Гнев сдавил ее грудь. Господи, что же ей нужно сделать, чтобы угроза в лице отца навсегда исчезла из ее жизни? Он всерьез намеревался уничтожить ее, он на самом деле хотел от нее избавиться.

— Рони. Кэллан и Табер позаботятся о нем, - сказала мягко Меринас. — Пусть мужчины делают то, что должны делать.

Рони ответила ей жестким, яростным взглядом.

— Я так не думаю, Меринас. Не в этот раз. Не сейчас.

Глава 29

Рони была не слишком довольна Табером. Его нежелание избавиться от Реджинальда, или хотя бы позволить ей узнать, что, черт возьми, он задумал, заставляло ее волноваться все сильнее. Реджи был опасен для них обоих. Он уже доказал это. Нападение, которое они пережили «благодаря» ему, доказало, что Реджинальд стал злее, подлее, чем когда-либо.

Они не смогли доказать, что он передал данные. Были только подозрения. Чтобы эффективно противодействовать планам Реджинальда, они должны были знать наверняка. И еще неплохо бы точно знать, с кем он работал.

Мужчины, напавшие на поместье прошлой ночью, были просто наемниками. Сегодня они работали на Совет, завтра – на кого-то другого. В мире было несколько организаций, считавших, что Породы не заслуживают жизни. Наниматели Реджинальда были лишь одними из многих.

Он был ее отцом. Мужчиной, которого любила ее мать. Ее милая, нежная мать. Рони прислонилась лицом к холодному стеклу балконной двери, пытаясь унять разрывающую серлце боль.

Марджи Эндрюс была очень доброй и ласковой. Рони едва помнила ее, но она не забыла, как звучал мамин голос, певший ей колыбельные и рассказывавший сказки. И еще она помнила, что мама постоянно плакала.

Это были одни из ее самых ярких воспоминаний детства. Крики ее матери, глухие, молящие о пощаде. Пожалуйста, Реджи. Пожалуйста, не трогай меня...

Рони дернулась, когда слова эхом отдались в ее голове. Это было ее последнее воспоминание о матери. Последние слова Марджи. На следующее утро мать ушла на работу, а через час она была мертва.

— Слабая сука, — бормотал Реджинальд на похоронах. — Слишком слабая, чтобы бороться.

Рони не знала, что он подразумевал под этими словами, но она выросла, а они так и остались в ее памяти. Он был виновником смерти ее матери? Или это очередной его бред, и имелось в виду ее слабое здоровье?

Она была одинокой в то время, и сейчас чувствовала себя одинокой. Рони смотрела в темноту, пытаясь подавить в себе давние страхи, заглушить боль в старых ранах. Она чувствовала себя на пороге осознания чего-то важного и пугающего.

Ее мать любила Реджи — она была одержима им, и эта одержимость пугала Рони. Она не понимала тогда, почему мать так легко идет на поводу у Реджи. Она могла отринуть собственные желания и потребности в угоду его прихотям. Даже более того, она могла отринуть и желания дочери. Сколько раз на ужин они ели хлеб и картошку, которую мать вырастила в огороде за домом, а все потому, что Реджи взял себе все деньги? А сколько раз он бил мать, кричал на нее, потому что они съели последние продукты из шкафа, и ему пришлось самому думать, где взять еду?

Ее кулаки сжались. Рони тогда поклялась, что никогда не будет так отчаянно нуждаться в мужчине. Поклялась, что из-за любви никогда не позволит использовать себя, не позволит сломать. И вот теперь она не способна сказать «нет» человеку, который обладает ее телом.

Не имело значения, что Табер всегда обращался с ней с нежностью, всегда давал ей тепло и безопасность, не поднимал на нее руку. Ее страхи бушевали внутри нее так же жарко и мрачно, как и огонь, опаляющий сейчас низ ее живота.

По какой-то причине природа лишила выбора их обоих: и ее, и Табера. Он был человеком, уже взрослым мужчиной, который столкнулся с невыразимым ужасом, и рядом с которым она чувствовала себя как ребенок — и ее это пугало. Рони была напугана. Запуталась в себе.

Она расправила плечи и вдохнула. Итак, она осознала проблему. Это был первый шаг к решению. Ведь так?

Собственные эмоции несколько месяцев назад испугали ее, показали ей, как сильно Табер при желании может ее ранить. То письмо, которое, как она думала, написал он, уничтожило ее, разбило на части. И какая-то ее часть до сих пор сопротивлялась тому, что она осталась с ним.

Когда твое сердце любит, Рони, бороться нет смысла. Слова матери. Она прошептала их как-то ночью после очередного скандала с Реджи. Иногда интересы того, кого ты любишь, важнее, чем твое собственное сердце.

И Рони теперь осознавала, что она должна найти способ защитить Табера. Он не знал, каким порочным, как жестоким мог быть Реджинальд. Не знал, иначе бы никогда не позволил ему остаться.

Табер видел его мнимую лояльность, мнимое желание жить спокойной жизнью. Он не сможет поверить, что ее отец сделает все, что потребуется для достижения собственных целей, даже если для этого ему придется уничтожить собственную дочь. И Рони знала, что ее смерть даст Реджинальду богатство и чувство удовлетворения. Наконец-то. У него было оружие против нее, и вскоре, она знала, он им воспользуется.

— Рони. — Голос Табер был полон тьмы, и эта тьма окутала ее сразу же, как он вошел в комнату.

И тут же пульсирующее возбуждение, которое текло по ее телу, стократно усилилось. Рони отвернулась от окна, достала пистолет из кобуры на поясе и, положив его на стол, приблизилась к Таберу. Она потянула за подол рубашки и быстро стащила ее через голову.

Он был ее. Черт бы его побрал. Черт бы побрал Реджинальда и ее страхи.

Рони бросила рубашку на пол и отпихнула ее носком кроссовка.

— Сукин сын.

Его руки опустились к джинсам.

— Возьми меня, — бросила она вызов, быстро снимая свои джинсы. — Ну, давай же.

Вокруг них был жар, он поднимался от ее тела. Рони не хотела идти в кровать. Она не хотела нежного бездумного секса. Она хотела унять вулкан внутри себя, хотела, чтобы на этот раз Табер потерял контроль. Она хотела гладить его, довести его до неистовства, хотела тереться об него и цепляться за него ногтями.

Его глаза сузились. Рони обожала такие моменты. Нефритово-зеленого цвета глаза Табера в эти минуты сверкали угрожающе, придавая ему хищный вид.

Он заворчал, и она улыбнулась ему в чувственном вызове.

— Я могу, — сказал он ей тихо, наблюдая за ее движениями, держа ее в поле зрения. — Я могу взять тебя прямо сейчас, Рони.

Она задрожала от темного искушения в его взгляде. Припухшие губы киски намокли, ее лоно сжалось в ожидании. Она смотрела на него, глубоко дыша, и понимала, что Табер тоже чувствует исходящие от нее волны жара.

Он замер, почувствовав запах ее возбуждения, мышцы его живота напряглись, член дернулся в предвкушении.

— Ты знаешь, что возбуждаешь меня, Рони? - спросил он ее, его голос был шелковистым.

Она подошла к нему сзади совсем близко, протянула руки, оглаживая мышцы спины. Как грубый шелк. Мягкие волосы, покрывавшие его тело, щекотали ее ладони. Он вздрогнул под ее руками.

— Я думала, кошки любят, когда их гладят. — Рони наклонилась вперед, задержав дыхание, и ее соски коснулись его спины.

Грохочущий гул, завибрировавший в его груди, заставил ее задрожать от восторга. Этот звук ласкал ее чувства, разжигая страсть.

Ее руки обвились вокруг его талии, скользнули по напряженным мышцам его живота.

— Я так мечтала коснуться тебя, — прошептала она ему в губы, разглаживая яркую татуировку на левом плече. Крадущийся Ягуар — его глаза сузились в ярости, уши отведены назад в предостережении. — Я мечтала заставить тебя стонать, заставить тебя шептать, как сильно ты меня хочешь.

— Я хочу любить тебя, пока не лишусь чувств, Рони. — Табер по-прежнему не двигался, напряженно замерев под ее прикосновениями.

— Я могу тебя исцелить? — Она положила щеку на его плечо, слыша в голосе отзвук одиночества. Те же темные эмоции, которые чувствовала она сама.

Он вздрогнул под руками, ласкающими его напряженные соски.