Ученые были в восторге, когда узнали о ее беременности. Все меры предосторожности для обеспечения жизни ребенка были приняты. Все меры предосторожности, за исключением того, что разум матери был помешан на смерти. На смерти ребенка.

Это хныкание, которое эхом отдавалось вокруг, не могло принадлежать ей, пыталась себя убедить Шерра. Она уже много лет назад оплакала своего потерянного ребенка. Она плакала, пока ее душа истекала кровью вперемешку со слезами. Плакала, пока от ее сердца не осталась только пустая оболочка. А потом Кейн вернулся. И с ним воспоминания, с которыми она так отчаянно боролась.

Да-а, Шерра. Да, детка. Такая тугая. Такая горячая и тугая. Ее киска судорожно сжалась от воспоминаний о его члене в ней. Он смотрел. Она помнила. Наблюдал, как каждый дюйм его мощной эрекции погружается в пылающие глубины ее безволосой киски. Он был поражен ее голой киской. Любил облизывать пухлые губы, чувствуя языком ее соки.

— Стоп, – шептала она, схватив себя за волосы и потянув в надежде, что боль отвлечет ее от мыслей о нем.

Им дали только одну ночь. Только восемь украденных часов. Он должен был тренировать ее. Он обучал ее, но не тому, что от него требовалось. Он подготовил ее к его члену. Научил ее поцелуям, прикосновениям. Учил ее любить, а потом ненавидеть. Она не могла избавить себя от ненависти, независимо от того, что у них обоих не было выбора.

Дайэн. Он был ее братом. Ее другом. Он был одним из немногих людей, которым она доверяла. Его предательство было хуже все. Он пытался убить Кейна. Меринас рассказала ей. Именно он подсунул наркотики в ее пищу. Препарат, который вызвал у нее выкидыш. Именно Дайэн уничтожил ее. И теперь Кейн здесь, одиннадцать лет спустя, и ее тело снова терзают муки сладострастия, с которыми она не может справиться.

Боже, да. Пососи мой член, детка. Да, Шерра, черт, черт... он попытался отступить, чтобы не пролить свое семя ей в рот, но она так хотела узнать его вкус. Так хотела познать все грани того, чем они занимались.

Она облизнула губы, вспоминая этот вкус.

— Когда ты собираешься сказать ему?

Мерк стоял на пороге кабинета, глядя на нее горьким и одновременно пустым взглядом. Он понимал ее, он очень хорошо знал, что такое – потерять все, что в твоей жизни имело значение.

— Кто сказал, что я собираюсь?

Нельзя было скрыть от Пород тот факт, что ее мучила лихорадка. Черт, они все знали. Ее запах не чувствовал только Кейн. Только он не знал, что ее тело горит.

— Ты не можешь прятаться от него вечно. Он не дурак. – Он покачал головой и скрестил руки на могучей груди. — Пришло время отпустить прошлое, Шерра.

Она зарычала.

— Советы ты давать умеешь, – прошипела она. — Когда примешь свое прошлое, тогда поговорим о том, чтобы и я приняла свое.

Это был удар ниже пояса. Шерра покачала головой, застонав от сожаления.

— Мерк, прости.

Он устало вздохнул.

— Ты права, так и есть. Но у тебя есть шанс, Шерра. Твоя пара до сих пор жива. И он более чем готов облегчить боль, которая тебя терзает. Зачем с ним бороться? Разве ты не заслуживаешь счастья?

— А заслуживаем ли мы его? – прошептала она. — Я не могу, Мерк. Я не могу.

Она не могла потерять еще одного ребенка. Она не могла потерять Кейн снова и снова.

— Слишком много лет, слишком много злости.

— Он — твоя пара, - сказал Мерк просто. — И уже скоро он не примет «нет» в качестве ответа. Что тогда будешь делать? Что будешь делать, когда он узнает правду, которую ты скрываешь от него с тех пор, как он здесь.

Усталая, горькая улыбка пересекла ее губы.

— Я не знаю, - вздохнула она мрачно. — Я просто не знаю. И это действительно, по-настоящему пугает меня, Мерк. Я не знаю, смогу ли я принять его наказание.

Мерк медленно покачал головой.

— Начинай считать дни, Шерра. Потому что скоро, очень скоро, ты не сможешь прятаться. Он узнает и тогда он захочет доказать тебе, что он — твоя пара. Может быть, тогда ты поймешь все бесперспективность этой борьбы.

Он повернулся и вышел из комнаты, и в тот момент она поняла, насколько он был прав.

Вскоре она не сможет скрыть своих потребностей. Они вторгаются в каждую клетку ее тела, они делают ее беспомощной, и скоро заставят кричать об облегчении.

Она знала. Она знала этот цикл. Каждый год. Каждый проклятый год вдали от него она страдала. Мучилась, пока смерть не начинала казаться единственной приемлемой альтернативой. Терпела, пока не прокляла его, не возненавидела его и, наконец, в последнем отчаянном шаге не сделала себя неспособной выносить ребенка.

Она уговорила Дока провести стерилизацию, уничтожая навсегда шанс иметь ребенка и быть с мужчиной, которого у нее украли Она сделала немыслимое. И теперь она будет страдать одна. Как всегда. В одиночестве.