Блейк откинулся на спинку стула, и медленно скользнул по мне изучающим взглядом.

— А как же свидание? — небрежно поинтересовался он.

Ответить я не успела. Меня выручили подоспевшие французы, за что я была им сильно признательна. Несколько минут вежливых приветствий, банальные фразы на ломанном английском и косые взгляды в мою сторону. Заколка не помогла. Я обреченная стать музой этого вечера.

Потенциальные клиенты прибыли в составе трех человек, и посетовали на непредвиденную внезапную болезнь переводчика. Адам Блейк развеял их тревоги, сообщив, что хорошо говорит на французском, и надобности в переводчике никакой нет. Я невольно задалась вопросом относительно возраста своего шефа. За время нашего тесного сотрудничества на многочисленных переговорах выявилось совершенное владением Адамом, как минимум, шести языков. У него врожденная склонность, или он по ночам корпит над учебниками? Поразительно, как он успевает заниматься самообучением, и работать до позднего вечера, а утром выглядеть, как модель с обложки журнала. Удивительная трудоспособность и залежи нерастраченной энергии.

Я уныло слушаю незнакомую речь, изображая вежливое участие в процессе. На фига Адам взял меня на эту встречу, если толка от меня, как от козла молока? Для антуража? Моральной поддержки?

Ужасно хочется зевнуть, но я с трудом сдерживаюсь, неосознанно прислушиваясь к строгим интонациям. Постепенно мне кажется, что я начинаю улавливать суть обсуждаемого вопроса. И это не удивительно, ведь именно я составляла план встречи, выделяла ключевые моменты, рисовала схемы, которые Блейк демонстрировал клиентам на своем планшете. Удивительно другое. Минут через десять я осознаю, что не просто догадываюсь, о чем говорят французы, а понимаю каждое слово, так, словно они говорят на моем родном английском языке. Пытаюсь убедить себя, что отличное знание французского, открытое в течение десяти минут — плод больного воображения, последствие напряженного дня и долгой трудовой недели. Чтобы проверить гипотезу на истинность, задаю оппонентам Блейка вполне уместный, на мой взгляд, вопрос. Язык выдает странные незнакомые звуки, но их смысл мне ясен и понятен. О боги, я говорю на французском. Причем, идеально чисто и без акцента. И седеющий пузатик с бакенбардами отвечает мне.

Я с энтузиазмом вливаюсь в беседу, не задумываясь о причинах проявившихся познаний, и время от времени ловлю на себе вопросительный взгляд Блейка. Будто мне есть что ответить!

Переговоры проходят успешно. Выгодный контракт в кармане. Все довольны, а я готова обнять каждого из тройки клиентов. Мы раскланялись с французами на улице, и остались на тротуаре вдвоем с Блейком. Я ждала, что он спросит. Но Адам не спросил. И я заговорила сама.

— Со мной странные вещи творятся, мистер Блейк. Иногда в голову закрадываются подозрения, что ваши ученые из лаборатории с Вашингтоне, создали некий компьютерный чип или что-то в этом роде, а вы тестируете новшество на нас.

— Я не понимаю, о чем ты. — недоуменно взглянув на меня, Адам принялся ловить такси. Жаль, я думала, что он зарулем. Добросил бы до дома.

— С тех пор, как я устроилась в "Технолоджи Бест", а случилось пять с лишним лет назад, начали происходить необъяснимые явления.

— Да? Приведений видишь? — приподняв одну бровь, с ироний спросил Блейк. Очередное желтое такси пронеслось мимо.

— Нет. — серьезно взглянула в неприступное лицо. — Иногда я включаю телевизор, любой научный или медицинский канал, слушаю диктора, описывающего суть того или иного явления, и осознаю, что уже знаю, все, что он скажет в следующий момент.

— Интуиция? — предположил Адам.

— Возможно. И я так думала, и перестала смотреть умные каналы. Но тоже самое повторяется с книгами. В итоге я бросила читать. А теперь выяснилось, что я в совершенстве владею французским языком, а я никогда его не изучала.

— Может, ты забыла. И это воспоминания из детства возвращаются к тебе. Твоя мама могла читать тебе сказки на французском, а дети очень восприимчивы к информации. Психика человека сложно устроена, Дезире, и мы не можем знать, что она выдаст в следующий момент.

— Мама всю жизнь проработала поваром, вряд ли она владела языками. — усомнилась я. — И я совершенно не помню своего детства. Только то, что рассказывали друзья родителей. Сначала врачи в один голос утверждали, что потеря памяти — временное явления, следствия шока и психологической травмы. Прошло шесть лет, а память так и не вернулась.

— Дез, лаборатория в Вашингтоне не занимается экспериментами над человеческим мозгом. — Адам опустил руку и повернулся ко мне. — Мы создаем новые инновации, а не психологическое оружие. Ты, как никто другой, должна знать об этом. Ты — мой личный референт уже много лет.

— Тогда…. - я беспомощно хмурила брови, пытаясь найти ответы. — Могла ли авария открыть во мне определенные способности? Я слышала, что так бывает.

— Почему ты задаешь мне этот вопрос? — Блейк пристально взглянул в мои глаза. И правда, почему? Наверно, сошла с ума. Нарушила все границы субординации.

— Потому что вы — умный. — ляпнула я первое, что пришло в голову. — Вы все знаете. Иначе не создали бы гигантскую корпорацию в свои… Сколько вам лет?

— Я - бизнесмен, Дез. — от моего внимание не скрылось, как тонко он уклонился от прямого ответа относительно своего возраста. — А не психолог. Но мне действительно жаль, что ты так рано потеряла родителей.

— Не стоит. Я же ничего не помню. Моя жизнь началась в палате больницы в возрасте семнадцати лет. Ирония состоит в том, что на самом деле мне не двадцать три, а шесть лет, и пять из них я работаю с вами.

— Такси остановилось. — сообщил мне Блейк. — Садись скорее, пока никто другой не занял. Не хочу, чтобы из-за меня ты опоздала на свидание. Ты выручила меня сегодня.

— Это было интересно. — я улыбнулась, открывая дверцу такси. Почему-то очень сложно сесть в машину и уехать. Весь сегодняшний день кажется сумасшедшим, нереальным, резко отличающимся от других дней моей недолгой жизни. Не могу поверить, что только что выдала Адама Блейку, неприступному и скупому на эмоции, всегда сосредоточенному и серьезному Адаму Блейку все свои секреты. Наверно, он теперь считает меня полнейшей дурой.

— Повеселись, Дез. И не думай о плохом. Увидимся через две недели.

Домой ехать совсем не хочется. Уныло слежу за мелькающими пейзажами вечернего Манхеттена за окном. Несколько минут, и я окажусь в своей крохотной квартирке, которая стоит не половины заработка за месяц. У меня есть собственная квартира, доставшаяся от родителей, но она находится в Бруклине, сером районе Нью-Йорка для среднего класса. Жизнь там гораздо дешевле, но довольно далеко от офиса "Технолоджи Бест". Я люблю Манхеттен, яркие огни, ночные клубы, запах богатства и успешности, витающий в воздухе, и роскошь, роскошь… Я люблю красоту, богатство, преуспевающих интересных людей и предпочитаю снимать квартиру в Манхеттене и с трудом сводить концы с концами, чем жить в достатке, но в Бруклине. Чтобы достичь чего-то в жизни, необходимо держаться поближе к цели. И чтобы не случилось, в Бруклин я не вернусь. Там я совершенно одна, наедине с серостью будней, и собственными страхами.

Я никогда не признаюсь друзьям и знакомым, что одиночество пугает меня. Внешняя легкомысленность и беспечность — только маска, которую я надеваю ежедневно, точно так же, как делаю макияж. Никто не знает, что смешливая шустрая блондинка с ногами от ушей спит не больше трех часов в сутки, и долгими бессонными ночами, всматривается в темноту за окном, и пытается вспомнить. Вспомнить хотя бы кусочек из своего детства и лица родителей, чтобы оплакать их в той мере, которую они заслужили. Все, что мне осталось — это фотографии. Но они не обладают душой, в них нет жизни, просто изображения незнакомых людей. Я изучила каждую черточку тех, кого когда-то называла мама и папа, но так и не смогла ничего вспомнить. Я сказала Адаму Блейку, что моя жизнь началась шесть лет назад, и это действительно так. Больничная палата, писк аппаратуры и улыбчивые лица медсестер. Я не знала своего имени, но уже умела читать, писать, ходить и разговаривать, и понятия не имела, кто меня всему этому научил. Врачи объяснили, что машина родителей попала в жуткую аварию, и мне чудом удалось выжить. Тоже самое твердили появившиеся позже друзья моей семьи. Долгое время эти добрые люди пытались мне помочь, рассказывая моменты из прошлого. Я так много знала, о том, какой безоблачной и счастливой была моя жизнь и как сильно меня любили родители, но только в теории, со слов других.