Один за другим баркасы рыбаков, рычащие, будто огрызались они на гнев моря, прошли полным ходом по курсу к дому. Волны преследовали их, а нагнав, неожиданно отступали, обнажая крашеные днища. А затем со страшной силой били вдогонку - как пощечинами по круглым скулам!

Подводный охотник, в одних только голубых плавках, суетился на берету, спешно укрепляя хлопающую палатку, а его жена, успевшая надеть теплую куртку, ловила ожившие вещи. Когда она оглядывалась на море, лицо ее делалось испуганным - видно, жалела, что согласилась поехать отдыхать на этот пустынный берег.

На улицах приморских городов и поселков вздымались столбы пыли, а люди терли глаза, в которые попали песчинки, и ругались: "Тарраммонтана!"

Ночь каким-то предательским приемом подмяла под себя вечер: не больше минуты сверкал огненный закат в узкой прорехе разорванного неба, и наступила темень.

Море уже буйствовало вовсю, но этого как будто мало было природе: острые молнии поскакали по небесам, мелкие взрывы покатились слева, справа, а потом рвануло в самом крепком месте - на высоте, - и оттуда хлынуло такое обилие воды, словно небо надеялось соперничать с морем. Новые вспышки выхватили из тьмы белозубые пенные оскалы бурунов, рвавшихся сгрызть сушу, но бессильных преодолеть прибрежное мелководье. Наткнувшись на невидимую границу, они рушились и, уже униженные, распластанные, все же стремились к берегу и накатывались на него, завоевывая метр за метром.

Наш забившийся в банку герой оказался на пути бесчисленных атак моря. Вначале банка довольно крепко удерживалась грунтом: лишь наклонялась в сторону берега под натиском воды, а затем, когда волна отступала, снова становилась на место. Но, как известно, песок - самая ненадежная опора для построек. Вскоре толстый слой его был поднят со дна и взболтан.

Сорвало и жестяной дом. Только чудом бычок не вывалился, но тут банка начала планировать и вдруг ткнулась в самый берег. Она опустилась опять дном кверху, и отогнутая жестяная крышка довольно крепко врезалась в грунт, что на некоторое время обеспечило банке неподвижность. Разумеется, относительную, потому что тут было местечко, которое отличалось от пекла только сыростью. Бычка мотало и колотило с такой силою, что уже через минуту он был оглушен.

Между тем могучий вал, рожденный где-то за сотни километров, во тьме катился к берегу. Ничто не мешало ему; только в одном месте он наткнулся на какое-то терпевшее бедствие суденышко, подхватил его, высоко поднял и со страшной силой грянул о море. Но и он был задержан мелью. Яростно восстал он в виду недосягаемого берега, затем ссутулился, наклонился, лег и как бы по-пластунски, ползком, только со страшной скоростью ринулся к берегу, ударил в него, снова взмыл и, подхватив на самый свой гребень консервную банку с бычком, вкатился на сушу. Жестяная обитель секунду побалансировала наверху, затем по отлогой спине волны устремилась вниз и плавно, как по маслу, соскользнула на берег.

Волна отступила. Крупные капли дождя зашлепали по спине бычка, потому что вода из банки почти вся выплеснулась. Поблизости, в палатке, жена ругала подводного охотника за то, что устроил стоянку в опасном соседстве с морем...

Банка наполнялась. Дождевая вода, насыщенная свободным кислородом грозы, взбодрила бычка, и он упруго поплыл по бесконечной стенке. Он разыскивал икру, которая, по его расчетам, была где-то тут, под самым потолком... Но так как икринки оказались теперь внизу, он ничего не нашел. В отчаянии он сначала забился, порываясь кверху и даже высовываясь с угрозой вывалиться, потом нырнул, надеясь найти свой подкоп. Удар головой о жестяное дно на некоторое время смирил пленника.

К счастью, банка лежала в неглубокой ложбине, которая делалась ручьем в дни половодий. Вскоре журчание бегущей воды, скребыханье мелких камешков о жесть возвестили о том, что силы стихий вновь намерены изменить судьбу злосчастной посудинки. Им это удалось, когда поток, не на шутку разлившись, слизнул доску, приготовленную подводным охотником для костра. Этот, вполне возможно, остаток какого-нибудь древнего кораблекрушения поплыл, тяжело раскачиваясь, обратно к морю и протаранил жестяное изделие, пролив из него воду. Банка всплыла и миновала два-три метра, отделявшие ее от прибоя. Затем, подхваченная уходящей волной, она понеслась над отмелью, а когда скорость иссякла, плавно пошла ко дну.

Но этим дело не кончилось. Громадный вал, хотя и уступавший тому, который едва не обрек бычка и его потомство на верную гибель, набежал с моря, бессмысленно покувыркал в своих внутренностях банку и отнес ее далеко от берега - почти туда же, откуда начались все эти приключения. На этот раз банка опустилась кверху донышком. Придя в себя, бычок нашел кладку икры на своем месте.

А море уже утихомиривалось. К утру волны закруглились, замаслились, и это уже было не штормом, а зыбью.

Но еще два дня оно ворочалось, укладываясь поудобней, и лишь на третий день улеглось в бескрайнем спокойствии, тревожимом только весельем мелких рыб, чайками, ловившими поживу, да людьми с их транзисторами, моторами, разговорами и звучными песнями. За это время обитатели моря, вытерпевшие много страху и превратностей, связанных с ненастьем, вернулись к обычным страхам и превратностям.

Упрямый владелец недвижимости, которая, однако, столь убедительно доказала свою способность передвигаться, за все это время не проплыл и полуметра: у него вдруг оказалось столько забот, что впору растеряться.

Сначала пришлось заняться домом, который после шторма стал просто неузнаваем. Откуда-то взялась в нем пропасть ненужных вещей: штук десять обломков раковин, три увесистых камня и два маленьких, несколько щепок и огрызок химического карандаша, который при малейшем прикосновении выбрасывал, что твой осьминог, отвратительный фиолетовый след. Когда бычок собрался все это выкинуть, он не нашел выхода. Пришлось сначала рыть подкоп.

В беспрерывных хлопотах он провел, наверное, все два дня, пока успокаивалось море. Зато хозяйство стало образцовым: на участке - чистота, банка сияет, будто ее только вчера выбросили, и под нее ведет аккуратная дыра.

Но с хозяина шкура свисала клочьями, и выглядел он как бы готовым в любую минуту устроить взбучку правому и виноватому или снова ринуться толкать какой-нибудь раздражающий предмет, будь то хоть камень громадной величины.

К счастью, никто к бычку не приставал и уже не надо было ничего толкать. Можно наконец отдохнуть и на свободе потешиться в кругу семьи, о которой он, разумеется, все это время не забывал ни на минуту, хотя, поглощенный хозяйственными заботами, видел ее очень редко. Он даже почувствовал вдруг, что смертельно соскучился по своим ненаглядным икринкам и терпеть разлуку больше не может.

Он залез в банку. Кладка икры лежала мертвой массой, наглухо скрытая слоем ила!

Эта передряга в природе, а потом и строительные старания домовладельца вызвали движение мельчайших частиц дна, оседавших на липкие икринки.

Неужели они уже задохнулись?!

Повиснув возле кладки, бычок попробовал обметать ее плавниками. Хорошо! Бугорки проступили из-под ила! В нетерпении он махнул плавником, как веником, но несколько икринок, сорвавшись, опустились на дно и затерялись в песке. Тогда бычок помахал плавником, как веером. Возбужденный поток подхватил и унес облачко ила...

Да, так было надежнее. Боясь стронуться с места, бычок взмахнул плавниками еще и еще раз... И делал это... целые сутки!

И упорство было вознаграждено: кладка икры, умытая, зарозовела!

Потягиваясь и сладко зевая, бычок выплыл из-под банки. Он даже позволил себе порезвиться: взмыл кверху и пробил поверхность моря, как бы бросая веселый вызов кичливому миру воздуха. После этого круто повернул вниз, помчался над банкой, сделал несколько крутых виражей и повисел на месте, отдыхая. Затем намерился поохотиться, что было вполне своевременно для рыбы, выдержавшей многодневный пост.

Но он никуда не отправился. Втиснувшись в полутемный свой дом, чтобы напоследок проверить, каково икринкам, он чуть не задохнулся. В доме было нечем дышать!