— Ну и как, помогает? — заинтересовался Дубов.

— Еще как! — воскликнул боярин, но, заметив укоризненные взгляды батюшки, дьячков и, как показалось Василию, покойника, сделал постное лицо и скорбно перекрестился.

На этот раз обед в доме Рыжего состоялся несколько позже обычного и, будучи по форме обедом, по сущности скорее представлял собою ужин: сам хлебосольный хозяин задержался на государственном поприще, баронессу почти невозможно было вытащить из ее любимого древлехранилища, а майор так увлекся разработкой новой царь-городской оборонной концепции, что совсем забыл про обед.

Дубов и Чаликова, вернувшиеся из города раньше других, успели обменяться впечатлениями.

— Сегодня ко мне на улице подошел один бедно одетый человек, — доверительно сообщила Надя.

— И это случилось в Староконюшенном переулке, неподалеку от многоглавой церкви Ампилия Блаженного, — подхватил Василий.

— А откуда вы знаете? — удивилась журналистка.

— Пусть это останется моей маленькой профессиональной тайной, — загадочно ответил Дубов. — И о чем вы с ним говорили?

— Собственно, говорил в основном он. Речь шла о том, что мы с вами не должны доверять Рыжему и что убийство князя Владимира — это западня для нас. В конце он сказал: «Я вас предупредил, а дальше — как знаете» и нырнул в заборную дырку.

— Ну, стоит ли такое особенно брать в голову! — пренебрежительно сказал Василий. — Это все интриги здешних политиканов, которые грызутся друг с другом, как тараканы в банке, а заодно пытаются втянуть в свои делишки и посторонних. Все как у нас! Лучше, Наденька, расскажите мне, какое впечатление на вас произвели покойный князь Владимир и боярин Андрей. Кстати, вы заметили, что его огромный крест сделан из пластмассы? Если я не путаю, пару лет назад на кислоярском рынке кооператоры продавали такие по доллару штука.

— А я думала, что он деревянный.

— Между прочим, этот крест боярину Андрею подарил ни кто иной как Каширский.

— Ах, вот оно что…

— Да, но вернемся к нашим боярам. Так каково ваше мнение о них?

Надя на минутку задумалась:

— Ну, если в личном отношении — то, прямо скажем, не самое благоприятное. А князь Владимир — так и вовсе самое что ни на есть омерзительное, хоть о покойниках и не говорят плохо.

— Но, может быть, есть нечто, что объединяет Владимира и Андрея? — задал Василий наводящий вопрос.

— Да… Знаете, Вася, я, конечно, не успела достаточно разобраться в хитросплетениях здешней политической жизни, да это и невозможно, но поняла, что у Государя и его правительства, в котором немалую роль играет наш друг Рыжий, очень сильная, хотя и весьма разношерстная оппозиция. Не знаю, как в других слоях общества, но в Боярской Думе — точно. Ну, например, царь-городский голова князь Длиннорукий — это очень солидный и влиятельный господин. А князь Владимир с боярином Андреем… Расскажу о том, что сама видела вчера на заседании Думы. Один боярин, уж не помню, как его звали, начал чуть не на счетах доказывать нерентабельность неких нововведений, предлагаемых людьми Рыжего. И когда большинство Думы почти уже было готово с этими доводами согласиться и отклонить предложение правительства, как вскочил князь Владимир и с криком «Шайку Рыжего — под суд!» окатил представителя правительства бражкой из жбана.

— И что он, держал полный жбан наготове?

— Да, и у меня создалось впечатление, что эти действия он предпринял не спонтанно, а они заранее были заготовлены и чуть ли не отрепетированы. А когда князя Владимира вывели, порядок более-менее установился и прения продолжились, то поднялся боярин Андрей и, потрясая своим крестом, выдал целую речь. Я ее даже записала, чтобы не забыть. — Надя достала журналистский блокнот и с выражением зачитала: «Что тут нам эти мерзавцы зубы заговаривают! Жили мы тысячу лет без вашей канализации и еще столько же проживем. Да, жили по уши в дерьме, но это ведь наше, собственное, царь-городское дерьмо!», и так далее в том же духе с грубыми нападками на Рыжего и его помощника, некоего Борьку. У меня такое впечатление, — чуть запнувшись, продолжала Надя, — что деятели вроде князя Владимира своими выходками не столько вредят правительству, сколько дискредитируют оппозицию. То ли по глупости, то ли… — Надя не договорила.

— Неужели?.. — вырвалось у Дубова. — Но тогда слова Андрея, которые он случайно обронил в церкви, обретают совсем другой смысл. И вообще, вся эта история становится еще более запутанной.

— В каком смысле? — не совсем поняла Чаликова, но Василий не успел ответить, так как в этот момент в гостиную вмаршировал майор Селезень, и разговор как бы сам собой перескочил на оборонно-концептуальные рельсы.

За поздним обедом Рыжий вновь радушно потчевал дорогих гостей царь-городскими разносолами, но видно было, что его мысли заняты чем-то другим.

— Господин Рыжий, — обратился к хозяину майор Селезень, — как там насчет моего «Джипа»?

— Уже в городе, Александр Иваныч, — ответил за Рыжего Дубов. — А кстати, что это за кудрявый господин сидел за рулем?

— Ну, это Борька, мой помощник, — оторвался от своих дум Рыжий. — Между прочим, ему ваш «Джип» так приглянулся, что он загорелся идеей наладить производство таких же, но своих, и пересадить на них бояр и весь чиновный люд.

— Бесполезно! — махнула рукой баронесса Хелен фон Ачкасофф. — Если уж они так в штыки приняли идею канализации…

— Без канализации нет цивилизации! — прогудел Селезень.

Когда безмолвные слуги унесли остатки обеда и на столе появился огромный медный самовар, Рыжий приступил к главному:

— Итак, господа, завтра утром — начало операции «Троянская невеста». Предупреждаю сразу — путешествие сопряжено с определенным риском, и у вас еще есть время отказаться. — Так как никто отказываться не собирался, Рыжий продолжал: — Прекрасно. Стало быть, завтра утром мы с вами будем свидетелями мелодраматического прощания Дормидонта Петровича с царевной Танюшкой, после чего она в сопровождении высокопоставленной свиты отъедет из Царь-Города. А следом за ней с небольшим интервалом отправитесь и вы. Замена произойдет через несколько верст в загородной правительственной резиденции.

— Если не секрет, сами августейшие персоны в курсе ваших хитроумных планов? — поинтересовалась Чаликова.

— Танюшка в курсе, — с готовностью ответил Рыжий, — а Дормидонт Петрович пока что нет. По имеющимся сведениям, наша столица буквально наводнена соглядатаями князя Григория, и потому надо, чтобы все было как в натуре. А ведь чувства родителя, отдающего свое дитятко черт знает в какие руки, нарочно не сыграешь! Теперь относительно вашего путешествия. Из Царь-Города к замку князя Григория ведет дорога, весьма запущенная, но проехать по ней все-таки можно.

— Эх, жаль, «Джипик» мой сломался, — шумно вздохнул майор.

— Боюсь, князь Григорий не понял бы юмора, если бы царевна прибыла к нему на «Джипике», — заметил Рыжий. — В общем, старайтесь с дороги никуда не сворачивать, и все будет в ажуре. Я вам дам провожатого, который не только доставит вас к месту назначения, но и поможет решить как наши, так и ваши проблемы. — Рыжий многозначительно глянул на Дубова. — Да-да-да, в том числе и с поимкой господина Каширского. Всего дотуда пути двое суток — если завтра поутру отправитесь, то послезавтра к вечеру окажетесь на месте. Ну, если не очень торопиться, то можете еще и часть третьего дня прихватить.

— А как по-вашему — лучше торопиться, или не спеша? — спросила баронесса.

— Не спеши, а то успеешь. Тише едешь — шире морда, — смачно заявил майор Селезень.

— По существу я присоединяюсь к мнению майора, — кивнул Рыжий, — хотя и не в столь инфернальной форме. В общем-то спешки особой нет, ведь князь Григорий не ставил каких-то определенных сроков. Но, конечно, и особо медлить тоже не стоит. В этом вопросе вам лучше всего положиться на провожатого, с которым я вас познакомлю утром. А сейчас я посоветовал бы вам отправиться ко сну — завтра вас ждут великие дела.