Анька подошла близко – нам было лет по пятнадцать – и взглянув на меня с хитрой улыбкой, спросила:

«Павлик, а Павлик? У тебя есть „кубики“ на животе?»

Разумеется, никаких «кубиков» у меня не было. Мне, тощему длиннорукому очкарику, у которого водились «пятёрки» по математике, физике и химии, учитель физкультуры ставил «четыре» только из уважения к моему интеллекту. Да я никогда и не проявлял особого интереса к спорту, меня гораздо больше волновали естественные науки.

Но в тот момент, когда Анька подошла ко мне и спросила про «кубики», я внезапно пожалел о том, что у меня их нет. Штора бледно-серого цвета была шершавая и прохладная. Стоял промозглый июнь. Из форточки тянуло тёплой сыростью. Вероятно, Анька хотела, чтобы я показал ей либо «кубики», либо их отсутствие, и для этого как-то подозрительно потянулась ко мне рукой. Всё замерло у меня внутри. Я слегка испугался, но вместе с тем и обрадовался этому спонтанному женскому вниманию со стороны своей подруги. Я догадался, что внимание именно женское, по какому-то особенному выражению её глаз, по интонации голоса. У меня было до этого некоторое количество знакомств с девушками, в какую-то я даже считал себя влюблённым и почти с нею переспал. Это было дома у моего лучшего друга, когда его родители летали на неделю в Турцию в честь годовщины свадьбы.

Все тогда напились, потом уснули вповалку, и я, похоже, предпринимал какие-то попытки нападения на объект своей симпатии, но был настолько пьян, что, кажется, просто уснул, уткнувшись в девушку. Утром я старательно пытался выяснить у неё: было что-нибудь или нет, но мне это так и не удалось.

А потом я стоял перед Анькой и приятно боялся её руки, которая приближалась ко мне медленно, как в фильме ужасов… Ближе… Ближе… И вдруг мы услышали звук ключа поворачивающегося в замке – это вернулась с дачи полоумная Анькина бабушка, которая будила её по утрам поливая из чайника, она выгнала меня тогда, и больше никогда ничего подобного между мною и Анькой не происходило.

Но я почему-то до сих пор вспоминаю этот серый полусвет комнаты, штору, стук настенных часов, протянутую Анькину руку в её бесконечном незавершённом приближении – так ветвь степенной функции тянется к оси абсцисс и никак не может её коснуться –  и своё ощущение при этом, предчувствие чего-то, предвкушение…

Последние два года мы виделись редко. Времени стало мало. Работа. Дом. Всякие взрослые проблемы. Я хотел позвонить, но – как это обычно бывает – без конца откладывал. И – опа-на! – потерял номер. А потом мне несколько ночей подряд снилось, как я пытаюсь получить его обратно…

Вокруг пейзажи рисовались очень странные – то ли дома, то ли книжные шкафы, не поймёшь, как это обычно во сне бывает – нелогичная многофункциональность и бесформенность всех предметов. Я встречал во сне Аньку, каждый раз при разных обстоятельствах, но с одним и тем же настроением – болезненно-тревожным, смутным, зыбким. Я просил у неё и записывал номер телефона, читал его, видел перед глазами все цифры. И всякий раз я просыпался с ощущением, что теперь я снова его знаю, и могу по нему даже позвонить. Но вспомнить номер наяву мне, разумеется, не удавалось.

В сегодняшнем сне я залез к Аньке в квартиру через балкон в спальне. Вероятно, я избрал именно этот способ проникновения в её жилище потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь видел меня. Но всё равно откуда-то появилась Анькина мать – она всегда меня ненавидела, непонятно, правда, за что, я был отличник, очкарик и даже на хорошем счету у классной. Она начала выталкивать меня за дверь, дескать, убирайся подобру-поздорову, пока тебя не увидели остальные – нечего тебе тут делать… Откуда-то вынырнул Анькин муж, вероятно, моей встречи именно с ним боялась её почтенная матушка – однако он – мы привыкли особо не придираться к логике в снах – проявил ко мне доброжелательный интерес, пытался выяснить, занимаюсь ли я помехоустойчивостью беспроводных сетей связи – я отвечал невнятно, очень удивляясь почему этот усатый мужчина – наяву Анькин муж никогда не носил усы – так мило со мной беседует и даже не пытается набить мне морду, что было бы весьма логично… Мыслимое ли дело: какой-то длинноволосый и длиннорукий очкастый дрищ проникает в спальню его жены через балкон?

А потом я уже не вижу мужа, я вижу Аньку. Мы с нею стоим на балконе, я собираюсь аккуратненько слезть обратно на улицу – это нетрудно, этаж первый. Я прощаюсь, и напоследок прошу дать мне этот чёртов номер, пытаюсь объяснить, что потерял мобильный… И она во сне звонит мне со своего телефона на мой, на экране высвечиваются цифры, я жадно всматриваюсь в них, но успеваю запомнить только три знака оператора связи…

И просыпаюсь.

В первую секунду я даже потянулся за мобильником, чтобы посмотреть, не появился ли на экране значок непринятого вызова. Знаете, такое бывает, когда после слишком ясного сна вдруг спохватываешься в реальности…

Я встал, умылся, выпил кофе, но болезненная тревожность сна продолжала преследовать меня. Я необъяснимо чувствовал связь между этим сном и реальностью и никак не мог отделаться от мысли, что номер из сна настоящий, и если бы я его запомнил, то смог бы вернуть Аньку в свою жизнь… И тогда я решил, что если есть некая мистическая связь между людьми и она каким-то образом проявляется в снах, то если мне ещё хотя бы раз присниться Анька, то я непременно попрошу её позвонить мне. Найти меня, дурака, который был так неосторожен и упустил свой кончик связующей нити…

Я не смогу объяснить толком, почему утрата именно этого номера меня так сильно впечатлила и огорчила, я сотни раз в своей жизни терял из вида разных людей, с которыми дружил, приятельствовал, пил… По дороге на работу сидя в маршрутке у окна я зачем-то на секунду представил, что мы с Анькой так никогда больше и не встретимся, до самой смерти, и от этой мысли на меня повеяло чем-то тяжёлым и жутким…

Снова вспомнилось предчувствие несбывшегося, жёсткая серая штора ощущаемая плечом, невыносимо-асимптотическое приближение руки… и звук ключа, поворачивающегося в замке.

Это воспоминание в который раз пошевелилось во мне, словно перевернувшись на другой бок, и вновь уснуло под тёплыми слоями повседневных соображений – пока маршрутка стояла на светофоре, я следил как люди в оранжевых жилетах что-то долбят на трамвайных рельсах и думал о работе.

Прошло время, и я забыл про потерянный номер, а заодно – про все волнения и огорчения, связанные с ним. Не то, чтобы совсем

забыл. Просто оно как-то смазалось, растушевалось, потеряло резкость. Ну, жалко, конечно, что я до смерти не увижу Аньку, но, с другой стороны, она не единственная, кого я больше не увижу. Каждый день мы даже не задумываясь встречаемся с людьми и расстаемся с ними навсегда. Мы садимся напротив них в автобусах и в метро, а потом просто встаем и уходим, мы протягиваем им бланки в разных официальных учреждениях, не трудясь вглядываться в лица, получаем своё и отворачиваемся, мы смотрим на них как нах фон, не подозревая – кто они? – и особо не переживая по этому поводу. В чём загадка? Почему из всего огромного множества чужих людей мы выбираем десятки или даже единицы, чтобы помнить?