Наконец добрались и до событий десятилетней давности; штурма дворца раджи и проблем с храмами. Арабелла терпеливо и даже с интересом выслушала, утомительнейшие подробности чисто военного плана, рассказ об атаках и обороне, количестве и размещении солдат, а также характеристику использованного оружия, после чего начала задавать вопросы, на которые ординарец давал обширнейшие ответы, не задумываясь ни на мгновение.
— Я слышала, что муж тогда не допустил какого-то грабежа, — сказала она наконец. — Дворца или храма, а затем что-то охранял. Он мне об этом рассказывал. Они стояли там довольно долго, только я уже не помню, где именно.
— Два года, — ответил ординарец. — Но только все было совсем не так. Господин полковник всегда был справедлив и держал слово. Не только дворец тронуть не позволил, но и храм тоже. Даже выделил эскорт, когда они сами, здешние то есть, своё добро переносили, ну, честно говоря, лично сопровождал. Вместе со мной. И навёл порядок! Быстренько всех утихомирил, и потом эти два года, почитай, и делать-то было нечего.
— И где же все это происходило?
Ординарец рассмеялся.
— Здесь, — ответил он, явно развеселившись.
— Как здесь? — поразилась Арабелла.
— Прямёхонько тут, где мы сейчас находимся, в этом самом доме и жил, только тогда он был в худшем состоянии, дом то есть. Сами изволите видеть, госпожа полковница, и следа от всех тех происшествий не осталось. Никто о них и не вспоминает. А тогда ещё пытались, ведь у них здесь святое место, вон там…
Он ткнул хлыстом в направлении густой зелени на границе парка, являвшегося частью резиденции полковника. Зелёный массив был достаточно велик и переходил далее в джунгли. Арабелла со слугой как раз возвращалась после очередной прогулки, и ворота резиденции оказались прямо перед ними. Поражённая хозяйка не могла вымолвить ни слова.
— Держат там какого-то своего божка, — продолжал ординарец. — А беспорядки тогда, собственно, возникли, когда наши миссионеры… ну, как бы это выразиться… немного перегнули. Да и они, местные то есть, меж собой не шибко ладили, все из-за своего идолопоклонства. Так вышло, что уже вроде и мир был, а тут снова началась заваруха, и господину полковнику пришлось наводить порядок. На два года его сюда откомандировали. Здешние что-то на манер заговора учинили, одни против других, а те, другие, и донесли. Однажды ночью они возьми и выступи, а мы их уже поджидали. Меня господин полковник поставил за нашими людьми на краю шеренги, вон там я спрятался… Отсюда не видно, заросло все, тропинка была у меня за спиной. Тогда только одна туда вела. Сейчас вторую протоптали с другой стороны, чтобы через парк не лазали, ведь эти язычники и по сю пору туда шастают, жертвы свои приносят. Людей я поставил по приказу господина полковника так, чтобы в тыл к нам не зашли…
Арабелла перестала слушать. Вопреки своей воле, фактически машинально, она направила лошадь к зарослям, минуя ворота и медленно двигаясь вдоль ограды. Ординарец охотно последовал за ней, так как благодаря такому манёвру мог не только рассказывать, но и показывать, превознося военные таланты полковника, который так гениально устроил засаду заговорщикам. Перебили их всех до одного, за что служители святого места были ужасно благодарны своему спасителю…
Арабелла уже успела прийти в себя и охотно признала, что военную операцию действительно задумали и осуществили превосходно. На военную операцию ей было, честно говоря, глубоко наплевать, но что стоило поддакнуть ординарцу?
— И тот храм все ещё там? — поинтересовалась она, поворачивая лошадь, так как дальше сквозь заросли проехать было просто невозможно.
— Там, куда он денется? Теперь о нем мало вспоминают, ведь ссориться больше некому.
— Я бы хотела его увидеть.
Ординарец покрутил головой.
— Ой, лучше не надо. И добраться нелегко, и чужих здесь не любят. Вы, госпожа полковница, ещё плохо их знаете. А ведь им раз плюнуть — подослать такого с ножом. И не поглядят, что дама. А если и поглядят, то мужа пырнут.
Мысль, что, просто заглянув в храм, можно избавиться от мужа руками жрецов, чрезвычайно понравилась Арабелле. Об алмазе она предусмотрительно не спрашивала: там он или не там, ординарец знать не обязан. Хотя, конечно, очень мало шансов, чтобы по прошествии двенадцати лет сокровище по-прежнему находилось на месте. Зато само посещение…
Возможность совершить богопротивный поступок в присутствии ординарца была нулевой. Чтобы удержать хозяйку, тот решился бы даже применить силу при всем своём почтении. Необходимо прийти сюда одной, что не представляло особых трудностей.
Расстояние от дома до храма составляло не больше мили, а продираться сквозь джунгли Арабелла уже научилась…
План выкристаллизовался у неё в голове практически мгновенно.
О том, чтобы предпринять экспедицию ночью, и думать нечего. Ночью ничего не видно, и охрана храма могла бы её убить, не разглядев, что имеет дело с женщиной. Не говоря уже о том, что в темноте ей никак не найти эту полузаросшую тропку.
Надо на неё выйти перед закатом, когда даже в сумраке джунглей ещё неплохая видимость. Среди бела дня тоже не годится, так как днём прислуга постоянно наблюдает за хозяйкой, а ординарец и вообще ходит за ней как приклеенный. Дальнюю прогулку скрыть не удалось бы, и кто-нибудь уж точно увязался бы следом. Необходимо создать подходящие условия…
Арабелла решила устроить роскошный приём на свежем воздухе и предложить гостям нечто вроде игры в прятки. Все охотно согласятся, так как в обществе всегда найдётся несколько парочек, которые с радостью воспользуются случаем хотя бы на пару минут исчезнуть из поля зрения супругов, к вящему неудовольствию последних. Однако необходимо предусмотреть препятствия, которые могут возникнуть у неё на пути.
Полковник Блэкхилл вздохнул с облегчением, убедившись, что новый каприз его жены подпадает под общую норму. Приёмы под открытым небом входили в моду, и каждый норовил перещеголять соседей новыми развлечениями. На всякий случай он только расставил вдоль ограды дюжину солдат, приказав им не слишком попадаться на глаза гостям.
Арабелла узнала о солдатах в последний момент, и то только благодаря ординарцу, так как её муж не видел нужды информировать супругу о предпринятых мерах безопасности.
Одеваясь, она прямо-таки задыхалась от ненависти. Господи, как она ненавидела мужа! Полковник же только подкреплял это чувство на каждом шагу, даже не отдавая себе в этом отчёта. А может, и отдавая, но это мало его тревожило, так как жена была его собственностью, а остальное старого служаку не волновало. Такой же собственностью, как лошадь, собака или кошка, а кого интересуют мысли и чувства лошади или собаки, их дело — служить, и точка. И она обязана была служить, и её, как собаку, можно было отбросить пинком, если попалась на пути в неподходящий момент. Никогда полковник даже не поговорил с ней по-человечески, только отдавал приказы и устраивал скандалы за малейшее упущение, шлёпая своей обвислой нижней губой. И держал её в этой проклятущей Индии, где дикая жара, волосы липнут к шее, рубашки приходится менять чуть ли не каждые полчаса, полно всякой кусачей пакости и то и дело разражаются разные эпидемии. Слава Богу, что у неё хоть желудок крепкий, все переносит безболезненно. А теперь ещё, как нарочно, муж осложняет её планы своими идиотскими солдатами!
Но тут буйная ненависть отошла на второй план, так как Арабелла вдруг сообразила, что она видит в зеркале. А посмотреть было на что: наконец-то выдался случай надеть то самое зеленое сари, о котором она столько мечтала и оказалась абсолютно права — струящийся зелёный шёлк был ей несомненно к лицу…
Полковник, увидевший жену во всей красе, только когда начали съезжаться первые гости, потерял дар речи. Однако взял себя в руки и, даже когда голос вернулся к нему, не сказал ей ни слова, решив устроить этой сумасшедшей нагоняй попозже. Он только скрипнул зубами, после чего, к неописуемому изумлению, увидел в глазах приглашённых дам вместо ожидаемого порицания и возмущения явное восхищение и зависть. В дамской моде полковник был не силён, поэтому озадаченно покачал головой, подумал и решил не протестовать.