Дженна не понаслышке знала о ереси и еретиках. В детстве, врачуя увечных животных, она и сама едва не прослыла еретичкой: четвероногие пациенты слушались ее, как будто она знала волшебное слово; заметив это, люди из близлежащей деревни начали перешептываться, что странная девочка с «дьявольской меткой» — ведьма, а их дети принялись ее дразнить. Именно тогда родители отвернулись от нее не столько из-за суеверий, сколько из страха, что ужасные подозрения падут на всю семью.

Она стала тогда такой же отверженной в собственной семье, как много лет спустя — дети якобитов в родной Шотландии. Подумать только, их травили, на них охотились, как на зверей, а она пальцем о палец не ударила, чтобы им помочь! Правда, она ничего не знала об их печальной участи, но неосведомленность не оправдание — Дженна должна была узнать, должна была хотя бы попытаться помочь.

А вот капитан Мэлфор помог… Девушка поморщилась: хорошо думать о Мэлфоре — это уж слишком!

Он ненавидел ее и ее мир, она же ненавидела его и его мир, где в порядке вещей считалось отвечать на насилие насилием, разбойничать и убивать ради мести, похищать безоружных людей и подвергать опасности детей.

Он сказал, что они тайком пробрались на корабль? Может быть, и так, но почему Мэлфор потом не отослал их во Францию, на Мартинику, словом, в безопасное место? Дженна поймала себя на том, что спорит сама с собой, — с одной стороны, капитан помог детям, когда они попали в трудное положение, с другой стороны, вверг их в новое испытание. Но что толку спорить, раз она все равно не в силах ничего исправить…

Увы, она совершенно беспомощна, она пленница пиратов. В ее положении есть, по крайней мере, один плюс: она сохранила свою честь. А вот облегчить страдания девочки не смогла…

Могучие удары волн то и дело сотрясали корпус корабля, легко, как пушинку, бросая его то вверх, то вниз. Мэг, бедная Мэг… Алекс просто физически ощущал, как страдает от адской качки девочка, но, увы, ничем не мог ей помочь.

Шторм был их единственным шансом на спасение, и Алекс без колебаний повел «Ами» ему навстречу, но он даже не мог себе представить, каким мощным окажется разгул стихии.

Капитан гнал мысли о раненой девочке, стараясь сосредоточиться на деле, но Мэг не выходила у него из головы. Теперь осталась одна надежда — на добровольную сиделку и Робина. Мальчик порывался остаться с ним на палубе, но Алекс приказал ему вернуться в «лазарет» и не спускать глаз с пленной девушки. Все-таки внизу, в каюте, Робин будет в безопасности…

Если в такой ужасный шторм можно быть в безопасности…

Алекс застонал как от боли — господи, ну почему он не отправил детей в Париж, когда они только появились на корабле? — и с тоской огляделся.

По темной палубе хлестал дождь; черное небо то и дело разрывали вспышки молний, заливая бесновавшееся море мертвенным светом, и гремевший вслед за ними гром почти заглушал команды, которые выкрикивал Клод. И тем не менее на судне кипела работа: матросы протянули вдоль всего корпуса, от носа до кормы, лини, чтобы никого не смыло за борт, и стали сворачивать паруса. Рассудив, что у первого помощника больше опыта по части управления судном в шторм, Алекс передал ему командование, а сам засучил рукава и принялся работать с матросами, во весь голос клявшими непогоду и молившимися всем святым о спасении.

Работать под дождем на уходящей из-под ног палубе было очень тяжело. Алекс до нитки промок и совершенно вымотался, но когда один из свернутых парусов вдруг развернулся и захлоал на ветру, грозя сорвать главный рей, капитан, не раздумывая, полез на мачту — ему и в голову не пришло приказать это сделать кому-то из матросов.

Едва он добрался до рея и начал сворачивать строптивый парус, как налетевший шквал бросил «Ами» в пропасть между двумя гигантскими волнами. Парус резко натянулся и неминуемо сбросил бы Алекса вниз, если бы тот не вцепился изо всех сил в такелаж и не обрезал удерживавшие строптивца фалы. Ветер тотчас подхватил освобожденную от пут парусину и унес из виду. Потрясенный могуществом стихии, Алекс перевел дух и осторожно спустился с мачты. Стертые веревками руки горели, ныла от напряжения раненая нога.

Клод отметил его маленький подвиг одобрительным кивком, и Алекс преисполнился гордости за себя, что не часто случалось в его прошлом. До встречи с принцем Чарли он вел очень приятную, благополучную жизнь — ни в чем не нуждаясь благодаря богатству отца. Он получил прекрасное образование, а потом, исполняя детскую мечту, ушел в море, правда, тогда ему не пришлось лазить на мачты, как простому матросу.

Но поражение при Каллодене не оставило и следа от былого благополучия, а вместе с ним ушли в прошлое и доверие к людям, и самонадеянность богатого юнца; разбитые надежды и лишения довершили падение Алекса, превратив его в вора и разбойника.

Он видел, с каким презрением смотрела на него дочь лорда Кемпбелла, и это презрение ранило его, может быть, больше, чем презрение любой другой женщины.

Берк, поначалу посланный проведать пленников, а потом, как все члены команды, вышедший убирать паруса, встретил спустившегося вниз патрона недовольным бурчанием про идиотов, которых хлебом не корми, только дай полазить по мачтам. Однако Алекс отнесся к его воркотне благодушно: только еще больший идиот, ненавидя море, будет в самый шторм столбом стоять на палубе, дожидаясь своего непутевого хозяина.

— Что, что ты говоришь? — воскликнул он, видя, что Берк продолжает шевелить губами.

Но ветер заглушил ответ.

Алекс махнул рукой и двинулся было к юту, но огромная волна обрушилась на палубу, подхватила и понесла к борту одного из матросов. Его бы смыло в море, если бы не капитан — он успел схватить матроса за руку. Оба они, как и остальные моряки, спрятались под фальшбортом, держась за нагели и за все, что можно.

Долго еще барабанил по палубе ливень и бесновался, завывая, как раненый зверь, ветер, но мало-помалу шторм стал стихать, ход корабля замедлился и начал выравниваться. Клод приказал поднять для устойчивости несколько парусов и взять курс на юго-запад. Море еще не успокоилось окончательно, и крупные волны продолжали перекатываться через палубу, не давая открыть люки. Алексу оставалось только гадать, что творится внизу, и молиться — богу ли, дьяволу, ему было все равно, — чтобы девице Кемпбелл и Робину удалось защитить маленькую Мэг. К несчастью, он не мог даже послать к ним на помощь Хэмиша, потому что парусных дел мастер был нужен на палубе.

Алекс со щемящим сердцем оглядел морской простор вокруг, и корабль показался ему крошечной скорлупкой, подхваченной огромным водоворотом, над которым низко — протяни руку и достанешь — летели хмурые облака. Однако через некоторое время небо начало проясняться, а качка стихать, и вскоре по кораблю уже можно было передвигаться относительно спокойно, ни за что не держась.

Когда вода наконец перестала переливаться через палубу, Алекс, призвав на помощь одного моряка, открыл задраенный люк, который вел к каютам, и, несмотря на боль в раненой ноге, мучившую его сильнее обычного, поспешил в «лазарет».

Там не было света. Через несколько мгновений, когда глаза капитана привыкли к темноте, он различил в глубине каюты Дженет Кемпбелл — одной рукой она обхватила худенькое тельце Мэг, а второй держалась за привинченную к полу ножку койки. С другой стороны к девочке приник Робин — он держал подругу за руку и прижимал к койке ее ноги. Еще девочку удерживала от падения веревка, сделанная из разрезанного на лоскуты одеяла, но, по-видимому, сиделка и мальчик сочли ее недостаточно надежной.

«Бедняги, долго же им пришлось оставаться в такой неудобной позе», — мысленно пожалел своих помощников Алекс, а вслух сказал:

— Буря стихает. Как самочувствие Мэг? Из-за темноты он не столько увидел, сколько почувствовал, что на него уставились две пары глаз.

— Она бредит, — ответила Дженет Кемпбелл, — зовет отца.

Алекс подошел к ней и стал один за другим отрывать ее пальцы, намертво вцепившиеся в ножку койки.