мгновение она поняла, что сделает все возможное, чтобы оградить его от опасности. Доминик был ее солнцем, ее луной, ее звездами, ее… сердцем. Что будет дальше, без него, не имело смысла. Она любила его всем своим существом.

Сердце девушки наполнилось радостью. Она покачнулась, и Доминик поддержал ее. Затем, приглушенно застонав, он поднял голову и ласково погладил ее пальцем по щеке.

– Я лучше пойду, пока еще в моих силах это сделать.

Прежде чем она смогла что-то ответить, нежный любовник Лайлы, похититель ее сердца, куда-то исчез. Его сменил воин с твердо сжатым ртом и горящими зелеными глазами.

– Веди себя хорошо, принцесса, – пробурчал он, скрываясь в тени деревьев.

Какое-то время Лайла стояла неподвижно, испытывая чувство потери и с трудом удерживаясь от того, чтобы не позвать его обратно. Затем, пораженная глубиной своих чувств к нему, она внезапно порадовалась вынужденному одиночеству: у нее будет время все обдумать.

Я люблю его. У нее подкосились ноги, и она, прислонившись к стволу дерева, села на землю, обхватив руками колени.

Милосердный Боже. Она любила Доминика. Это было так очевидно, что Лайла недоумевала, как не поняла этого раньше. Ее единственным оправданием было то, что за последнее время так много всего произошло, что она запуталась.

Лайла будто внезапно прозрела. Она осознала, что не хотела отпускать его в деревню не только из-за боязни, что с ним может что-нибудь случиться, но и из эгоизма.

Доминик говорил ей, что Санта-Марита находится в тридцати милях отсюда. Путь пешком займет еще несколько дней, на машине – пару часов. Сегодня вечером они уже смогут покинуть страну и отправиться домой.

И что потом? – терзала она себя. От ее внимания не укрылось, что, несмотря на то что Доминик хотел ее физически, он ни словом не обмолвился ни о своей любви, ни о желании разделить с ней будущее.

Она тоже не делала никаких признаний, но это было не одно и то же. Причиной ее нежелания говорить об их дальнейшей совместной жизни была боязнь того, что Доминик может не разделять ее чувств.

Здорово, Лайла. Я думала, что ты перестала быть трусихой. Может, я ошибаюсь, но разве ваши прежние отношения прервались не из-за того, что ты боялась быть отверженной? Разве ты с тех пор ни разу не сожалела о своем поведении?

Девушка зажмурила глаза. Ей стало трудно дышать, когда она вспомнила, что ей пришлось испытать в тот злополучный летний вечер.

Это случилось за день до возвращения бабушки и за неделю до начала занятий в университете. Они с Домиником провели несколько часов в бассейне, плавая, загорая под жарким полуденным солнцем, целуясь и смеясь. Лайла впервые была влюблена. Она впервые подпустила к себе так близко другого человека. Глубина ее чувств к Доминику пугала Лайлу. Из-за него она не оправдала ожиданий бабушки, пренебрегла своими обязанностями. Это была настоящая катастрофа. Через несколько дней она уедет из Денвера, о чем Доминик либо забыл, либо ему было все равно.

Несколько раз за этот день она пыталась поговорить с ним об этом, но он переводил разговор на другую тему.

Когда жара стала невыносимой и они пошли в беседку, Лайла чувствовала себя обиженной и разочарованной.

В первый раз все случилось слишком быстро. Едва успев войти, Доминик стянул с себя плавки и, порвав лифчик Лайлы, положил ее на скамейку. Девушке казалось, что она вот-вот умрет от наслаждения, когда ее руки касались стальных мускулов под загорелой кожей. Лайла пришла в экстаз от первого же слияния их тел.

Во второй раз все происходило значительно медленнее. Освободившись от остатков одежды, Лайла и Доминик начали неспешно изучать друг друга. Словно по молчаливому соглашению, они не разговаривали, а неторопливо и искусно раздували угольки страсти, пока не вспыхнул жаркий костер, в котором они оба сгорели дотла.

Когда к Лайле наконец вернулось самообладание, она была поражена, обнаружив, что на дворе уже начало смеркаться. Это было ненужным напоминанием о том, что лето подходило к концу.

– Во вторник я уезжаю.

Она не собиралась этого говорить, слова сами сорвались с ее губ. Ей так хотелось, чтобы Доминик сказал, что ее отъезд не изменит его чувств к ней.

Вместо этого он поднялся и с беспечной улыбкой протянул:

– Ну, раз твоя бабушка возвращается, тебе не нужно будет просить меня отвезти тебя в аэропорт.

Его небрежные слова пронзили ее сердце острой иглой. Несмотря на это, ей не хватило духу оставить все как есть. Лайла приподнялась и, взяв большое пляжное полотенце, завернулась в него. Изо всех сил стараясь не выглядеть жалкой, она сказала:

– Если хочешь, я могу приехать домой на День благодарения.

Натянув плавки, Доминик посмотрел на нее.

– Ты не должна делать мне никаких одолжений. Кроме того, – он безразлично пожал плечами, – я даже не знаю, буду ли я здесь.

– Что? – Ее охватила паника. – Но… куда ты уезжаешь?

До этого момента Лайла и не осознавала, как она надеется на то, что он останется тут и будет ждать ее возвращения.

– Я еще не решил, но плата за обучение в колледже возросла, а я на прошлой неделе получил расчет в автосервисе, так что… – прислонившись к стене, он снова пожал плечами, – теперь я свободен и могу делать все, что захочу.

Новость о том, что он потерял самую высокооплачиваемую из трех своих работ и даже не удосужился сообщить ей об этом, стала первой трещиной в их отношениях.

Вне себя от ярости, Лайла, не подумав, выпалила:

– У меня есть деньги. Я могу оплатить твою учебу. Еще лучше… – эта мысль, подсказанная его последними словами, была очень заманчивой, – если ты поедешь со мной. Не думаю, что у меня хватит денег, чтобы оплатить твое обучение в Стэнфорде, но в Калифорнии много первоклассных общественных колледжей. Мы найдем для тебя квартиру неподалеку от колледжа… – Вдруг она замолчала. Его застывшая поза и холодный взгляд говорили о том, что она совершила серьезную ошибку.

– И как это будет называться? – спросил Доминик язвительным тоном, какого она никогда у него не слышала. – Заем, который я буду погашать, ложась с тобой в постель?

Ошеломленная тем, что он мог подумать такое, Лайла воскликнула:

– Нет! Конечно, нет!

Выражение его лица стало еще более отчужденным.

– Значит, тогда это благотворительность. Только подумай: у тебя будет свой собственный протеже, и ты освободишься от уплаты налогов.

– Извини, – холодно проговорила она, с трудом сдерживая гнев. Но это было ничто по сравнению со все возрастающим ощущением того, что ее предали. Лайла поднялась и плотнее укуталась в полотенце. – Прости, если обидела. Я просто пыталась тебе помочь, – тихо добавила она, тоже пожав плечами.

– Мне не нужна твоя помощь, – отрезал Доминик. – И деньги твои мне тоже не нужны.