Я всегда находил подслушивание низким делом - всё равно при каких обстоятельствах, и уже собирался кашлянуть или каким-нибудь другим образом обнаружить своё присутствие, как вдруг услыхал несколько слов, произнесённых Копперторном, которые изменили мое первоначальное намерение и вместе с тем заставили содрогнуться от ужаса.

- Все подумают, что он умер от апоплексического удара.

Я ясно слышал эти слова, произнесённые резким голосом секретаря в тихом воздухе июньской ночи.

Я затаил дыхание и замер на месте, весь превратившись в слух. Теперь я и не думал о том, чтобы обнаружить своё присутствие. Какое преступление замышляют в эту роскошную летнюю ночь эти два так не похожие друг на друга преступника?

Я услыхал низкий нежный голос мисс Воррендер, но она говорила так быстро и так тихо, что я не мог разобрать ни слова.

Интонация её голоса не оставляла сомнения в том, что она находится в страшном, смертельном волнении.

Я подкрался на цыпочках ближе, стараясь не упустить ни слова. Луны ещё не было, и потому под деревьями царила кромешная тьма. Я имел все шансы быть незамеченным.

- Ели его хлеб, скажите, пожалуйста! - иронически произнёс секретарь. - Вы не всегда бывали так щепетильны, хотя бы в тот раз, когда дело шло о маленькой Этель.

- Я сходила тогда с ума! Сходила с ума! - разбитым голосом вскричала красавица. - Я часто молилась Будде и великой Бовани, и мне казалось, что если я, одинокая женщина, буду и в этой стране неверных поступать согласно заветам моего отца, то совершу великий и славный подвиг. Наша религия допускает в свои тайны лишь очень немногих женщин, и я удостоилась этой чести лишь благодаря редкой случайности. Но раз ступив на открывшуюся передо мной дорогу, я шла по ней неуклонно и бесстрашно, и на четырнадцатом году моей жизни великий гуру Рамдин Синг объявил меня достойной занять место на ковре Трепуне наравне с прочими бюттотти. Да - клянусь священным топориком - я сильно страдала из-за содеянного мною здесь, потому что... что худого сделала эта несчастная, принесённая мною в жертву крошка?

- Мне почему-то сдаётся, что Ваше раскаяние вызвано больше тем, что я изловил Вас в этом, чем моральной стороной дела, - насмешливо прервал гувернантку Копперторн. - У меня и раньше были на Ваш счёт кой-какие подозрения, но вполне увериться в том, что я имею дело с принцессой тугов, мне пришлось лишь после того, как я застал Вас за упражнениями с платком. И такая романтическая особа окончит на самой прозаической английской виселице! Недурно, право, недурно!..

- И с тех пор Вы пользовались Вашим открытием для того, чтобы убивать всё, что было во мне живого, - с горечью продолжала она. - Вы превратили мою жизнь в сплошной ад!

- Ад! - изменившимся голосом повторил он. - Вы знаете чувства, испытываемые мною к Вам. Если я иногда и командовал Вами, угрожая оглаской, то только потому, что находил Вас слишком нечувствительной к голосу моей любви.

- Любви! - с горечью в голосе вскричала она. - Как можно любить человека, который то и дело грозит Вам позорной казнью? Но вернёмся к предмету нашего разговора. Вы обещаете мне полную свободу, если я устрою для Вас это дело?

- Да, - был ответ Копперторна. - Когда дело будет сделано, Вы получите возможность уехать отсюда, как только Вам заблагорассудится.

- Вы клянётесь в этом?

- Да, клянусь.

- Ради того, чтобы получить свободу, я сделаю всё, что угодно! - вскричала она.

- Нам никогда не представится такого удобного случая, как теперь, продолжал Копперторн. - Молодой Терстон уехал, а его друг крепко спит. Вдобавок, он слишком глуп, чтобы подозревать что-нибудь. Завещание написано в мою пользу; когда старик умрёт, мне будет принадлежать всё - до последней травки, до последней песчинки.

- Почему же Вы не сделаете этого сами? - спросила его собеседница.

- Ну, эти дела совсем не в моём вкусе, - возразил он. - Кроме того, я не набил себе руку в обращении с этим платком - "румалем", как Вы его называете. А от него не остаётся никаких следов. В этом вся выгода этого приспособления.

- Какая гадость: убить своего благодетеля!

- Зато какой святой подвиг - сослужить службу Бовани, богине убийства! Я достаточно знаком с Вашей религией, чтобы понять это. Если бы Ваш отец находился здесь, решился бы он на это дело?

- Мой отец был величайшим "борка" всего Джюбльтура, - гордо отрезала гувернантка. - Он погубил в своей жизни людей больше, чем считается дней в году.

- Я охотно заплатил бы тысячу фунтов, чтобы не повстречаться с ним, смеясь, заметил Копперторн. - Но что сказал бы теперь Ахмет Кенгхис-Кхан, если бы увидел, что его дочь колеблется - воспользоваться ли ей или не воспользоваться таким удобным случаем сослужить службу богине? До сих пор Вы действовали безукоризненно. Он, наверное, улыбался, видя, как душа маленькой Этель полетела к этой вашей божественной ведьме. Я думаю, что это было даже не первым Вашим убийством. Возьмём, например, дочку этого немца-коммерсанта... Эге! Я вижу по Вашему лицу, что я снова прав. И вот, после стольких подвигов, Вы колеблетесь теперь, когда нет никакой опасности и когда дело представляется легче лёгкого! Кроме того, совершив этот поступок, Вы освобождаетесь от необходимости жить здесь; а эта жизнь, наверное, даётся Вам несладко, ввиду того, что Вы всё время, так сказать, чувствуете петлю на шее. Итак, если Вы берётесь сделать это дело, делайте его немедленно. Старик в любой момент может уничтожить завещание, потому что любит племянника, а кроме того, он страшно непостоянен.

Настало долгое молчание, во время которого мне казалось, что я слышу биение собственного сердца.

- Когда это дело должно быть сделано? - спросила наконец мисс Воррендер.

- А если завтра вечером?

- Каким образом я проберусь к нему?

- Я оставлю дверь открытой, - сказал Копперторн. - У него тяжёлый сон. Затем я оставлю в его комнате ночник, при свете которого Вам нетрудно будет ориентироваться.

- А потом?

- А потом Вы вернётесь к себе. Утром люди найдут, что наш старик умер во время сна. Затем они найдут, что всё своё имущество он оставил своему верному секретарю - в виде благодарности за усердный труд. Так как в услугах мисс Воррендер не будет больше уже никакой надобности, она получит возможность вернуться на свою дорогую родину или в любую другую страну по собственному её выбору. Если ей это будет угодно, она может захватить с собой и мистера Лоренса.

- Вы оскорбляете меня, - злобно прервала оратора прелестная мисс.

Помолчав она прибавила:

- Нам будет необходимо свидеться завтра перед тем, как я приступлю к делу.

- Зачем это?

- Потому что мне, пожалуй, понадобятся кое-какие дополнительные указания.

- Ладно. Значит, тут же, в полночь.

- Нет, только не здесь; это слишком близко к дому. Мы встретимся под большим дубом в начале аллеи.

- Где угодно, только помните одно: я отнюдь не намерен присутствовать в его комнате во время Вашей операции.

- Этого для меня и не требуется, - презрительно уронила она. - Ну, а теперь довольно. Мы переговорили обо всём, что нужно.

Они пошли прочь, и хотя ещё продолжали разговор, я не стал слушать дальше. Я быстро-быстро перебежал лужайку и добрался до двери, которую запер за собой на ключ.

Только войдя к себе и бросившись в кресло, - только тогда оказался я в состоянии привести в порядок свои мысли и обдумать страшный разговор, который только что слышал во тьме ночи. Большую часть этой ночи я провёл без сна, вдумываясь, а каждое слышанное мной слово и стараясь составить себе план действий на будущее.

Глава VI

Туги! Я уже кое-что слыхал об этих яростных фанатиках - жителях Центральной Индии, извращённая религия которых считает убийство ближнего драгоценнейшим приношением, какое только может принести Создателю смертный.

Я припоминаю отрывок из сочинений полковника Мидоус-Тейлора, в котором идёт речь о тайнах тугов, об их организации, об их непоколебимом фанатизме и о страшном роковом влиянии, которое их кровавая мания производит на прочие их нравственные и умственные способности. Я припомнил даже, что "румаль", слово, часто встречавшееся в этой книге, должно было обозначать священный платок, которым они обыкновенно производили свою дьявольскую работу.