– Я буду верно служить Тутмесу и не отступлю ни перед чем, что может погубить Хатасу, отнявшую у меня невесту и отдавшую мое золото сопернику, – сказал Хартатеф, причем лицо его исказилось непередаваемым выражением ненависти. – Скажи мне только, жрец Амона, когда и каким образом я должен уехать и что мне будет поручено передать царевичу?

– Отправляйся завтра вечером туда, где тебя видели. Там тебя будет ждать лодка с двумя мужчинами. Один из них, писец храма, скажет: «Аминь», – ты ответишь: «Уазит», – и последуешь за ним. Этот человек отведет тебя в надежное место, где ты выдержишь обряд очищения, необходимый, чтобы проникнуть в священное место. Затем ты отправишься в путь, снабженный всеми необходимыми инструкциями.

– Я буду готов и прикажу Сменкаре приготовить мне одежду.

– Кстати, ты уверен в ростовщике и в его жене? Можно на них рассчитывать, если им хорошо заплатят? – спросил Рансенеб, уже собравшись уходить.

– Я отвечаю за них.

– В таком случае, дай им понять, что они могут заработать солидную сумму, если будут служить Амону. Они должны ловко разузнать мнение народа о строительстве усыпальницы, о Сэмну, о положении маленького Тутмеса после смерти его брата. Они должны распространить слух, что царица презирает богов, пренебрегает советами жрецов и хочет отделаться от обоих братьев, чтобы царствовать одной. И должны следить за предприимчивыми людьми, чтобы в случае чего можно было поставить их во главе восстания.

– Все это будет исполнено.

Сделав прощальный жест рукой, жрец вышел…

• • •

Гибель всех надежд была ужасным ударом для Кениамуна. В первую минуту его гнев был так велик, что он жаждал кровавой мести. Чтобы хорошо все обдумать, он взял у Хатасу отпуск на несколько дней и уехал в свое небольшое имение, находившееся в окрестностях Фив. По мере того, как в тишине и одиночестве к нему возвращалось хладнокровие, он убедился, что бедный и зависимый от каждого, он должен был склонить голову и перенести оскорбление, если не хотел навлечь на себя репрессивные меры, которые могли его уничтожить. С тяжелым сердцем он решил покориться и вырвать из своего сердца любовь к Нейте, но все–таки поддерживать с ней дружеские отношения, которые могли быть ему полезны. Вернувшись к себе, он нашел богатые подарки, присланные Саргоном, несмотря на его отказ. Подавив в себе желание бросить все это в лицо высокомерному дарителю, он написал ему несколько благодарственных слов.

«Я принимаю твой великолепный подарок, – писал он, – в память о твоем расположении и в доказательство того, что ты простил мне дерзкие слова, вышедшие из моего оскорбленного сердца, но вовсе не как вознаграждение за женщину, которую я люблю и которую ты у меня отнял. По зрелом размышлении я понял, что такой бедный воин, как я, не может соперничать со знатным принцем и что ты имеешь больше прав на обладание Нейтой, которая как бы создана для того, чтобы украшать своей красотой дворец».

Относивший письмо гонец, к великому изумлению Кениамуна, вернулся с таким ответом: «Еще раз, Кениамун, я сознаюсь, что был неправ, похищая у тебя женщину, сердце которой, по твоему мнению, принадлежит тебе. Приходи ко мне. Мне крайне нужно поговорить с тобой».

Заинтригованный, Кениамун на следующее же утро отправился к Саргону, который принял его на своей любимой террасе. Со времени последнего их свидания хетт похудел и побледнел, глаза его лихорадочно блестели.

Он радушно встретил Кениамуна. Когда тот сел рядом на табурет слоновой кости и освежился кубком вина, Саргон сказал, устремляя на него глубокий и странный взгляд:

– Я хочу, Кениамун, сообщить тебе одну вещь, которая смягчит твое горе и успокоит ревность, возбуждаемую моим счастьем. Ты думаешь, что Нейта любит тебя, не правда ли?

– Да, она сама сказала мне это и обещала выйти за меня замуж в то самое утро, когда ты просил ее руки у Хатасу.

– О! Лицемерие женщин! Сами боги могут ли понять тебя? – сказал Саргон с отрывистым пронзительным смехом. – Позволь мне сообщить тебе, Кениамун, что ты ошибаешься. Вечером в день нашего обручения Нейта объявила мне, что она чувствует к тебе только дружбу и что для нее безразлично, за кого выходить замуж. «Ввиду того, – прибавила она, – что я люблю всеми силами души человека, которого никто никогда не узнает. Но вовсе не Кениамун мешает мне любить тебя, Саргон».

Кениамун открыл рот и онемел от изумления. Две мысли, как молнии, пронеслись в его уме: «Нейта не любит его, и Саргон, оскорбленный жених, поверяет мне это. Зачем?» И он имел основание удивляться. Мрачный и мстительный ассириец не поверял бы, конечно, своему сопернику перенесенное им оскорбление и презрение к своей любви, если бы страстное желание узнать, кого предпочла молодая девушка, не овладело его душой. Чтобы удовлетворить это желание, он нуждался в помощи Кениамуна. Молчаливый и недоверчивый, Саргон всегда, как мог, избегал общества египтян. Он чувствовал, что гордые победители его народа относятся к нему недружелюбно и пренебрежительно и что они уважают в пленнике, лишенном отечества, только протеже царицы. Эта сдержанность сделала его чуждым городской жизни. Даже о Нейте ему ничего не было известно, и он не знал, с кем девушка могла встречаться и кто мог ей понравиться.

Повсюду принятый и знавший всех, Кениамун должен был помочь ему обнаружить этого неизвестного соперника. Раздраженный открытием, что он также был обманут, и подстрекаемый ревностью, воин, несомненно, откроет истину, и тогда он, Саргон, найдет случай без шума уничтожить ненавистного человека, преграждавшего путь к счастью. Его любовь к Нейте только усилилась после тяжелой сцены, когда девушка так жестоко оттолкнула его. Теперь это чувство обострилось глухой ненавистью и страстным желанием мести. Обладать ею помимо ее воли и заставить ее жестокими унижениями заплатить за нанесенное ему оскорбление – такие мысли целиком занимали его ум.

Когда первое удивление прошло, Кениамун задумался. Он быстро перебирал в уме всех молодых людей, с которыми встречалась Нейта. Ни один из них, он был уверен в этом, не был для него опасен. Без сомнения, между обрученными произошло объяснение. Саргон, конечно, требовал, чтобы Нейта отказалась от своей любви к Кениамуну. Девушка, видя ненависть и дикую ревность принца, придумала эту стратегию, чтобы спасти любимого человека от преследований и, может быть, даже от смерти. Взгляд, брошенный на мрачное лицо Саргона, жесткое выражение его глаз и нервно трясущиеся губы убедили его в этой мысли, хотя он и остерегся высказать ее. Пройдясь по террасе, он остановился перед Саргоном.

– Я должен верить, что она не любит меня, так как ты слышал это из уст Нейты. Так хорошо же, – он нахмурил брови. – Я найду того, кто так таинственно проник в ее сердце. Я узнаю, что за пропасть разделяет их, если только она, из женского кокетства, не хотела просто стать еще дороже для тебя.

– В таком случае, это был плохой расчет. Я вовсе не принадлежу к числу людей, способных вздыхать о невесте, мечтающей о другом. Но оставим этот разговор. Я чувствую необходимость успокоиться и развлечься. Поэтому я прошу тебя, Кениамун, свози меня к Туа. Ее дочь, говорят, прекрасна, и у них в доме собирается многочисленное общество.

– О! Туа будет очень счастлива видеть тебя у себя. Если ты хочешь, через несколько дней мы съездим туда. Туа и Неферта дают один из своих пиров, и тебе представится великолепный случай познакомиться с ними и развлечься.