— Нет, уважаемая миссис Констебль. Я могу задержаться только на один день. Но, — осторожно уселся он в кресло, положив руки на подлокотники, — мне сказали, что вы хотели поговорить со мной. Я подумал, что есть несколько вопросов, на которые вам будет легче ответить мне, нежели Мастерсу. Это довольно неприятные вопросы, дорогая миссис Констебль.

— Спрашивайте обо всем, что вам необходимо знать.

— Хм-м… да. Правда ли, что ваш супруг с некоторого времени подозревал, что вы хотите его убить?

— Кто вам это сказал? Ларри Чейз?

Сэр Генри сделал рукой неопределенный жест.

— Именно этого он нам не говорил. Это само всплыло наверх, как масло. Это правда?

В комнате горела только маленькая лампа на ночном столике, бросающая приглушенный свет на темные волосы Мины. Но даже в полумраке было видно, что она старается сдержать смех.

— Нет, нет, нет! Это настолько абсурдно, что… что просто смешно. Но почему Ларри так сказал? Он же все прекрасно знает. Вряд ли он говорил серьезно. Это была шутка бедного Сэма.

— Он выбрал достаточно мрачную тему для шуток.

Мина ловко парировала удары. Сандерс, наблюдая за ней, пришел к выводу, что в этом поединке она владела (или ей только казалось) более острой шпагой.

— Да нет, — чуть улыбнулась она. — Видите ли, я — писательница.

— Я знаю.

— О-о, это хорошо! Впрочем, я написала только один детективный роман, который был безжалостно разруган, но и в остальные мои книги я почти всегда включаю какую-нибудь таинственную или неожиданную смерть. Сэм, — она спокойно и открыто смотрела прямо в глаза своему собеседнику, — Сэм утверждал, что у меня преступные наклонности. Я считаю, что напротив, преступные наклонности существуют у людей, которые подавляют их в себе. Это была его постоянная шутка, что я когда-нибудь убью его…

— Вас это беспокоило?

— Нет, никогда, — она выглядела удивленной самим этим предположением.

— Я как раз размышлял… откуда вы берете материалы для всех этих запутанных и таинственных смертей?

— О, мне много рассказывают люди. Много материала можно найти в древнеегипетских и средневековых документах. Ну а кроме того, разумеется, я составила альбом газетных вырезок. И назвала его «Новые способы совершения убийств».

Даже Г.М. не удержался и моргнул. С давних пор его партнеры по игре в покер в клубе «Диоген» поняли, что любая попытка прочитать его мысли по лицу кончается полным фиаско, но в этот момент на его лице застыло очень странное и хитрое выражение. Он сложил руки на животе и начал перебирать пальцами.

— Да-а-а? Альбом? Это интересно было бы прочесть.

— Возможно, но сейчас уже поздно, — сказала Мина, судорожно сжимая руки. — Я сожгла его вчера. Со всем этим я покончила и никогда больше не буду об этом писать.

Она наклонилась вперед.

— Сэр Генри, не знаю, сказали ли вам, почему я так хотела с вами познакомиться. Я от всего сердца восхищаюсь вами. Правда — это не комплимент. Я знаю обо всех ваших делах, начиная от истории Даворта в 1930 году, убийства кинозвезды на Рождество 1931 года и удивительного дела об «отравленной» комнате в доме лорда Матлинга. Я считаю, что вас недостаточно ценят. Я часто говорила, что вам давно должны были дать титул лорда.

Лицо Г.М. стало темно-пурпурным.

— Что мне больше всего нравится в вас, — продолжала Мина, не понимающая, какое впечатление произвели на него ее последние слова, — это легкость, с какой вы справляетесь с нагромождением трудностей и обращаете страшных призраков в невинные души, какими они и являются в действительности. Именно это здесь и необходимо! И поэтому я обращаюсь к вам с мольбой о помощи. Я хочу, чтобы вы разоблачили Германа Пенника. Чтобы маска свалилась с него и он получил то, что заслуживает: виселицу, если это возможно. Вы уже познакомились с Пенником?

Сэр Генри с огромным трудом втянул в себя воздух, но держался до сих пор с большим достоинством.

— Хм-м… да, да, — сказал он. — Вы открываете мне широкое поле для предположений. Вы считаете, что Пенник убил вашего мужа при помощи только ему одному известного способа?

— Понятия не имею. Знаю только одно — этот человек обманщик!

— Но это уже несколько непоследовательно, не правда ли? Сначала вы предполагаете, что Пенник мог убить вашего мужа с помощью какого-то вида телепатии. А потом утверждаете, что он обманщик. Что вы имеете в виду?

— Не знаю. Я только чувствую это. Вы уже познакомились с Пенником?

— Нет.

— Он таскается где-то здесь, — глаза Мины сузились. — Сэр Генри, уже много дней я стараюсь вспомнить, кого мне напоминает этот человек. А теперь я знаю. Это Питер Квинт из повести Генри Джеймса «Поворот винта». Вы помните эту ужасную историю: перепуганная гувернантка во дворе имения Блай? Квинт на башне, Квинт у окна, Квинт на лестнице. И все погружено во мрак. Подсознательно он все время напоминал мне его. Я могу вам сказать, как поступить с Пенником.

Она еще больше наклонилась вперед.

— Он всегда таскается где-то на улице, и когда становится темно, все время наталкивается на людей. А знаете почему? Пенник страдает клаустрофобией. Он не переносит замкнутых помещений. Поэтому ему нравятся комнаты в нашем доме, они большие и высокие. Знаете, что вы должны сделать? Под каким-нибудь предлогом забрать его в полицию. А потом запереть его. Запереть на неделю или дольше в самой маленькой камере, которая только существует. Только тогда он начнет говорить! Он все вам расскажет!

— К сожалению, мы не можем этого сделать.

— Но почему? — спросила она. — Никто ничего не узнает!

Сэр Генри пристально посмотрел на Мину. Казалось, он в замешательстве.

— Что ж, дорогая миссис Констебль, у нас существует такое понятие, как закон. Нравится он кому-то или нет — но это очень полезный институт. И его нельзя переворачивать вверх ногами. Вы должны понять, что мы ничего — абсолютно ничего — не можем сделать Пеннику, даже если он будет во все горло кричать, что он убил вашего мужа. А кроме того, закон запрещает пытки.

— Закон запрещает пытки? А он может пытать?

— Но ведь…

— Он провел над Сэмом «эксперимент», разве не так? Мой муж был недостоин жить на этом свете, не правда ли? Можно было обойтись без него. Он говорил так или нет? Посмотрим! Вы отказываете мне в помощи, сэр Генри?

— Ради Бога! — закричал сэр Генри. — Не надо так волноваться. Меня не напрасно называют «Старик». Это к чему-то обязывает. Я помогу вам, сколько смогу. Но вся история очень скользкая… и, по крайней мере, до сих пор я не знаю, за что ухватиться. Поэтому мы ничего не можем сделать, пока…

Он замолчал, потому что какая-то тень скользнула по лицу Мины, она как будто приняла какое-то решение и снова замкнулась в себе. У Г.М. было впечатление, что она утратила контакт с внешним миром. И хотя она улыбалась, но в глазах застыло безумие.

— Слушайте, что я вам говорю! — крикнул Г.М. с внезапно проснувшейся бдительностью. — Вы слышите меня?

— Да.

— Если вы хотите, чтобы мы что-то сделали здесь, вы должны помочь нам. А впадение в транс может только помешать. У меня есть определенные идеи, вернее, неясные ощущения. Я хочу, чтобы вы дали мне факты. Ну что, вы скажете мне то, что я хочу знать, или нет?

— Простите меня, — сказала Мина, очнувшись от своего оцепенения. Лицо ее прояснилось. — Разумеется, скажу.

Сандерс понимал, что Г.М. очень обеспокоен. В его представлении он ассоциировался со спасателем: он бросал слова так, как будто они были веревкой, вытягивающей тонущего человека из пучины. С минуту Г.М. молчал, астматично втягивая в себя воздух.

— Ну что ж, все в порядке. — Он осмотрелся. — Это ваша общая спальня?

— Нет, нет. Муж жаловался, что я разговариваю во сне. Его комната рядом. Вы хотите ее осмотреть?

Она встала, не проявляя никакого интереса к происходящему, и проводила их через ванную комнату в спальню Сэма Констебля. Включила свет. Комната эта мало отличалась от других спален в этом доме, если не считать некоторых черт индивидуальности, которые отсутствовали в комнатах гостей. Она была квадратной, с высокими потолками и холодной. Мебель из темно-орехового дерева — кровать, шкаф, комод, стол, несколько стульев — выделялась на фоне узорчатых обоев. Несколько картин в тяжелых рамах нарушали эстетику этой и так не слишком привлекательной комнаты.