– Чего не произошло?
– Ну, он не пришел в ярость. Скорее даже напротив. Дядя вошел как раз в тот самый момент, когда все это случилось. Я начала говорить, что часы можно отправить в мастерскую и там их мгновенно починят.
Он несколько секунд глядел на часы, а потом вдруг расхохотался и сказал, что часы сейчас идут точно и ему даже нравится, что положение стрелок нельзя теперь изменить никакими силами, так что пока завод не кончится (а у этих часов он недельный) в мастерскую отправлять их нет смысла. Потом он добавил еще, что Памела – отличная девушка и ее родители могут только радоваться, что у них такая дочка. Потому я так хорошо все и запомнила.
Любопытно, – подумал Эллиот, – чего ради человек может остановиться перед часами и внезапно расхохотаться? Однако, долго размышлять над этим ему не пришлось. В двери, ведущей из холла, появился майор Кроу.
– Можно вас на минутку, инспектор? – спросил он с какой-то странной интонацией в голосе.
Эллиот вышел к нему, притворил за собой дверь. Просторный холл с широкой пологой лестницей был отделан светлым дубом, а пол был натерт до ослепительного блеска. Небольшая лампа бросала круг света на телефон, стоящий на столике возле лестницы.
Вид у майора был обманчиво безобидным, но глаза поблескивали с явным ехидством. Он кивнул головой в сторону телефона.
– Я только что поговорил с Билли Эмсвортом.
– Билли Эмсвортом? Кто это?
– Мужчина, жена которого родила сегодня ночью сына. Те самые роды, которые – помните? – принимал Джо Чесни. Я знаю, что время для телефонных разговоров не совсем обычное, но решил, что Эмсворт, скорее всего, все равно не спит по случаю такого события в семье. Так оно и оказалось, и я побеседовал с ним. Разумеется, я не стал рассказывать ему о том, что здесь стряслось, – просто поздравил и, надеюсь, ему не пришло в голову раздумывать над тем, с чего ради я решил поздравлять его в два часа ночи. – Майор глубоко вздохнул. – Так вот, если часы в кабинете шли правильно, у Джо Чесни совершенно неопровержимое алиби.
Эллиот промолчал, ожидая, что будет дальше.
– Мальчишка родился около четверти двенадцатого. Потом Чесни посидел еще, беседуя с Эмсвортом и его друзьями. Все хорошо запомнили, когда ушел доктор. Дело в том, что, когда Эмсворт провожал доктора до лестницы, часы на церкви как раз пробили двенадцать и Эмсворт, остановившись, произнес небольшую речь насчет наступления нового, радостного дня. Таким образом, время ухода Чесни твердо установлено. Ну, а Эмсворт живет на другом конце Содбери Кросс. Добраться сюда к моменту, когда было совершено преступление, Чесни никак не мог. Что вы на это скажете?
– Только одно, сэр, мне кажется, что тут все до одного имеют алиби, – ответил Эллиот и рассказал о том, что только что услышал.
– Гм-м! – протянул майор.
– Именно так, сэр.
– Трудный случай.
– Да, сэр.
– Чертовски трудный, – прорычал майор. – Вы уверены, что в салоне было действительно достаточно светло, чтобы они могли видеть друг друга?
– Разумеется, это надо будет проверить, – сказал Эллиот и, чуть поколебавшись, добавил: – Однако, я и сам думаю, что там не было настолько темно, чтобы не заметить, как кто-то выходит из комнаты. Честно говоря, сэр... я верю им.
– Вы не подозреваете, что они все трое могли сговориться?
– Все возможно. Тем не менее...
– Вы в это не верите?
Эллиот ответил с предельной осторожностью:
– Во всяком случае, мне кажется, что нам не следует концентрировать внимание только на обтателях этого дома. Надо смотреть и дальше. В конце концов, этот фантастический пришелец в смокинге мог быть и впрямь пришельцем. Черт возьми, почему бы и нет?
– Поживем – увидим, – спокойно ответил майор. – Дело в том, что нам с Боствиком удалось найти доводы – точнее говоря, один довод, – того, что убийца живет в этом доме или, по крайней мере, тесно связан с ним.
Майор подвел Эллиота, испытывавшего сейчас иррациональное ощущение того, что весь мир виден ему в кривом зеркале, что где-то он совершает грубую ошибку, к лестнице. Вид у майора был слегка виноватый.[1]
– Это было, конечно, не по правилам. Абсолютно не по правилам, – сказал он, прищелкнув языком, – но дело сделано, и нам повезло. Когда Боствик поднялся наверх, чтобы взглянуть – можно ли уже поговорить с этим самым Эмметом, ему пришло в голову заглянуть в ванную. В аптечке он обнаружил коробку капсул для приема касторки...
Майор бросил на Эллиота многозначительный взгляд.
– Это может и не иметь особого значения, сэр. Насколько я понимаю, это довольна обычная штука.
– Согласен! Согласен! Погодите, однако. В глубине полки, за коробкой с зубным порошком, он обнаружил бутылочку, наполненную до четверти чистой синильной кислотой... Ну, могу себе представить, как он был ошарашен, – не без удовлетворения проговорил майор. – Впрочем, ошарашен был и я сам, и не могу сказать, что сейчас, когда выяснилось, что все в этом доме имеют алиби, мое удивление уменьшилось. Заметьте, что во флаконе был все-таки не более слабый раствор цианистого калия, а чистая синильная кислота – самый быстродействующий яд в мире. Во всяком случае, мы почти уверены в том, что это именно она. Вест проведет, разумеется, анализ, но сомнений у него нет никаких. На флаконе была этикетка с четкой надписью: "Синильная кислота".
Боствик не мог поверить своим глазам. Он откупорил флакон, но, едва почувствовав запах, поспешил вновь ее закупорить. Он слыхал, что глубокий вдох паров синильной кислоты может убить, и доктор Вест сказал потом, что это чистая правда. Взгляните на эту красавицу.
Майор осторожно вытащил из кармана флакончик с глубоко заткнутой пробкой и наклонил его, чтобы показать находившуюся внутри бесцветную жидкость. На флаконе была наклеена этикетка с аккуратно выведенными словами "Синильная кислота".
Майор поставил флакон на столик и отступил с видом человека, собирающегося зажечь фитиль адской машины.
– Отпечатков пальцев не было, – сказал он и обеспокоенно добавил: – Не стоит слишком приближаться к ней. Чувствуете запах?
Эллиот кивнул.
– Но откуда она могла взяться? – удивленно спросил он. – Вы же сами слышали доктора Веста. Чистая синильная кислота – вещь практически недоступная для обычного смертного. Получить ее мог бы лишь...
– Именно так. Специалист. Скажем, химик. Кстати, что из себя представляет этот самый Хардинг?
В этот самый момент Хардинг вышел из салона.
Он был все в том же оживленном настроении, что и несколько минут назад, однако это настроение испарилось, как только молодой человек обратил внимание на флакон и, очевидно, прочел надпись на этикетке. Он ухватился рукой за косяк двери, словно собираясь отступить назад, но уже через мгновенье с почтительной улыбкой подошел к майору.
– HCN? – спросил он, показывая на флакон.
– Если верить этикетке, молодой человек.
– Можно спросить, где вы ее нашли?
– В ванной комнате. Это вы ее там поставили?
– Нет, сэр.
– Но вы пользуетесь ею в своей работе, не так ли?
– Нет, – не колеблясь, ответил Хардинг. – Честное слово, не пользуюсь. Вот цианистый калий, KCN, мне нужен – и даже в больших количествах. Я пытаюсь усовершенствовать электрогальванический процесс. Если бы мне удалось получить достаточную финансовую поддержку, чтобы не быть проглоченным конкурентами, я бы революционизировал эту отрасль промышленности. – Он говорил без тени хвастовства, просто излагая факты, – Но HCN я не пользуюсь. Она мне ни к чему.
– Хорошо, я буду с вами откровенен, – мягче сказал майор. – Вы могли бы, тем не менее, изготовить HCN, не так ли?
Хардинг ответил, произнося слова так напряженно и с таким трудом, что Эллиоту пришло в голову – уж не родился ли он с каким-то дефектом речи, от которого ему впоследствии удалось избавиться.
– Естественно, мог бы. Так же, как это мог бы сделать любой.
1
"Нет ничего более бессмысленного, – сказал однажды доктор Фелл, – чем пытаться сговориться рассказывать одну и ту же ложь". Поэтому мне кажется справедливым сразу сказать, что никакого сговора между тремя свидетелями не существовало. Каждый из них давал свои показания независимо и не договариваясь предварительно с другими." (Прим. авт.).