«Заговору» в России исполнился век — сто лет русский народ прибегает к подобному представлению, добавляя то «жидо-масонский», то «атлантический», то какой-либо другой. Здесь он скорее не организация, а понятие, описывающее действия скрытых сил. Еще ни разу не описывались структуры, не находились люди, стоящие во главе — даже если кто-то проявлялся из «заговорщической» тени — через годы это оказывалось результатом минутных политических спекуляций.

«Заговор» исходит из ниоткуда и уходит в никуда, о нем могут не помнить десятилетиями, он известен только как «черный ящик». Только по его воздействию на окружающий мир можно предполагать его внутреннее устройство. Люди придумывают мутантов и жидомасонов, между тем как есть все основания говорить о существовании несколько иной биологической формы существования людей, формы жизни, обычно соотносимой с иными мирами, временами, измерениями и понятиями, от них производными. Дошло до того, что «заговор» стал представляться как вульгаризированное отражение действий скрытых сил, и с этим подходом появилась возможность некоторые общественные явления описывать. Но без описания самих сил «заговору» нельзя сопротивляться.

Исследователи или не видят, или не хотят видеть подобные структуры в повседневной жизни. Скорее не хотят, ибо социальные карты национальных организмов просто изрезаны черными дырами. Патриархальная родоплеменная многосотенная община в современном городе — это ведь тоже иная биология. Трудно поверить, что подобное может существовать и тем более являться определяющим моментом современного существования — но это гораздо ближе к истине, чем мистика или масонство.

Революции и перевороты совершаются не пролетариатом и буржуазией, а неизвестно какими силами против столь же темных сил. Государственные системы меняются на принципиально противоположные, а у власти остаются те же самые люди. С одной стороны политика — это продолжение экономики. Деньги вроде бы правят миром — но они оказываются понятием, производным от власти. Принципы экономической целесообразности приносятся в жертву — от частной лавочки до государства — непонятно почему и ради кого. Как если бы на географической карте река уходила в никуда и появлялась из ничего, так и некоторые группы внезапно появляются и столь же внезапно исчезают с политического горизонта. Кому-то эти группы нужны и из кого-то они состоят — но современная политическая наука подает все в маскирующем истину свете.

Меняется техника, меняется биология, меняются люди. Существование новых общностей, не отождествляющих себя с людьми как таковыми, не имеющих представления о таких понятиях, как благо нации или вред нации, состоящих из людей, безошибочно распознающих собственно «людей» и видящих во всех прочих просто двуногих, в отношении которых нет ни добра, ни зла — это скорее тема антиутопии, чем социального исследования. Более того, при психологическом анализе современного общества прорисовываются группы, вообще не ведающие понятия добра и зла, понимающие мир однообразно и живущие своей иерархией и своими законами. Это не люди в общепринятом смысле. Как их только не называли — даже грибами в попытке подчеркнуть иную биологическую природу. Действительно, большая часть гриба — это подземная сеть, сообщающаяся с другими грибами, являющаяся связующим звеном, управляющая всеми и не имеющая центра. И если на людях заводятся грибки, то почему бы и на нации как организме не завестись какой-нибудь биологической погани? И с каких позиций, в рамках каких наук все вышеперечисленное понимать?

Иcторико-идеологические концепции описывают жизнь, и только во вторую очередь ее определяют. Рано или поздно жизнь меняется, и представлять ее со старых позиций становится невозможно. Вместе со временем меняются термины, и даже говорить о новых событиях удается с трудом. Нехватки теорий ни в России, ни в мире не ощущается, но только на первый взгляд. Только из последних —- либерализм, этногенез и многочисленные формы марксизма… Интерес к социальным наукам падает в первую очередь из-за нерезультативности всех возможных осмыслений, из-за детерминизма (предопределенности развития будущего из прошлого), лишающего читающую личность возможности применить теорию к себе лично, из-за политических спекуляций, выхолостивших все возможные терминологии.

Промышленный рабочий класс перестал быть самым многочисленным, перестал даже претендовать на роль передового, раскололся. В нем самом появилась возможность внутренней эксплуатации. Конечно, это просто история вернулась на круг (конфликт мастеров и вечных подмастерьев существовал и в средние века), но только сейчас раскол принял тотальный характер. Есть «просто рабочие», высокооплачиваемые рабочие и капиталисты. Капиталистам достаточно отчуждать труд только «просто рабочих», чтобы получать достаточные прибыли. А у высокооплачиваемых можно ничего не отчуждать, и тогда последние, глядя на «простых», становятся на защиту капитала. Но если вышеприведенное еще может вызвать возражения, то кризис марксизма в области классовой борьбы дошел до логического предела. Лозунг «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» отошел в прошлое с тем, как капиталисты развитых стран начали делиться со своими пролетариями прибылями от эксплуатации стран третьего мира.

Марксизм выполнил свою историческую миссию и исчерпал себя. Паровоз тоже был полезной вещью и отлично тянул составы, но тепловоз пришел ему на смену. Паровоз работал и был сделан правильно, истинно, но от него отказались ради лучшего. На сегодняшний момент чисто социальное представление не предлагает ни истинного описания процессов, ни возможности прогнозирования. Социально-биологические (представляющие социальные механизмы общества как производные от его биологических характеристик) теории должны заменить марксизм — они эффективнее представляют изменившийся мир. Государственно-капиталистический режим в России, понятие «новых классов», тоталитарность и репрессии — с марксисткой точки зрения все это имеет право на существование. Марксистскую идеологию, как выяснилось, можно поставить на службу эксплуататорам, а прикрываясь ею, можно творить любые безобразия. С теориями социально-биологическими такого еще не случалось, к тому же в рамках старых теорий решать современные задачи становится невозможно. Нужен новый подход.

Подошел к логическому финалу и либерализм — в качестве суммы принципов развития, а целостной идеологией он никогда и не был — и тоже в одной из своих основных ипостасей. Демократия, как и всякая палка, оказалась о двух концах. Если 51% населения — здоровые, демократия выражает интересы нации, она — ее инструмент в борьбе за место под солнцем. А если 51% — больные (чего нельзя было представить еще 50 лет назад), демократия будет направлена на подавление оставшихся здоровых — на деградацию нации. Тем более, когда средства информации в оперировании массовым сознанием достигли предела в совершенствовании. С катастрофическим ростом числа больных меняются биологические принципы существования нации — и как отражение меняются принципы социальные.

При рассмотрении заговора как системы никак не преследовалась цель обличить или как-то воздействовать на персонажей. Суть вопроса в том, что заговор в большей степени следствие, чем причина свалившихся на Россию несчастий, одно из следствий, и вопрос его описания в большей степени сводится не к истории болезни больных, а к вопросу профилактики и сохранения здоровых. Россия настоящая живет заговором и в заговоре, как рыба в воде; он стал средой обитания, но он не среда от природы, располагающая к нормальной жизни. Он — вредная для всего живого, искусственная, экологически неблагоприятная среда, подрывающая нацию как биологический организм в каждом конкретном живом человеке. Нация до сих пор больна заговором — но лечение невозможно без постановки диагноза, болезнь прогрессирует — и грех не беспокоиться.