Сыновья Ареса не могут похвастаться подобной — хоть и недоброй, но все же громкой — известностью. Их, зато может утешить, что в последнее время к ним усилилось внимание астрономов, высказавших сомнение в их происхождении. Речь идет о Деймосе и Фобосе-спутниках Марса, которых стали подозревать в том, что они искусственные. Времена меняются: на смену Ужасу и Страху пришло любопытство. А впрочем, как знать, может быть, страхи (и огорчения) еще впереди: вдруг и впрямь они окажутся обломками неведомой цивилизации?!

Деймос и Фобос — дети Ареса и Афродиты. Но богиня красоты была весьма любвеобильна. Кроме законного потомства (а от Ареса родились еще шаловливый бог любви Эрот и дочь Гармония), у нее был еще сын от Гермеса, получивший звучное имя Гермафродит. Несчастный нисколько не был виноват в своей несколько скандальной славе — юноша как юноша, необычайной красоты, без каких-либо пороков. Но что он мог сделать против воли богов, которые пожалели страстно влюбившуюся в него нимфу и удовлетворили ее отчаянную просьбу, слив ее с ним в одно двуполое существо?!

От смертного же Афродита произвела на свет троянского героя Энея, потомки которого основали древний Рим. От него, кстати сказать, выводил свою родословную и знатный род Юлиев, с именем которого связана династия римских императоров, основанная Юлием Цезарем.

Перед могуществом вечно юной златовласой Афродиты бессильны даже боги. И люди и олимпийцы всегда обращаются к ней за помощью. И она способна творить чудеса. Это единственная богиня, которая, вероятно, смогла бы противостоять неотразимому взгляду Медузы Горгоны — женщины, превращенной в чудовище, заставлявшей окаменеть каждого, кто кинет неосторожный взор на ее физиономию. И не было на свете силы, способной расколдовать и оживить пострадавшего.

Но все-таки неясно, не удалось ли бы это Афродите, если бы она всерьез взялась за дело. Ведь сумела же она однажды вдохнуть жизнь в холодную слоновую кость!..

Среди публики, покидающей театр после спектакля «Пигмалион», нередко слышится недоуменный вопрос: «Кто это — Пигмалион?» Действительно, это имя даже не упоминается в пьесе Бернарда Шоу, рассказывающей о том, как английский профессор-лингвист Генри Хиггинс, подобрав на улице вульгарную, разбитную цветочницу, обучил ее светским манерам, правильной, грамотной речи — словом, воспитал ее так, что в обществе она вполне могла сойти за настоящую леди. Правда, увлекшись экспериментом, он забыл о простой истине, известной уже древним грекам: «Человек есть мера вещей». Вещи приобретают смысл именно тогда, когда человек соприкоснется с ними, а в особенности, если он их сам создает.

И случилось непредвиденное: убежденный женоненавистник Хиггинс влюбился в собственное творение, ставшее как бы частью его самого. В сущности, повторилась история, о которой повествовал старинный миф, подробно изложенный римским поэтом Овидием.

Царь Кипра Пигмалион, разочаровавшись в женщинах, жил в одиночестве. Очевидно, это обстоятельство все-таки угнетало его, и он нашел себе занятие, вполне достойное его высокого положения: он приобщился к искусству. И однажды из-под его резца вышла прекрасная статуя. Женщина из слоновой кости казалась совершенно живой, словно готовой сойти с места, но опасающейся чего-то. Пигмалион удивился и, естественно, решил проверить, с кем имеет дело. Он поцеловал статую, осторожно коснулся ее тела. Увы, признаков жизни не обнаруживалось. Но старый холостяк знал, как искусно могут притворяться женщины, и решил обратиться к испытанным приемам. Он смущал ее ласковыми речами, осыпал драгоценными украшениями. Тщетно! Статуя устояла. И тогда Пигмалион пустил в ход последний козырь: он решил вступить в законный брак. Обратившись к Афродите, он молил ее дать ему жену, похожую на статую из слоновой кости. Богиня любви отлично поняла истинный смысл этой туманной формулировки и вдохнула жизнь в бесчувственное тело красавицы, которая, естественно, тут же влюбилась в своего создателя.

Сделал ли Пигмалион после женитьбы хотя бы одну скульптуру, неизвестно. Да, впрочем, вряд ли теперь в этом была необходимость, хотя, конечно, не грех было бы из благодарности воздвигнуть статую самой Афродиты. Но богиня на него не обижалась — изображений ее в Элладе и так хватало. Лучшие мастера Греции посвящали ей свои творения. А самая знаменитая статуя — Афродита Милосская на многие века стала общепризнанным эталоном женской красоты — возвышенной, таинственной, непостижимой. Рожденная из морской пены, богиня загадочно смотрит вдаль, уверенная в своей неотразимости. Такой ее изобразил антиохийский скульптор II века до нашей эры — Александр. Такой она предстает ныне перед посетителями парижского Лувра. Века сохранили эту удивительную красоту, и хотя у статуи не хватает рук, кем-то отбитых и, как говорят, куда-то проданных, все же, как писал П. Антокольский:

Артемида вечно бродит вдали от Олимпа: она заботится о стадах, о диких зверях, помогает пастухам и охотникам. Именно ей был посвящен самый величественный храм древности, который вошел в число семи чудес света. Его воздвигли в Малой Азии, в Эфесе. Рассказывали, что сама богиня помогала архитектору и мастерам, работавшим в общей сложности 120 лет. К. 450 году до нашей эры храм, наконец, был завершен и вызвал всеобщее восхищение своей красотой, легкостью и изяществом. Он простоял около сотни лет — до того самого дня, который принес всемирную славу двум весьма непохожим людям. Один из них, царь Александр Македонский, в тот день родился. Другой — ничем не примечательный житель Эфеса Герострат — решил увековечить свое имя в памяти потомков и поджег знаменитый памятник — гордость малоазийских греков. И, надо сказать, столь чудовищный способ вполне оправдал надежды безумного честолюбца. В эллинских государствах было принято специальное постановление о том, чтобы предать имя Герострата забвению. Писателям запретили упоминать о нем даже в рассказе о пожаре в храме Артемиды. И все-таки имя пережило века. «Геростратова слава» — так и поныне называют позорную известность тех, кто запятнал себя преступлением или недостойным деянием.

Ловкая, сильная, мужественная Артемида хозяйничает в лесах и горах, и нет спасения от ее звенящих, не знающих промаха стрел. Она же нежно ухаживает за детенышами диких животных, ревниво оберегает священные рощи, куда запрещено вторгаться смертным, девственные луга и поля. Сердце ее холодно, и ей незнакомы любовные томления. Но горе тому, кто посмеет посягнуть на ее непорочность, даже кинуть взор на ее прекрасное тело. Единственный человек, которому довелось увидеть ее обнаженной, — охотник Актеон — был превращен ею в оленя, которого растерзали его собственные собаки. Правда, есть версия, что гнев богини был вызван иным обстоятельством: Актеон будто бы хвастался, что он более искусный охотник, чем Артемида. Разумеется, этого богиня стерпеть не могла.

Вообще олимпийцы страшно беспокоились за свой авторитет, и высшей дерзостью считалось, если кто-нибудь из людей хоть в чем-то посмеет сравнить себя с ними. Подобные попытки пресекались решительно и жестоко. Переубеждать, доказывать, спорить — этого боги не умели, да и просто не считали нужным. Какие дискуссии, когда в руках безграничная власть и столь же безграничное право использовать ее?

Гордилась своим потомством фиванская царица Ниоба: ни у одной женщины не было более прекрасных детей. Но царица посмела бросить вызов богине Латоне: что такое ее близнецы — Аполлон и Артемида — по сравнению с семью сыновьями и семью дочерьми Ниобы?! И расплата последовала мгновенно. Бог света и богиня охоты убедительно доказали свое превосходство: они хладнокровно перестреляли из луков беззащитных детей, а несчастная мать окаменела от горя, склонившись над телом последней дочери. Такой изобразил ее известный скульптор IV века до нашей эры Пракситель, на статую которого была сочинена эпиграмма: