Подруги могли бы обсуждать сие волнующее событие всю ночь, Ираклий понял это, поэтому встал и, посмотрев на часы, решительно произнес:

— Ну-с, дорогие мои, пора заканчивать беседу. Уже половина девятого, а в пять утра нам выезжать.

Светка опять заплакала и прижалась к Ольге, Ираклий подошел и осторожно потянул ее за руку.

— Ну же, детка, пойдем, — ласково увещевал он. — Ольге Михайловне надо отдохнуть. Завтра у нас нелегкий путь, да еще по мокрому шоссе. Обещаю тебе, что буквально через несколько дней вы снова будете вместе.

На прощание Светка попросила Ольгу позвонить в Курск и успокоить мать, объяснив, что она действительно в командировке, ну хоть на Алтае, к примеру, и скоро приедет.

Уходя, Ираклий указал Ольге на дверь у окна:

— Это, Ольга Михайловна, туалет и душ, а комнату, с вашего разрешения, я закрою на ключ, чтобы и вам и нам было спокойнее.

Он пошел к выходу, но, как будто вспомнив что-то, обернулся:

— Да, вот еще что. Если вам вдруг придет фантазия воспользоваться, так сказать, окном, то искренне не советую этого делать. Даже если вы удачно приземлитесь, вокруг дома высокий забор, который вам не одолеть, да и собаку Георгий Иванович на ночь с цепи спускает. Так что… — Он развел руками в знак сожаления, что не может помочь ей в осуществлении побега через окно.

Но Ольга и не помышляла о побеге. За окном была уже беспросветная тьма, ливень и тяжелая еловая лапа попеременно стучали по стеклу, и комната, освещенная розовым светом, в которой было тепло и уютно, показалась ей маленьким островком, затерянным в океане событий и перипетий ее в общем-то спокойной и размеренной жизни.

Когда, приняв душ, она погасила свет и легла, то почувствовала, что нервы напряжены до предела и вряд ли она сможет сомкнуть глаза в этом чужом доме, на этой жесткой широкой кровати, в запертой снаружи, как ловушка, комнате.

«Что-то Светка говорила про командировку на Алтай? — подумала она. — Ах да, просила передать Кире Петровне… На Алтай… Почему… Алтай…» Это были последние слова, промелькнувшие у нее в голове, но смысла их она уже не понимала.

Ее разбудил негромкий стук в дверь и голос Ираклия:

— Ольга Михайловна, пора вставать! Через полчаса выезжаем.

Затем — два поворота ключа в замке и его удаляющиеся шаги.

Ольга приподнялась на кровати, потерла глаза.

За окном светало. Первое чувство, которым она встретила начинавшийся день, было недоумение: как, она спокойно проспала всю ночь в этом бандитском логове! Причем заснула мгновенно и спала так сладко, что не видела во сне никаких кошмаров. А снились ей пчелы на дядипашиной пасеке, большие, добрые, мохнатые, размером с комнатную собачку. Она не удивлялась их размеру и тому, что их приходится выгуливать по цветущему лугу на поводке.

Едва она успела умыться и одеться, в дверь снова постучали, и вошел Ираклий.

— Доброго вам утра, Ольга Михайловна, как изволили почивать? — в своей обычной манере начал он и, не дожидаясь ответа, озабоченно произнес: — Хочу вас предуведомить о маленьких неудобствах нашего обратного пути. Поскольку мы с вами сегодня знакомы немного лучше, чем вчера, — не так ли? — то нам незачем прибегать к, так сказать, нецивилизованным мерам, а следует действовать по взаимной договоренности.

Он прошел к окну и, подняв штору, открыл его. Свежий, прохладный воздух быстро наполнил комнату.

— Надеюсь, вы не будете больше усыплять меня, Ираклий Данилович? — Пытаясь говорить насмешливо, Ольга все же не смогла скрыть своего страха.

— Нет-нет, Боже упаси, — воскликнул он и замахал руками, как бы осуждая свои вчерашние действия. — Я только хочу попросить вас, чтобы вы добровольно — заметьте, добровольно! — согласились спуститься к машине с завязанными глазами. А уж в самой машине Георгий Иванович все устроил наилучшим образом. Ну как, вы согласны? — И увидев, что она колеблется в нерешительности, опять не дождавшись ответа, зачастил: — И прекрасно, и прекрасно! Не сомневайтесь, Ольга Михайловна, все пройдет как нельзя лучше. Даю вам десять минут на сборы, и в путь! — Бодрой, пружинистой походкой человека, только что совершившего утренний забег трусцой, он вышел из комнаты.

Когда машина тронулась и Ираклий снял с ее глаз плотную черную повязку, Ольге показалось, что они попали в какой-то бункер, хотя она понимала, что находится в машине, которая, судя по всему, движется.

— Что это? — оглянувшись по сторонам, недоуменно спросила она.

— А это, Ольга Михайловна, творчество нашего бесценного Георгия Ивановича, — радостно сообщил Ираклий. — Ума не приложу, что бы мы без него делали! На все руки мастер.

Мифический Георгий Иванович, которого Ольге так и не довелось увидеть, но имя которого не раз упоминали и Ираклий, и Светка, додумался так искусно вырезать кусок оргалита, что тот вплотную прилегал к крыше и бокам салона, почти наглухо отделяя от них сиденье водителя. А поскольку заднее и боковые стекла были закрыты черными жалюзи, то в первый момент Ольге показалось, что в машине полная темнота. Спустя какое-то время глаза, привыкнув, смогли различить пробивавшиеся кое-где тоненькие полоски неяркого света.

Ираклий достал из сумки термос с кофе и бутерброды.

— Протяните руку, Ольга Михайловна, я вручу вам ваш завтрак, — весело сказал он.

Ольга протянула руку и повернулась к нему, начиная смутно различать неясные контуры сидящего рядом человека.

— Ну-с, Ольга Михайловна, — заговорил Ираклий по окончании трапезы, — как видите, я, со своей стороны, выполняю наш договор и доставляю вас в Москву в целости и сохранности. Но уж и вы обещайте, что о вашем визите — никому ни слова. — Он поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, так как в ногах мешала стена из оргалита, и продолжил свою мысль: — Возьмем, к примеру, наши органы, так сказать, охраны правопорядка. Ну, расскажете вы им, что были… а где, собственно? У вас ведь никаких ориентиров. Так что я взываю к вашему благоразумию, Ольга Михайловна, зачем вам эти допросы, очные ставки, повестки из прокуратуры… Тем более что Светлана дня через три уже будет в Москве, жива и невредима.

Мягкий ход машины и бархатное воркование сидевшего рядом Ираклия убаюкали Ольгу, и она задремала. Когда очнулась, его голос продолжал журчать как ни в чем не бывало, он описывал ей красоты местечка, где они отдыхали со Светкой, но что это за местечко, назвать отказался.

— Зачем вам отягощаться лишней информацией, Ольга Михайловна? Вспомните поговорку, которую я не устаю вам повторять: «Кто меньше знает…»

Услышав в очередной раз так полюбившуюся ему народную мудрость, Ольга чуть не застонала, до того утомил ее Ираклий своей болтовней. Неужели он всегда такой? Или, может, это на нервной почве? Ведь для него опасно появляться в Москве, он боится этих молодчиков режиссера, которые, наверно, сбились с ног в поисках намеченной жертвы.

А если их с Шуриком план удался, то эту машину наверняка разыскивает милиция и их могут остановить даже при въезде в город. При этой мысли Ольга разволновалась, она не знала, как в таком случае следует себя вести: признаться и рассказать всю правду или все отрицать, чтобы выгородить Ираклия с Николашей.

С одной стороны, они довольно скользкие личности, скорее всего мошенники и одним миром мазаны с этим режиссером, а с другой — ведь Ираклий действительно не желал ей никакого зла, выполнил свое обещание и везет ее, с риском для себя, в Москву, а кроме того, он влюблен в ее подругу. И Ольга почувствовала, что, несмотря на несмолкаемую, раздражающую болтовню Ираклия, она тоже не желает им зла, не хочет, чтобы они попали в лапы режиссера, который оставит от них мокрое место.

Попасть в лапы милиции, по ее мнению, было не так страшно, но она вспомнила предупреждение Ираклия насчет допросов и повесток в прокуратуру и, как практически каждый советский человек в ее ситуации, с ужасом подумала: «Затаскают!..» Кроме всего прочего, в этом деле была замешана ее подруга, причем Ольга не знала, до какой степени, потому что об этом они, естественно, не могли говорить в присутствии Ираклия. Значит, Светке придется посторонним людям рассказывать о том, что она провела два месяца на хуторе с малознакомым человеком, в которого внезапно влюбилась? А если ей не поверят, что она непричастна к махинациям Ираклия? Нет, в лапы милиции тоже попадать нежелательно… Но как же быть?