Иванов посоветовал вернуться, но Блинов даже не ответил: его решение "достичь полюса во что бы то ни стало" было твёрдо и непоколебимо. Ориентируясь по сигналам маяка базы, он продолжал упорно вести самолёт к полюсу, рассчитывая, что в тумане появятся окна.

Туман поднимался всё выше и выше, и самолёты шли уже на высоте тысячи пятисот метров. Термометр упал до 35 градусов.

Узнав о том, что Иванов советовал вернуться, Грохотов увял окончательно. Вынув блокнот, он написал: "Товарищ Блинов, я считаю, что нам необходимо вернуться. Мы подвергаемся слишком большому риску", и передал записку Блинову. Тот, не читая, скомкал её и бросил под ноги.

Самолёт Викторова шёл всё время слева, не отставая от большой машины. Блинов ни на минуту не упускал его из поля зрения. Вдруг он заметил, что у "П-6" остановился винт. Самолёт клюнул носом и камнем пошёл в туман.

– В чём дело? – почти крикнул по телефону Блинов. – Курочкин, спроси, в чём дело.

– У него остановился винт.

– Это я и сам вижу. Спроси, в чём дело?

Убедившись, что с Викторовым связь есть, Курочкин передал ему вопрос командира. Выслушав ответ, он хотел передать его Блинову, но внезапно обнаружил, что внутренний телефон не работает. Он не заметил, как второпях выдернул локтем клеммы из штепселя.

Штурман чертыхнулся, жестом подозвал к себе сидевшего рядом Грохотова и поручил ему на словах передать сообщение Викторова. Насмерть напуганный Грохотов так невнятно передал сообщение, что Блинов послал его к чорту и кивнул Ане. Узнав, в чём дело, она прокричала ему в ухо:

– Викторов планирует. Остановился мотор. Сейчас у него высота пятьсот метров. Если через сто метров не выйдет из тумана, решил выбрасываться с парашютом…

Аня ещё раз сбегала к радисту и вернулась с радостным сообщением о том, что на высоте четырёхсот метров Викторов вышел из тумана и обнаружил много ровных льдин.

– Давай снижаться, – предложила она, – иначе мы его потеряем.

Хорошие вести успокоили Курочкина. Он легко обнаружил свою оплошность и включил телефон. В это время Блинов говорил Ане:

– Передай, что мы идём на посадку, пусть выложат "Т".

– Есть! – ответил в телефон Курочкин.

Аня поняла, что телефон заработал, и уселась на своё место.

"Г-1" круто пошёл вниз. Почувствовав это, Грохотов вздрогнул, бросился к Блинову и заорал ему на ухо:

– Почему вы снижаетесь? Вы не имеете права подвергать нас риску!

Блинов нетерпеливо передёрнул плечами, продолжая снижаться. Вне себя от страха, метеоролог схватил лётчика за плечи, мешая ему управлять самолётом. Бывшая невольной свидетельницей этой дикой сцены Аня так сильно толкнула своего поклонника, что он вылетел из рубки в пассажирскую кабину.

– Чортов хвастунишка! – крикнула она, запирая за ним дверь.

Туман кончился. С высоты в четыреста метров Блинов увидел "П-6", торчащий хвостом вверх. Видимо, второпях Викторов "промазал" намеченную площадку, и его самолёт, ударившись о льдину, скапотировал. В стороне от потерпевшей аварию машины на большой льдине уже было разложено чёрное полотнище "Т" и бежали два человека. Вскоре они улеглись на льду метрах в ста друг от друга, впереди "Т". Блинов понял и оценил заботу товарищей: они себя превратили в "полотнища", чтобы по ним он лучше почувствовал высоту и вовремя выровнял самолёт на посадке.

Сделав круг, Блинов благополучно сел.

– В чём дело? Что с мотором? – крикнул он Викторову.

– Лопнул коленчатый вал, – тихо проговорил Викторов, поднимаясь и стряхивая снег с меховой одежды. – Сначала сильно затрясло мотор, а потом… Что было потом, ты видел сам.

– Ладно, сейчас аварию обсуждать некогда, – торопился Блинов. – Самолёт придётся бросить. Снимите и грузите ко мне всё ценное имущество. Придётся лететь дальше на одной машине.

Не останавливая моторов "Г-1", все принялись за работу. С разбитого самолёта перегрузили запас продовольствия, сняли ценные приборы, перекачали двести пятьдесят килограммов горючего. Работа была кончена в несколько минут, и "Г-1" поднялся в воздух. Теперь на его борту было уже не пять, а семь человек…

В воздухе Курочкин немедленно возобновил связь с базой и сообщил Иванову о случившемся. Его радиограмма заканчивалась двумя словами: "Полёт продолжаем". Они лучше всего выражали решение Блинова. Как командир звена, он чувствовал, что авария "П-6" лежит на его ответственности. И теперь уже ничто не могло заставить его отказаться от принятого решения. Он был уверен, что только благополучной посадкой на полюс он может искупить свою вину.

Солнца не видно, ориентироваться не по чему, почувствовавшие приближение полюса компасы давно не работают. Определить место посадки можно было только по времени. Сидя за штурвалом своей машины, лётчик высчитывал:

– От базы до полюса – два с половиной часа полёта. До вынужденной посадки летели полтора часа. Значит, через час под нами должен быть полюс…

Ровно через час Блинов заметил слева от курса коническую возвышенность, издали напоминавшую сахарную голову.

– Стоп! – крикнул он Ане. – Не земля ли это?

Аня сбавила обороты моторов, и Блинов повёл самолёт к замеченной возвышенности.

Зрение не обмануло опытного лётчика. Действительно, под ними был небольшой островок, покрытый остроконечными горами. Островок окружали ровные ледяные поля. Выбрав место, защищённое от ветра высокими горами, Блинов повёл свой самолёт вниз. На высоте пятисот метров он пошёл на круг и приказал Ане:

– Организуй, Бирюкова, прыжки с парашютом. Пусть прыгнут двое для подготовки аэродрома. С моторами я справлюсь сам.

Аня молча вышла из рубки и взглянула на расположившихся в пассажирской кабине людей. Все уже поняли решение командира и с выражением готовности смотрели на Аню. Один Грохотов даже взглядом не встретил её. Он сидел в кресле, уронив голову на руки. Бирюкова направилась к нему.

– Надевайте парашют, товарищ Грохотов, – холодно приказала она.

Метеоролог вздрогнул и, еле сдерживая готовые хлынуть слёзы, стал сбивчиво отказываться:

– Что вы, Аня, у меня ноги слабые, ещё в детстве сломаны…

– Вы говорили мне, что у вас есть восемьдесят экспериментальных прыжков.

– Да, но…

Не слушая его, девушка прилаживала лямки и застёгивала карабины своего парашюта. Рядом, оправляя ранцы, стоял Викторов. Покончив с подгонкой парашютов и уложив в карманы шёлковые полотнища, оба стояли у люка. Через распахнутую дверь пилотской рубки была видна широкая спина Блинова. Он поднял руку. Натянув на лицо меховую маску, Аня бросилась в бездну. Вслед за ней прыгнул Викторов.

Курочкин торопливо передавал на базу:

– Судя по времени и скорости полёта, мы достигли северного полюса. Обнаружили землю. Двое прыгнули с парашютами для приёма самолёта с земли…

Через несколько минут он добавил:

– Идём на посадку, прерываем связь…

Иванов немедленно передал это сообщение начальнику экспедиции и приказал выключить радиомаяк. Уткин сорвал с рычага телефонную трубку, собираясь передать новость на Большую землю. Беляйкин остановил его:

– Не торопитесь, Уткин. Подождите, пока мы точно определим место их посадки…

В репродуктор послышался голос:

– Тихая, Тихая… Говорит "Г-1". Как нас слышно? Находимся в районе полюса. Сели благополучно. Солнце закрыто облаками. При первой возможности приступим к астрономическому определению местонахождения самолёта.

– Поздравляю, – немедленно ответил Беляйкин. – Начинайте изучать открытую вами землю. Я вас пеленгирую. Буду вызывать каждый час…

Высадившиеся на неизвестном острове "блиновцы" начали налаживать свое "хозяйство". Легко раненый во время аварии "П-6" бортмеханик Коршунов взялся за лёгкую работу – приготовление обеда. Курочкин налаживал наземную рацию. Остальные принялись выгружать научные приборы. Работали быстро, но сгоравшему от нетерпения профессору Сутырину казалось, что люди едва двигаются. Он страшно торопился, словно опасаясь, что ему не дадут здесь поработать.