Посмотрев Доминику прямо в глаза, она решительно заявила:

– Нет.

– Ты о чем? – искренне удивился он.

– Я не могу просто взять и уйти, делая вид, что ничего не произошло. Я не лгала, когда говорила, что люблю тебя. Предполагая, что наши отношения были всего лишь легкомысленной игрой, ты оскорбляешь нас обоих. Ты ведь знаешь, что это неправда. То, что произошло между нами, очень серьезно.

На его щеке дернулся мускул.

– Хорошо, я был не прав, но это вовсе не означает, что у наших отношений есть будущее.

Это было скоропалительное заявление, и она не поверила ему ни на секунду.

– Почему?

– Черт побери, Лайла. Разве ты не видишь, какая у меня работа? Меня целыми неделями не бывает дома. Я постоянно подвергаю свою жизнь опасности.

Лайла пыталась угадать, что скрывалось за столь непреклонным выражением лица. Почему он это делает? Она знала, что небезразлична ему. Его поведение в последние несколько дней было лучшим доказательством этого. Так почему же сейчас он отталкивает ее?

– Мне тоже приходится много путешествовать по работе, – сообщила ему Лайла. – Ты не единственный на свете, у кого опасная профессия. Я бы никогда не стала требовать от тебя бросить ее, если тебя беспокоит именно это.

Доминик покачал головой.

– Ты еще не знаешь, что это такое, – упрямо произнес он. – Пройдет несколько месяцев, может, немного больше, и ты устанешь от того, что тебе не с кем пойти на балет или в твой любимый французский ресторан.

Ее это разозлило.

– К твоему сведению, Доминик, на дворе уже двадцать первый век, и я могу пойти одна куда захочу. Я веду вполне заурядный образ жизни. Живу в небольшой квартире, хожу только на концерты Тима Макгро и в «Пиццерию Пеллигрини».

– Но ты носишь фамилию Энсон, и этим все сказано.

– Если ты о деньгах, то я завтра же перепишу на тебя все свое имущество.

– Черт побери! – рявкнул Доминик. – Я не хочу твоих денег. Я лишь хочу, чтобы ты поняла: единственная причина, по которой я сейчас разговариваю с тобой, заключается в том, что мы вместе оказались в стрессовой ситуации. Тебе угрожала опасность, а я тебя защищал, С твоей стороны это классический случай…

– Только не говори, что идолопоклонства, – предупредила она.

– …переноса. В стрессовой ситуации чувства обостряются, но по возвращении к обычной жизни все встает на свои места. А ты как раз переносишь свои эмоции на обычную жизнь. Я оскорбил бы тебя, если бы воспользовался ситуацией.

– Нельзя оскорбить кого бы то ни было, исполнив его желание, – непреклонно заметила она.

Доминик продолжал, будто не слыша ее:

– Тебе это не напоминает наш разговор десятилетней давности, когда ты имела неосторожность распоряжаться моей жизнью? Вынужден огорчить тебя, дорогая. Я не потерпел этого тогда и не потерплю сейчас.

– Распоряжаться твоей жизнью! – скептически повторила она. – Ради бога, Доминик. Мне было всего девятнадцать, и я была так в тебя влюблена, что ничего не соображала! Все, чего я хотела, – это быть с тобой, но, боюсь, ты не разделял моего желания. Тогда во мне говорила уязвленная гордость.

– О, значит, это твоя гордость велела мне идти куда подальше, – саркастически заметил он.

Лайла вскинула подбородок.

– Я запуталась. Ты даже представить себе не можешь, как мне жаль. Но ты мог остаться, мог бороться за меня, за наше счастье. Вместо этого ты, как реактивный самолет, вылетел из беседки и, похоже, сейчас собираешься сделать то же самое.

– Черта с два! Я лишь пытаюсь образумить тебя, но ты, кажется, не слышала ни слова из того, что я сказал!

– Нет, я все прекрасно слышала! Ты назвал список причин, по которым нам нельзя быть вместе, но ни одна из них меня не убедила. Впрочем, я уже начинаю думать, что дело вовсе не во мне, а в тебе. Чего ты так боишься, Доминик?

– Абсолютно ничего, – отрезал он, – за исключением избалованных богачек, которые не понимают слова «нет».

Лайла отпрянула, как если бы он ее ударил.

Прежде чем она успела прийти в себя и что-то сказать в ответ, он повернулся на каблуках и ушел.

Доминик сделал долгожданный глоток пива, которое пообещал себе. Оно было как раз таким, как он любил: холодным и мягким.

Тогда почему на вкус оно напоминает стоячую воду?

Увидев в залитом тусклым светом зеркале свое отражение, Доминик нахмурился. Не нужно быть гением, чтобы найти ответ на этот вопрос. Он заключался в одном-единственном слове. Лайла.

Кто бы мог предположить, что эта благоразумная женщина, с которой он провел самые незабываемые дни в своей жизни, за столь короткое время утратит способность внимать доводам рассудка?

Только не он. Не то чтобы Доминик поступил неправильно, сказав ей все; просто он не ожидал, что потеряет самообладание и поведет себя как последний болван.

В этом была и ее доля вины. Увидев Лайлу в красном платье, Доминик окончательно потерял голову. Затем она только все усложнила, поцеловав его так, словно он был единственным мужчиной на свете. Этот поцелуй пробудил его внутренний голос, который стал нашептывать ему, что он сошел с ума, раз собирается оставить ее. В довершение всего Лайла заявила, что не поедет домой без него, и он почувствовал себя загнанным в угол. Поэтому вместо того, чтобы дождаться ужина и медленно подготовить ее к неизбежному, он бросил ей прямо в лоб, что их отношения были обречены с самого начала.

Доминик ожидал, что, хорошенько все обдумав, Лайла придет к тому же выводу, что и он. Думал, что, выслушав его, она признает, что не сможет жить в постоянном страхе за человека, чья работа связана с риском для жизни.

Как-никак, она была Лайла Энсон Кантрелл – слишком утонченная, слишком привыкшая к постоянной опеке, чтобы подвергать ее суровой реальности мира, к которой он привык.

Правильно. Именно этим и объясняется внезапная смелость, с которой она, доверив тебе свою жизнь, в полночь спрыгнула с утеса. Это помешало ей утонуть в реке и придало мужества, когда столкновение с лодкой Кондесты казалось неизбежным.

Не обращая внимания на горький вкус во рту, Доминик залпом выпил бутылку пива и сделал знак, чтобы ему налили еще. Но ни действие алкоголя, ни короткий разговор с барменом не смогли остановить безжалостный поток мыслей.

Да, Лайла такая. Она всего лишь хрупкая фарфоровая статуэтка в виде ангела, предназначенная для украшения каминной полки…

Но если ты веришь в это, парень, тебя ждет палата в сумасшедшем доме.

Доминик провел пальцем по тонкому слою конденсата на бутылке. Ладно, он получил достаточно доказательств того, что Лайла не хрупкий цветок, какой он считал ее все эти годы. Он сделал все, чтобы убедить Лайлу в необходимости расстаться, но ее реакция на его слова была полной противоположностью того, чего он ожидал.

Да, за последнее время он наделал слишком много глупостей. Нарушил свое собственное правило и вступил в любовную связь с клиенткой, не предупредив ее с самого начала, что им предстоит расстаться, отказался от ее любви…

Он поспешно отмахнулся от последней мысли. Однако, чем дальше он размышлял, тем больше убеждался в том, что Лайла во многом была права. Десять лет назад они были слишком молоды, и ее гордость была не единственной причиной их разлуки.

Впрочем, ее обвинение в том, что Доминик сбежал он нее как от чумы, было нелепым. Он просто хотел оградить себя от дальнейших потерь, так как отлично знал, что у их отношений нет будущего. Она была богата, а он нет. У нее была возможность получать образование в одном из лучших университетов, а у него нет. Она ясно представляла себе их будущее вместе, а он уже знал по горькому опыту, что даже самым дорогим людям нельзя доверять, что они могут исчезнуть и оставить его, как это сделала его маты.

Стоп, Стал. Ты отлично знаешь, что это все неправда.

Он сам решил, что не хочет ни перед кем иметь обязательств. Таков был его собственный выбор. И сделал он его вовсе не из-за страха, что ему разобьют сердце. Все дело было в душевной силе и уверенности в себе, способности следовать выбранному пути.