На втором этаже было еще темнее. Зимний сад, карточная комната, дверь в которую была приоткрыта, бар и салон, красный ковер на мраморном полу — все точно как в вечер убийства. Единственное отличие — безлюдье. Это место оживлялось только по ночам. Мы стали подниматься дальше, с опаской придерживаясь бронзовых перил. Наверху дверь была заперта. В доме царила зловещая тишина. Голос Банколена властно нарушил ее.

— Откройте дверь! — крикнул он и стукнул по ней кулаком.

Это был приказ полиции.

Какое-то время никто не отвечал. И снова эхо раскатилось в тишине, и мне показалось, что за дверью слышатся рыдания…

Дверь неуверенно открыли. В полумраке я увидел покрытое мелким потом лицо Фенелли с отвислыми щеками, подрагивающими усами. Он беззвучно шевелил губами, а глаза У него были мутными. Одной рукой он придерживал халат, прикрывая жирную грудь. Банколен распахнул дверь, и хозяин заведения отшатнулся к стене:

— Это возмутительно!

— Тише! Чем вы занимаетесь?

— Я не стану этого терпеть! Какое вы имеете право!

— Опять принялись за свои делишки с наркотиками, а?

— Нет, нет! Вы не понимаете! Это не наркотики! Девушка… Уличная женщина… Я нахожу удовольствие в…

— Вот как? Всего-навсего женщина? И где же она?

— Вон там, в комнате номер 2. Говорю вам, ей не причинили вреда! Я никого не могу обидеть!

Банколен подошел к двери и вошел в комнату. Оттуда донесся его резкий голос. В коридоре чувствовался легкий запах пудры, от которого меня затошнило. Фенелли, с его размякшим толстым лицом, вдруг указал на меня пальцем:

— Это вы его сюда привели! Я видел, вы поднимались сюда вчера вечером, когда здесь была англичанка. Вас запомнили… — Он осекся, пожевал губами и взвыл: — Чем я заслужил это? Они хотят меня разорить! Господи! Я не нарушаю законы…

Банколен вышел в коридор.

— У вас нет причин устраивать истерику, — спокойно сказал он. — Вы же сами говорите, что не нарушаете закон. Это просто еще одна деловая сделка. Я попрошу ее уйти, потому что мне нужно задать вам несколько вопросов. — Помолчав, он добавил: — Отведите нас в свой кабинет. Я дам вам время одеться.

Фенелли исчез в одной из комнат, предварительно показав пальцем в конец коридора, где находился его крошечный кабинет. Банколен быстро прошептал:

— Пойдем в кабинет. Я не хочу, чтобы он узнал, что мне известно.

— Что вам известно?

— Мерзость проявляется все больше по мере расследования. Он хотел, чтобы я думал, будто в той комнате обыкновенная проститутка. Свет там затенен, но я увидел. Эта женщина — мадам Луиза де Салиньи. — Он ошарашенно потер глаза. — Но не подавай виду! Понимаешь, как все делается? Они превратили эту женщину в наркоманку. Теперь наркотики ей необходимы, и, чтобы их получить, она перенесет любое унижение от рук нашего грязного приятеля. Вполне возможно, что у нее были деньги и деловой нюх Фенелли немедленно подсказал ему…

— Банколен, давайте его задушим. Давайте вернемся и…

Он схватил меня за руку:

— Говори тише! Нельзя поднимать шум. Сейчас все зависит от нашего якобы незнания. Она не знает, что я видел ее там, — а это, как мне кажется, было бы для нее самым большим унижением.

Мы вошли в маленький кабинет, где находились лишь письменный стол, стул и большой сейф. На столе горела лампа. Окон здесь не было.

— Нет, она меня не узнала. Она была в полубессознательном состоянии, — объяснил Банколен. — Закрой дверь. Пусть она выйдет по задней лестнице, якобы не замеченная нами.

Как будто ужаса, что перенесла эта несчастная женщина, было недостаточно — наш экспансивный и артистичный Фенелли добавлял ей новые мучения! Казалось, Луизу де Салиньи преследует безжалостная ирония, издевательский замкнутый круг судьбы. Куда бы она ни повернулась, к ее горлу приставляют нож. Она, избежавшая нападения мужа, теперь была вынуждена принимать сладострастное зелье из рук этого вкрадчивого куска жира… Через минуту он появился, безупречно одетый, с гарденией в петлице… Я представлял, как женщина, одурманенная наркотиками, в истерическом припадке спускается по задней лестнице.

— Итак, — Фенелли вновь обрел спокойствие, — вы хотели меня видеть, господа. Даю вам слово, месье Банколен, я избавился от всех наркотиков, что имел в запасе.

— Вотрель убит, — сообщил Банколен.

Тот поражение уставился на него.

— Его зарезали вчера ночью в Версале, — продолжал детектив.

— Как… Как… Какой ужас, месье! Месье Вотрель. Да, конечно, я его знаю. — Фенелли помолчал, затем издал странный смешок. — Надеюсь, месье, вы поймали его Убийцу.

— Известно, естественно, что он был вашим агентом и поставлял вам людей, которых интересовали ваши наркотики, — как ни в чем не бывало заявил Банколен.

Фенелли на мгновение утратил достоинство, но быстро взял себя в руки. Поправив пухлой рукой галстук и одернув жилет, он пожал плечами:

— Месье был настолько добр, что посмотрел сквозь пальцы на мои упущения. Позвольте заверить вас, что в настоящее время у меня в заведении вы не найдете ничего похожего на наркотики. Более того, мои счета открыты для проверки. Я действую в пределах закона. — Он улыбнулся и занялся рассматриванием своих ногтей.

— Мы говорили о Вотреле, — напомнил Банколен.

— Дорогой месье, уж не хотите ли вы сказать, что мне что-то известно о его смерти?

— Он заявил, что является русским офицером. Это ложь. Он был талантливым самоучкой и бедной портовой крысой из Марселя, где вы и подобрали его несколько лет назад.

— Ну и что, если так?

— У меня есть множество аннулированных чеков, полученных от банка „Лионский кредит“, на общую сумму двести тысяч франков. Они выписаны на имя Эдуара Вотреля и подписаны Луизой Лоран, в настоящее время носящей имя Луиза де Салиньи. Это результаты вашей торговли, Фенелли? Она глубоко увязла, не так ли?

У Фенелли глаза выкатились из орбит. Он смотрел на пачку чеков в руках Банколена.

— Чеки! Я ничего о них не знаю. Вот как! Так он был нечестным, этот Вотрель! Дайте-ка взглянуть. Я подозревал его в непорядочности.

— И заставляли ее платить дважды за то, что она от вас получала. Это так? — очень тихо сказал Банколен, наклонившись вперед.

— Подлец! — трагически пискнул Фенелли.

— Или это был шантаж, Фенелли? — Банколен изводил его тихим, вкрадчивым голосом. — Вы вытягивали у нее деньги, угрожая обо всем рассказать ее будущему мужу?

— Нет!

— Ага, вот это я и хотел узнать, — вежливо улыбнулся Банколен. — Пойдем, друг мой, мы закончили. — Он надел цилиндр. В дверях лучший из детективов Парижа вдруг остановился, и сквозь бородку мелькнули ослепительно белые зубы. — Еще одно слово, Фенелли! Больше не пытайтесь провернуть свои сделки с мадам Луизой, я серьезно вас предупреждаю. Это все.

Мы в молчании спускались по лестнице. Банколен задумчиво постукивал по балюстраде тростью. Мы уже выходили из здания, когда он вдруг вздохнул и заговорил:

Теперь ты понимаешь трагическое положение Эдуара Вотреля. Этот мальчик, выросший в сточной канаве, по мере взросления создавал себе волшебный мир, в котором хотел вести блестящую жизнь. Он почти достиг осуществления своей мечты, но только почти — ему всегда что-нибудь мешало. Он ничего другого не хотел — только видеть себя в этом воображаемом мире. Он охотно соглашался на то, чтобы мы считали его подлецом, лишь бы не сомневались в его аристократическом происхождении. Вы могли считать его убийцей. Это было ему безразлично, пока вы не сомневались в том, что он русский офицер.

— И он писал пьесу, — добавил я. — Она у меня дома… Я хотел показать ее вам, но забыл…

— Да, его пьеса! Думаю, он хотел быть вершителем судеб. И у него была обычная для таких мечтателей тенденция все приукрашивать. Он хотел сделать из своей жизни и работы не просто историю, а фантастическую историю, с роскошной отделкой. Заметь — это очень важно. Я представляю, если бы его обвинили в убийстве, он был бы только рад, поскольку знал, что ему ничего не грозит. Он умер, но держи перед умственным взором его призрак, потому что это изображение говорит нам много правды.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: