Шурик вдруг подбежал к окну и, осторожно отодвинув занавеску, посмотрел на улицу.

— Подойди-ка сюда, — позвал он шепотом, словно боялся, что тот, кого он там заметил, мог услышать его. — Посмотри на того подозрительного субъекта у булочной… вон, вон, в телефонной будке, делает вид, что звонит, а сам все косится на твои окна.

На ватных ногах Ольга подошла к окну, посмотрела, куда он указывал, и неожиданно затряслась в беззвучном смехе: в будке стоял «почитатель».

— Что с тобой? — удивился Шурик. — Ты его знаешь?

— К сожалению, очень даже хорошо, — сквозь смех ответила она. — Это мой почитатель.

Она рассказала Шурику о Федоре Михайловиче, о цветах на коврике, о походе в ресторан, и образ милого влюбленного чудака помог хоть немного разрядить сгустившуюся было атмосферу страха и беспомощности перед чем-то жутким и неотвратимым.

На прощание Шурик успокоил ее своими соображениями, что, во-первых, режиссер на ее след, судя по всему, не вышел, иначе с Ираклием было бы покончено еще вчера, и, во-вторых, если, как утверждал тот, речь шла действительно только о деньгах, то, скорее всего, с отбытием Ираклия вопрос отпадет сам собой, не станут же они мотаться за границу в надежде рассчитаться с ним. Но на всякий случай все же предупредил, чтобы дверь она никому не открывала, ни почтальону, ни даже работнику милиции, а если что-то вызовет ее подозрение, сразу звонила ему, благо, он сейчас все время дома, делает срочный заказ на своем компьютере.

Ольге очень хотелось, чтобы Шурик остался, но настаивать было неудобно, ведь он и так уже три дня занимается ее проблемами и совершенно выбит из колеи.

— Да, вот еще что, — сказал Шурик уже в прихожей, — когда объявится Света и если сразу позвонит тебе, передай ей, чтобы она не ходила на свою прежнюю квартиру и даже не звонила хозяйке, а первым делом встретилась с тобой, слышишь, встретилась где-нибудь, но не у тебя дома, и ты передашь ей вот этот ключ. — Он порылся в кармане и извлек кусок металла замысловатой формы. — Это от моей квартиры, адрес она знает. Пусть сразу — ты поняла? — сразу же едет ко мне. — Шурик говорил жестко, тоном, не допускающим возражений. — Пойми, Оля, для нее все может оказаться гораздо серьезней, чем для тебя. И пока она не появится у меня, в милицию я звонить не буду.

Проводив Шурика, Ольга закрыла дверь на все имевшиеся запоры, включая цепочку, и вышла на балкон. Телефонная будка через дорогу у булочной была пуста. Она вернулась в комнату, тщательно притворив балконную дверь, села в кресло и взяла со столика папку с рукописью, полистала ее, но, отметив, что театральный абсурд так далек от реального, со вздохом отложила и включила телевизор.

На экране шли нескончаемые политические дебаты, дергались, как под током высокого напряжения, лохматые существа с гитарами, плакали несчастные богатые, снискавшие любовь и сочувствие всей страны, удирали от полиции ловкие мошенники, успевая на ходу убить парочку служителей закона и взорвать оставшихся.

Смотреть на симпатичных мошенников и на перестрелку было выше ее сил, она выключила телевизор и вспомнила, что обещала Светке позвонить в Курск. Трубку сняла Кира Петровна, по счастливой случайности оказавшаяся в гостях у своей подруги. Заставив себя взять непринужденный тон, Ольга весело пощебетала с ней, сообщила, что Светка на Алтае, но в Бийске какая-то поломка телефонной линии и практически невозможно дозвониться, что она обещала быть в Москве не позже чем через неделю, да-да, обязательно позвонит, когда приедет, просила передать привет.

Поверила ли Кира Петровна, что город Бийск три месяца находится в полной изоляции, так как там не работает не только телефонная сеть, но, судя по всему, и почта с телеграфом, сказать трудно, но во всяком случае успокоилась, так что основная цель была все же достигнута.

Ольга с облегчением положила трубку и удивилась, вспомнив, что сказала Кире Петровне «Бийск», хотя Светка говорила просто об Алтае и никакого города не называла. Почему Бийск? Почему у нее непроизвольно вырвалось именно это слово? Откуда она знает, что вообще есть такой город? И почему Кира Петровна вдруг напряженно замолчала, услышав название этого города?

Это настолько заинтересовало ее, что она достала карту и действительно нашла в Алтайском крае этот город, расположенный на реке Бии. Река Бия! Как же она могла забыть! Ольга чуть не вскрикнула от неожиданности, вспомнив внезапно это событие двенадцатилетней давности, которое совершенно стерлось в памяти и удивительным образом не всплыло даже в последние три месяца.

А дело было так. По окончании первого студенческого года, после весенней сессии, их курс направили на месяц в подшефный подмосковный совхоз на сельхозработы. Почти все восприняли это как развлечение, тем более что лето обещало быть жарким, а в деревне, где им предстояло жить, по словам инспектрисы, было отличное озеро и в лесу полно всякой всячины.

Буквально в день отъезда Светка куда-то исчезла, и все решили, что она, убоявшись физического труда и поэтому никому ничего не сообщив, сбежала в Курск. Инспектриса была в страшном гневе, пообещала поставить вопрос о ее поведении на студенческом совете, чтобы приняли меры «вплоть до отчисления», и они отбыли на лоно природы.

Месяц пролетел незаметно. Хотя работать им пришлось немало, но и отдыхали они от всей души, купались в озере, ходили в лес за ягодами, вечером у костра пекли картошку и чуть ли не до рассвета пели под гитару. Все они были молоды, многие были влюблены, кое-кто даже взаимно, и жизнь открывала для них таинственные и радужные перспективы.

Примерно через неделю после возвращения в Москву Ольге позвонила Вика, Светкина соседка по комнате в общежитии, и сообщила, что Светка пропала, что ее мать приехала из Курска и весь деканат «стоит на ушах». Кира Петровна думала, что дочь работает с однокурсниками в совхозе, однокурсники же, напротив, считали, что она сибаритствует под боком у мамы.

Поднялась страшная суматоха, студентов, остававшихся в Москве, по очереди вызывали в деканат, где на месте декана сидел лейтенант милиции и дотошно интересовался самыми мельчайшими подробностями о личности пропавшей. Лейтенант был совсем молодой, вероятно, это было первое порученное ему дело, поэтому старался он изо всех сил. Но достойно проявить себя в этом деле лейтенанту не удалось, так как на второй же день в деканат ворвалась пропавшая собственной персоной и, рыдая, бросилась в объятия матери, которой разрешено было присутствовать при опросе студентов.

Выяснилось, что Светка, влюбившись, как всегда внезапно, в филолога-старшекурсника с Алтая, не раздумывая уехала с ним в его родной город Бийск, где хотела пробыть ровно месяц, но задержалась, ибо, как известно, «счастливые часов не наблюдают».

«Ну честное слово, так получилось, я ничего не могла с собой поделать», — объяснила она свой поступок Ольге, искренне полагая, что этого объяснения достаточно и что на ее месте любой человек поступил бы точно так же. Как она выкручивалась в деканате, Ольга не знает, но, честно говоря, этот ее поступок возмутил только Киру Петровну и преподавателей, им же, восемнадцатилетним, показался очень романтическим и чуть ли не героическим, и они не понимали, почему взрослые так негодуют.

Ольга помнит только, что не отчислили Светку лишь потому, что учли заслуги ее матери на ниве просвещения (она четверть века проработала в школе и была заслуженным учителем), и в особенности тот факт, что она вырастила дочь без мужа.

После встречи с подругой на даче у Ираклия Ольга не переставала мучиться угрызениями совести, как же могла она так спокойно и легкомысленно отнестись к ее внезапному исчезновению и столь долгому отсутствию, и она упрекала себя в черствости и эгоизме. Но сейчас, сидя в кресле с картой на коленях, с улыбкой вспоминая подробности того давнего события, она подивилась интересному устройству человеческой памяти. Это событие ушло с его поверхности, видимо, записавшись где-то на подкорке в виде знания, уверенности, что Светка способна так поступить, то есть исчезнуть надолго, не сказав никому ни слова. Вероятно, эта уверенность, идущая из глубины подсознания, и давала Ольге возможность пребывать эти месяцы в относительном спокойствии и не заявлять в милицию о пропаже, чтобы избежать конфуза, как случилось много лет назад.