– Штурман Канин определил по солнцу местонахождение нашего самолёта, – немного торжественно провозглашал Слабогрудов. – "Г-2" находится в десяти географических минутах от полюса. Внешняя температура минус сорок пять градусов, но все пять моторов, как бы не чувствуя этого, работают прекрасно…

– Подыскиваем льдину для посадки. Первым сядет самолёт "В-45". За ним – мы…

– Льдина найдена. Бесфамильный приказал Шевченко отделиться от нашего самолёта. Увеличив газ и нажав кнопку, Шевченко мягко оставил спину своей матки "Г-2". Вот он уже идёт самостоятельно, отходя вправо. Вдали от нас "В-45" проделывает несколько виражей, резвится, разминая затёкшие после долгого бездействия члены. Это Шевченко проверяет управление. "Ястребок" сейчас напоминает маленького шаловливого жеребёнка, отвязавшегося от оглоблей, в которых степенно ступает его мать…

– Слушайте разговор Бесфамильного с Шевченко. Включаю внутренний телефон.

И миллионы радиослушателей во всех концах земного шара, приникнув к репродукторам или прижимая к ушам раковины наушников, слушают этот разговор, происходящий высоко над северным полюсом.

– Алло, алло, "В-45"! Слышите ли вы меня?

– Да, я вас слышу хорошо.

– Говорит Бесфамильный. Садитесь на льдину, что между двумя айсбергами. Вон, видите, один из них, справа, похож на готическую церковь?

– Вижу, товарищ командир!

– Сбросьте дымовые шашки и пакеты с сажей. Я отхожу в сторону, чтобы не мешать вам. Будьте осторожны.

С замиранием сердца слушал этот разговор начальник экспедиции, ожидая, когда Слабогрудов сообщит о посадке Шевченко. Наступал решительный момент. Сумеет ли Шевченко сесть на полюсе? Сможет ли благополучно приземлиться тяжёлая машина Бесфамильного?..

В это время над полюсом, делая круг за кругом в стороне от выбранной площадки, Бесфамильный с тревогой следил за действиями Шевченко. "Вот он в центре площадки, – мысленно повторял он все эволюции "ястребка". – Вот он сбросил дымовую шашку и по отклонению дыма определил направление ветра. Ага, значит не придётся садиться против солнца – это лучше".

Последнее обстоятельство особенно радовало Бесфамильного. Против солнца, особенно когда оно так низко висит над горизонтом, садиться очень трудно – слепит. Когда же солнце светит сбоку или сзади – оно даже помогает лётчику: видимость становится лучше.

– Теперь дело за маленьким, – комментировал свои наблюдения командир звена, – трудно определить высоту. Кругом бело, глазу не за что зацепиться. Правда, на белом фоне кое-где ярко выделяются зеленоватые льды торосов и фиолетовые тени айсбергов. Но их мало, да и верить им особо нельзя. Нередко рефракция поднимает их над равниной поля…

Шевченко два раза деловито прошёл через центр площадки, сбросив ещё несколько дымовых шашек и пакетов с сажей. Пошёл на круг, непрерывно бросая пакеты. На белизне площадки возникло несколько грязных пятен. Они наметили границы будущего аэродрома. Зацепившись за них, намётанный глаз лётчика точно определит высоту самолёта над полем, а это – основное при посадке.

Между тем Шевченко, считая предварительную работу оконченной, зашёл далеко против ветра и смело пошёл вниз. Бесфамильный не мог оторвать глаз от этой картины. Ему казалось, что он слышит биение собственного сердца.

"Как он сядет? Как сяду я? – задавал он себе бесчисленные вопросы. – Куда? На северный полюс! Мог ли я, когда вместе с отцом шагал за сохой, мечтать о том, что когда-нибудь стану лётчиком и на мою долю выпадет счастье первым из живущих на земле прилететь и посадить свой самолёт на северный полюс?"

От радости у Бесфамильного сердце прыгало так, что он боялся, как бы оно не выскочило совсем.

"Только бы сесть, только бы сесть хорошо! А тогда… тогда мы привезём на родину кучу научных материалов. Тогда полюс будет наш, советский, большевистский!"

Самолёт Шевченко идёт очень низко, вот-вот коснётся лыжами аэродрома. Но что это? Очерченная сажей площадка уже кончилась, а он всё ещё не коснулся снега. Мажет?.. Нет, ему уже определённо не хватит площадки. Он сейчас попадёт в торосы. Неужели авария?

У Бесфамильного остановилось сердце. Но тут же страх сменился радостью. Он заметил, как из выхлопных труб "ястребка" вылетел клуб чёрного дыма. Лётчик догадался, что Шевченко дал полный газ и пошёл на второй круг.

Наблюдавший всё это Слабогрудов внимательно слушал, не вызовет ли его Шевченко. И он не ошибся. Лётчик сообщил, что сесть он не мог, так как сильно слепит. На площадке слишком мало тёмных пятен.

– Дымовых шашек и пакетов с сажей у меня больше нет, – заканчивал свой рапорт Шевченко. – Прошу вас, товарищ командир, пролететь через центр площадки и сбросить ещё несколько пакетов. Я отойду в сторону.

Бесфамильный приказал опустить стёкла окон с обеих сторон пассажирской кабины и на каждой стороне стать двум человекам, приготовив побольше пакетов с сажей. Затем он зашёл против ветра, убавил обороты моторов и с самой малой скоростью, на которую только был способен самолёт, – со скоростью сто сорок километров в час, – полетел через центр площадки. По сигналу Бесфамильного товарищи начали бросать пакеты. Они успели сбросить сорок пять пакетов.

– Можешь садиться, – передал через радиста Бесфамильный Шевченко. – Теперь хорошо пестрит. Смотри, не промажь!

На этот раз Шевченко самолётными лыжами коснулся снега в самом начале площадки. Пробежав сто – сто пятьдесят метров, самолёт остановился. Опасаясь, как бы лыжи не пристали к снегу, он прибавил газу и отрулил свою машину в самый дальний конец площадки. Там он остановил мотор и побежал выкладывать "Т" большой машине.

Бесфамильный сообщал начальнику экспедиции:

– Шевченко сел хорошо. Сейчас сажусь я. Связь прекращаю минут на двадцать-тридцать.

Тяжёлая машина легко коснулась поверхности льдины. Лишь высокое искусство Бесфамильного дало возможность так хорошо сесть.

Как бы пробуя крепость площадки под собой, осторожно пробежав, машина нехотя остановилась. Все почувствовали небывалую, ни с чем не сравнимую радость. Лыжи советского самолёта коснулись полюса. Мечта осуществилась. Полюс наш!

И, словно по команде, из десятка глоток вырвалось громкое, восторженное "ура".

Радостный человеческий крик впервые нарушил мёртвую тишину.

– Егоров, – закричал Слабогрудов, – давай масла!

– Зачем тебе масло?

– Смазать подшипники земной оси, чтобы она получше вертелась!

Егоров расхохотался, а профессор Бахметьев, приняв это предложение всерьёз, заметил:

– Если Земля завертится быстрее, то могут произойти неприятные вещи.

– Какие именно?

– Океаны выльются на сушу, живущие на экваторе люди потеряют почти полностью вес, и ещё многое в этом же духе.

– Тогда отставить смазку, – весело заключил Слабогрудов.

– За дело! – громко скомандовал Бесфамильный.

Все участники перелёта, как бы ожидая этого сигнала, бросились по своим местам. Каждый занялся своим делом. Слабогрудов приступил к установке своей наземной рации. Егоров вместе с командиром "В-45" Шевченко укрывал моторы, помня приказ командира: иметь самолёты в состоянии двадцатиминутной готовности. Штурман Канин и метеоролог Байер под руководством профессора Бахметьева приступили к астрономическому определению координат самолёта. Сам Бесфамильный принялся укреплять машины.

Закончив работу, Бесфамильный, Шевченко и Егоров привели в действие домкратики, смонтированные в лыжах "Г-2". Лыжи отделились ото льда, и под них были подложены масляные прокладки. Это предохраняло лыжи от примерзания и давало возможность в случае необходимости сразу же отправиться в полёт.

– Товарищ командир, – доложил Слабогрудов, – связь налажена.

Бесфамильный попросил соединить его с начальником экспедиции. Услышав голос Беляйкина, лётчик снова пережил волнение первых минут после посадки. С трудом овладев собой, срывающимся голосом он доложил:

– Сели благополучно. По нашим расчётам мы в районе полюса. Буду считать – пеленгируйте нас…