– Это ты, Рома? – спросила женщина.
– Да.
– В таком случае, пойдем! Я привела Нейту.
– Где же ты, Роанта, мне страшно здесь! – позвала Нейта.
Ничего не отвечая, женщина схватила ее за руку и увлекла к беседке. Втолкнув ее туда, она прошептала:
– Оставайся здесь, пока я не приду за тобой, – и убежала.
Пораженная Нейта испуганно огляделась. Увидев Рому, которого она сразу узнала, несмотря на переодевание, Нейта глухо вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Не отворачивайся от меня, дорогая моя! Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты для меня дороже жизни, – прошептал жрец, сжимая ее в объятиях.
Не доверяя своим чувствам, Нейта внимательно вгляделась в его лицо.
Встреченный ею страстный взгляд наполнил все ее существо невыразимым счастьем. Она обвила шею Ромы, и их губы слились в горячем поцелуе.
– О, теперь я могу все перенести, – прошептала Нейта. – Я знаю, что ты любишь меня, что не презираешь и не осуждаешь за мою любовь и что Ноферура для тебя ничто.
– Я безумно люблю тебя, Нейта! Ведь я здесь вопреки голосу долга и совести, – горячо шептал Рома, причем счастье и горечь звучали в его голосе. – Но судьба жестоко наказывает меня. Она отдает тебя мне с тем, чтобы тут же отнять и осудить на муки ревности, так как я знаю, что ты становишься законной женой Саргона.
– Не мучайся этим, – сказала сияющая Нейта. – Я должна терпеть Саргона, но ни одна частица моего сердца не будет принадлежать ему. Я постоянно буду думать о тебе. Ты будешь утешать меня словами любви и поддерживать своими советами. Я всегда смогу позвать тебя на помощь. Я не буду уже больше ревновать тебя, – прибавила она, прижимаясь к нему.
Рома с обожанием смотрел на нее. Как она была прекрасна в блестящем свадебном наряде! Покрывающие ее камни сверкали в полумраке, переливаясь всеми цветами, а блеск ее черных глаз соперничал с их игрой.
– Ты–то не будешь ревновать, маленькая эгоистка, но я! – сказал со вздохом Рома.
– Это правда. Как я найду силы вырваться из твоих объятий, чтобы терпеть любовь Саргона? – воскликнула Нейта с внезапным приливом отчаяния. – Убей меня, Рома! Лучше умереть после этой минуты счастья, чем жить с ненавистным человеком! И ты тоже не будешь страдать.
Слезы помешали ей продолжить.
– Никогда! Ты должна жить, Нейта, так как ты моя жизнь, мое спасение, моя надежда! И кто знает, может, боги сжалятся над нами и когда–нибудь соединят нас? А пока мы будем видеться и поддерживать друг друга.
В эту минуту на реке со стороны дворца послышался зловещий шум, слившийся с пронзительными криками.
– Что это значит? – произнес жрец, с беспокойством вставая.
Не успел он договорить, как в беседку стремительно вбежала бледная, испуганная Роанта.
– Посланный от Хнумготена сейчас принес известие, что фараон скончался. Праздник кончился, и весь Египет покрылся трауром. Спеши, Рома, в храм, а ты, Нейта, иди скорее со мной. Твое отсутствие могут заметить, гости разъезжаются.
Поцеловав последний раз Нейту, Рома прыгнул в лодку. Подруги побежали ко дворцу. Полный беспорядок сменил радостное воодушевление приглашенных. С криками и причитаниями, гости и рабы рвали свои одежды, посыпали землей голову и били себя в грудь, громко оплакивая смерть фараона.
Когда раскрасневшаяся Нейта, слегка задыхаясь, присоединилась к мужу, тот стоял в зале, прощаясь с последними расходившимися гостями. Мрачным и подозрительным взглядом окинул он свою юную жену. Ее пылающее лицо, казалось, светилось внутренним счастьем и теперь совершенно изменилось. Молодые супруги скоро остались одни. Сильно взволнованные, они несколько минут стояли друг против друга.
– Траур, постигший всю страну, смутил наш брачный пир. Это плохое предзнаменование, – сказал наконец Саргон. – Гости наши разбежались, рабы и служители потеряли головы. Позволь мне отвести тебя в брачную комнату. Нам обоим нужно отдохнуть после всех волнений.
Он подошел и взял жену за руку. При виде того, как она вздрогнула и подалась назад, глаза его вспыхнули недобрым огнем.
– Не бойся, – сказал он глухим голосом, – что я стану надоедать тебе своими пылкими чувствами. Отвергнутая любовь не будет унижаться перед тобой. Ты не пожелала моей снисходительной любви, раба твоей красоты. Ну что же! В таком случае, ты почувствуешь всю суровость мужа, который позаботится, чтобы твоя страсть к другому не очень–то близко касалась его чести.
Нейта гордо подняла голову. Самодовольством и презрением горели ее глаза, когда она ответила прерывающимся голосом:
– Тем лучше! Я предпочитаю твою ненависть твоей любви. Но ты слишком поздно вздумал следить за моими чувствами и поступками. Смотри! Мои губы и мои щеки еще горят от поцелуев единственного человека, которого я люблю. Я еще вся дрожу от счастья! Но окружающая нас тайна так же непроницаема, как и моя любовь. Никто никогда не узнает имени того, кому я принадлежу душой и телом.
Саргон окаменел, слушая ее. Шатаясь, он сделал шаг назад, и хриплый крик вырвался из его груди.
– Изменница! – прошипел он неузнаваемым голосом, с глазами, налитыми кровью. – Всего несколько часов тому назад ты клялась перед богами быть мне верной, а теперь позоришь мою честь? Так умри же!
В его руке сверкнул нож и вонзился в грудь Нейты. Девушка страшно вскрикнула. Вытянув вперед руки, обливаясь кровью, она упала на колени и затем вытянулась на полу без движения.
Опомнившись, Саргон выронил кинжал и в ужасе отступил назад.
– Что я наделал? Я убил ее, – пробормотал он, проводя рукой по лбу, покрытому холодным потом. – О, Нейта! И зачем только моя рука должна была поразить тебя?
Не в состоянии думать и не в силах позвать кого–нибудь, он в изнеможении опустился на стул.
Саргон так ослабел, что не слышал ни приближавшихся быстрых шагов, ни двойного крика, послышавшегося почти сразу. На пороге комнаты стояли Мэна и Кениамун, в ужасе глядя на новобрачную, без движения лежавшую в луже крови. Они оба задержались из–за какого–то служебного дела к Пагиру. И уже шли за оружием и плащами, когда вдруг услышали крик Нейты.
Придя в себя от страха, оба бросились к ней. Они подняли ее и стали осматривать, стараясь узнать, жива ли она.
– Она еще дышит! – воскликнул Кениамун, срывая с себя шарф, чтобы перевязать рану.
– Надо позвать Сатати. Она должна быть еще здесь, так как хотела прийти проститься с Нейтой, – кричал Мэна. – Живо, пусть кто–нибудь бежит за благородной женой Пагира! – приказал он, заметив в дверях испуганную толпу рабов.
Почти в ту же минуту его взгляд упал на Саргона, все еще сидевшего в полном оцепенении. Тотчас лицо его исказилось яростью и скотским самодовольством.
– А! Вот ты где, презренный убийца! – закричал он, бросаясь к Саргону и сильно встряхивая его. Это неожиданное нападение, казалось, пробудило принца.
– Она мне изменила, и я убил ее! – отбивался он, стараясь оттолкнуть Мэну.
Но тот, будучи гораздо сильнее, удержал его.
– Сам ты изменник! Неужели ты думаешь, что тебе позволили жениться на благородной египтянке для того, чтобы ты сначала оклеветал ее, а потом зарезал? Ты ответишь перед царицей за это преступление. Вот, что бывает, когда из раба делают вельможу. Эй, вы, принесите веревки. Надо позаботиться, чтобы этот шакал не убежал, пока царица не решит его участь.
Пока связывали Саргона, в комнату влетела бледная и дрожащая Сатати. Следом за ней появился Пагир, на его глупом лице был написан почти комический испуг.
– Оставьте его на свободе, он не убежит, – сказала Сатати, видя оскорбительное обращение с принцем.
– Займись–ка ты раненой, я же отвечаю за свои поступки, – грубо сказал Мэна. – Не думаешь ли ты, что я буду спокойно смотреть, как убивают мою сестру, и стану отвешивать поклоны этой гадине?
Саргона потащили в дальнюю комнату и бросили там на какой–то тюк. Рабам было приказано сторожить его.
Кениамун и Пагир отнесли Нейту в брачную комнату и положили на кровать. Здесь ее раздели и, в ожидании врача, приложили к ране холодный компресс.