- Легко сказать! - отозвался военный. Купец Гвоздев с порога своего погреба продолжал следить восторженным взглядом за обеими девицами. Те торопились пройти мимо или ворочались, заметив его, домой, перебраниваясь между собой о том, к кому относятся эти комплименты. Ни одна из сестер не хотела брать их на свой счет. Дело в том, что они были дочери умершего коллежского советника, следовательно, в некотором роде дворянки, а он только купец.

Что касается Брагина, хотя он зарычал, как бульдог, на извещение экзекутора об отъезде за границу директора и его жены, но на другой день явился на станцию с глубоким поклоном этому самому директору и букетом цветов его супруге. Он не только не был пьян, но был прилизан, причесан и в свежем вицмундире. Он и экзекутор были между собою приятели и любили вместе выпить. Они жили, что называется, душа в душу, то есть рука руку мыли. Оттого Брагин и получил извещение от экзекутора об отъезде директора за границу.

- Сюда, сюда, ваше превосходительство, сюда пожалуйте! - твердили взапуски экзекутор и Брагин, приглашая директора на назначенные им места в вагоне.

Директора, кроме родных и знакомых, еще провожал заступивший его место в его отсутствие вице-директор, какой-то немец Шлеппе, человек тихий и добрый. Он приехал сюда, как для приличия проводить директора, так и для того, что директор давал ему кое-какие наставления, что делать в его отсутствие.

- Да, да, будет исполнено, все будет! - говорил в ответ Шлеппе.

Поговорив с ним, директор обратился к Брагину:

- А вы, Брагин, не забудьте дела, которые я вам поручил...

- Как можно забыть, ваше превосходительство! Сделаю все, все, до дела Лязгина включительно...

- Да, дело Лязгина... Да, да, - прервал директор, - ведь я вам его передал?

- Как же, ваше превосходительство, оно у меня: Лязгину назначено двести рублей на командировку, да прогонных по чину. Бумага у меня готова...

- Так Иван Богданович подпишет мои распоряжения, офицер получит деньги и отправится... Да... да... Что еще я хотел сказать? - торопился директор.

- Пойдем скорее! Мы опоздаем! - говорила между тем директорша и наскоро отдавала горничной разные мелкие вещи для размещения их в вагоне и в то же время прощалась с родными и знакомыми.

- Adieu, ma chиre, - кричали ей разные голоса. - Пишите чаще! Прощайте! До свиданья!

- Да, да; я еще что-то хотел объяснить, да как в этой суматохе объяснишь!.. Прощайте, прощайте!..

- А вам, Петр Петрович, - обратился директор к экзекутору, - я еще на квартире сказал, что без меня делать... Еще что-то я хотел сказать... говорил растерянный директор.

- Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, - твердил, как сорока, экзекутор,

Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.

- Так прощайте, до свидания! - сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.

- Прощайте, ваше превосходительство! - кричали все.

- До свидания! - повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.

Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.

- Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!

- До свидания, до свидания! - раздавалось из вагона. Поезд тронулся и ушел.

Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.

- Теперь мы покутим! - сказал Брагин. - Директор, слава Богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!

- И то мякушка, ты правду сказал! И ленивый какой - ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит "вице-директор" - сейчас подпишет.

Брагин усмехнулся.

- Пойдем-ка лучше в место злачное и покойное, где ни печали, ни воздыханий... Туда, знаешь, на угол? - сказал он.

- Хорошо, да только мне надо забежать в департамент: там у меня дело есть, надо распорядиться.

- И мне нужно на часок-другой домой: у меня ведь бумаги о Лязгине не готовы, хоть я и сказал директору, что написал их. Пожалуй, завтра Иван Богданович спросит.

- Лязгин то и дело бегает к казначею: ждет не дождется, когда получит деньги.

Оба засмеялись.

- Так часа через два мы там опять... - сказал Брагин. - Знаешь?

- Знаю, знаю! - с усмешкой отозвался экзекутор, и приятели разошлись, чтоб в скором времени опять сойтись в трактире.

Какой же вывод сделать из всего этого! - Ровно никакого.

Прошел один, другой и третий май-месяцы... Их сменяли летние жары, потом осенние непогоды, зимние морозы и так далее. Дом стоят все на том же месте. Надо начать сначала: с голубей, воробьев и кошек. Первые выводили новые поколения, кошки тоже обзаводились котятами. И те, и другие вели между собою войну: кошки учили котят гоняться за голубями и воробьями, а воробьи и голуби, в свою очередь, так же, как и прежде, перелетали на другую крышу.

Дворники, может быть, все тот же Архип и его товарищ, по-прежнему ставили самовары и пили чай, потом принимались мести двор и улицу, в ущерб прохожим и проезжим, все с той же оговоркой: "полиция велит!" По-прежнему они плескали из шаек и полоскательных чашек воду на двор и мостовую.

По-прежнему проезжал по улице "сам" и, может быть, грозил пальцем дворникам и городовому. Швейцары графа и графини Решетиловых все ссорились между собой, по-прежнему разбирали, кому какие журналы и письма.

Граф Решетилов уехал на лето в свое имение хозяйничать. Жена его, послушав проповедников русских и нерусских, отправилась за границу на воды, с дочерью и гувернанткой. Дети их ушли в лагерь. Квартира опустела. Только оставленные беречь ее лакеи расселись на барских диванах и играли в носки и в свои козыри.

Важный чиновник, выпросив себе у начальства еще какую-то лепту, сосватал себе невесту, в купеческом семействе, как он хотел, с большим приданым. Теперь он заводит экипаж и лошадей, и высматривает в газетах, не продается ли где-нибудь подешевле и то и другое. Он заметил в какой-то газете, что выгодно продается пара вороных, с белою во лбу отметиной. Кроме того, он убирает свою квартиру, заводит мебель, зеркала и ковры, все руководясь газетами. Да еще у своего начальства выпросил крупную сумму на свадьбу.

Чиханов рад бы переехать с квартиры с женой на другую, более ему подходящую, но его не пускает неумолимый Иван Иванович. Он считает за ним две трети незаплаченных денег. Чиханов клянется заплатить, лишь только будут у него деньги. Но Иван Иванович не верит. Он очень искусно переписал его вещи на хозяина дома за долг и только все улыбается. Чиханов забегал к нему раза три, но, видя его непреклонность, вдруг бросил все - куда-то исчез. Июнь и июль он прожил в одном семействе, в августе с кем-то попал за границу, в сентябре явился оттуда франтом и ни о чем по-прежнему не заботился, предоставив жене своей распоряжаться, как она знает. Та уехала на лето с одной богатой барыней в ее имение, оставив присматривать за квартирой какую-то старуху из богадельни.

Девицы-сироты продолжают одна худеть, другая толстеть, и все бранятся между собой о том, к кому относятся комплименты купца Гвоздева. Этот продолжает восхищаться ими с порога своего магазина.

Чиновник Брагин теперь уже управляет отделением. С экзекутором он по-прежнему закадычный приятель и получил казенную квартиру.

Кончив все дела в департаменте, они садятся за карты и к ночи расходятся по своим квартирам, не совсем трезвые. Брагин, с вечера, после пунша, либеральничает напропалую и бранит, как всегда, свое начальство, а утром является к директору почтительным чиновником.

Юхнов служит в отделении Брагина и приютился на маленькой квартире в казенном доме под крылышком Брагина. Когда этот выпьет вечером пунша, Юхнов по-прежнему возмущается за либеральные его выходки против начальства. Утром же Брагин, отрезвившись, во всем соглашается с ним и пользуется его услугами.