Неуверенной походкой, осторожно она шла по обледенелому снегу навстречу нескончаемой вьюге.

Рев за ее спиной усиливался. Сначала она приняла его за вой ветра. Однако это рычали двигатели реактивного самолета американских ВВС. Он разворачивался, готовясь к взлету.

— Не волнуйтесь, обо всем позаботятся, — откуда-то из снежной пелены прозвучал голос эскимоса. Ее дыхание превращало в сосульки мех на воротнике шубы.

— Но мой кот!

— Не волнуйтесь!

Образы умирающего от голода и жажды Типса и его переполненного дерьмом ящика убивали ее.

В боку одного из снежных сугробов виднелась дыра, служившая входом. Обитая утеплителем дверь открылась, и Шейла очутилась в совершенно ином мире. Если бы не лед на капюшоне, она могла бы подумать, что попала в официальное учреждение на Бонд-стрит, или в Брюсселе, или в Майами.

— Господи, — ошеломленно пробормотала она, откидывая на спину капюшон, не переставая удивляться переменам, происходящим в ее жизни.

Эскимос улыбнулся.

— Идите сюда. Я возьму вашу шубу. С минуты на минуту придет полковник Фермен. Он будет говорить с вами.

— Да, ах, благодарю вас. — Она махнула в сторону удаляющейся спины и добавила: — Возможно…

Внизу стрекотал принтер. Она тряхнула головой и протерла глаза. Шейла никогда не думала, что работа на “МИ-6” выльется в приключения, достойные Джеймса Бонда. Арктическая база? Что все это значит? Необходимо хладнокровно обдумать все возможные варианты.

Слишком мало информации, эту игру я не знаю.

Внешность появившегося в холле в этот момент полковника Фермена укрепила ее представление о настоящем американском военном. Он носил свитер, который американцы считали формой. От него исходило ощущение уверенности и физической силы, хотя опытный глаз и не мог не отметить проявляющейся полноты. В свете ламп поблескивал лысый череп, волосы росли только на висках. Серьезные глаза оценивающе осмотрели ее. Фермен выглядел так, будто давно не спал.

— Майор Шейла Данбер?

— Да, полковник. Должна признаться, ваш стиль работы весьма театрален. — Пожимая ему руку, она заметила, как напряжено его лицо.

— Да, мы сожалеем об этом. До вчерашнего вечера мы сами не знали, что вы нам понадобитесь. По вашему времени это было раннее утро. Нам пришлось разбудить премьер-министра, чтобы в короткий срок заполучить вас…

— Премьер-министра? — Уже второй раз ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не кошмарный сон. В ее мозгу крутились разрозненные обрывки информации, Шейла пыталась свести их воедино. Последнее, что пришло ей на ум, было ужасно. Может, случилась какая-то катастрофа на глобальном уровне? Может, здесь не обошлось без Советов? Может быть, национально-освободительная борьба заставила их обратить свою агрессию на другие страны?

Голос Фермена прервал ее размышления:

— Пожалуйста, следуйте за мной. Мы откладывали совещание, ожидая вашего прибытия.

Толстое ковровое покрытие приглушало звук ее шагов. Стены помещения были отделаны под дерево. На потолке висели лампы дневного света. Фермен круто свернул за угол и ввел ее в обычный конференц-зал. Посередине стоял длинный стол. Вокруг него сгрудились мужчины и женщины. Они тихо переговаривались. Когда она вошла, все разом повернули головы, глядя на нее с интересом. Высокий блондин с чертами лица Адониса носил советскую военную форму. Мускулистый негр, по всей видимости, был капитаном американской армии. Невысокий коренастый парень выглядел как еврей, только что прибывший с Синая. Эффектная брюнетка застыла в ожидании, направив задумчивый взгляд на Шейлу. Другая женщина, с ярко-рыжими волосами, тоже смотрела на Шейлу, но взгляд ее был оценивающим. Все молчали. Если бы упала на пол шпилька, это прозвучало бы, как гром.

— Леди, джентльмены, позвольте представить мисс Шейлу Данбер, — Фермен встал так, чтобы видеть выражение лица каждого присутствующего, — вашего командира.

Шейла широко раскрыла глаза. Это заявление перечеркивало все ее умозаключения. Ситуация складывалась смехотворная. Что заставило их назначить ее командиром… чего? В ее голове все спуталось, она не могла понять, что к чему, безумная новость почти лишила ее рассудка. И она сделала немыслимое.

Она расхохоталась.

— Они все в сборе, — Толстяк выпустил воздух из дыхательных отверстий, глядя на экран. Из его туловища вырос манипулятор, и он уменьшил звук до минимума.

Люди массу времени тратили впустую. Толстяк много знал о людях, он наблюдал за ними почти триста лет.

— Оверон, у нас есть еще время пойти на попятную. Никто ничего не узнает. И те и другие забудут о нашем появлении, — напомнил Клякса, направив на Толстяка длинный глаз-стебель, другой глаз смотрел на экран, на людей, собравшихся в конференц-зале далеко внизу. Он перекатывался взад-вперед на своей закругленной платформе.

Потом он протянул свой манипулятор, чтобы включить систему, которая регулировала содержание влаги, собиравшейся в одном из водородных баллонов. Несколько мониторов показывали состояние различных участков корабля, эти отчеты легко прочитывались с центральной платформы, на которую скатился Клякса. Показания приборов изменились, когда солнечный ветер усилился, чтобы оказать воздействие на земную магнитосферу. Ионизация корпуса возросла, и Клякса занялся делом, используя один из своих мозговых центров.

Толстяк слегка сплющился, что было признаком волнения.

— Мы не будем… мы не можем… — он немного покатался по платформе в поисках решения и направил глаз-стебель на Кляксу. — Разве это не меньшее из зол? С одной стороны, цикл за циклом нас одолевают Пашти. А здесь мы имеем дело с тренированными животными, но всего лишь животными. Что бы ты предпочел? Людей, которых мы можем контролировать? Или Пашти, которые через несколько циклов возьмут над нами верх?

Клякса в волнении подпрыгнул на своей платформе.

— Ничего. Ты говоришь, что надо быть бдительными с Пашти и их циклами. Но Пашти — это временное и безвредное безумие. А что ты будешь делать с людьми? Временное безумие вступит в схватку с вечным?

Толстяк издал свистящий смешок.

— Возможно, ты когда-нибудь научишься чему-то у меня, штурман.

— Но ведь можно выбрать и другой путь.

— Можно, — грустно свистнул Толстяк. — Мы могли бы использовать биологические средства. Было бы нетрудно создать паразита, который при удобной возможности ликвидировал бы Пашти как вид.

Клякса превратился в пятнистый белый блин.

— Если они когда-нибудь узнают, Пашти…

— Смоют Ахимса, как какую-то мыльную пену? — спросил Толстяк, растянувшись по диаметру и принимая форму колеса. — Пашти обречены из-за своей слишком мягкой натуры.

— Я думаю, что последствия были бы менее печальные, чем после твоей глупой затеи с запрещенной планетой вроде Земли. Если Овероны узнают, мы…

— Я сам Оверон! — выкрикнул Толстяк в ярости и хлестнул, как плетью, глазом-стеблем в направлении Кляксы. — Ахимса слишком долго жили в безопасности. Пашти правы, когда утверждают, что разум — это не самое главное. Почему мы терпим поражение за поражением, а они все глубже внедряются в галактику? А? Разве у нас есть что терять?

— Но ведь это грозит отлучением! — Клякса почти завыл, от испуга он таял на глазах. — Если кто-то узнает об этих людях, мы будем… ох, это слишком ужасно! Если Пашти узнают, что мы собираемся сделать, они…

— Цыц! — вырвался воздух из дыхательных отверстий Толстяка. — Ты ничего не смыслишь. Соберись. А то ты совсем похудеешь и сдуешься!

Клякса опомнился и направил глаз-стебель на людей. Женщина заразительно смеялась.

— А если их не так-то легко приручить? Что тогда. Толстяк? Сможешь ты управлять ими?

Толстяк сплющился.

— Конечно. Они звери. Может быть, умные, но звери. Я и буду относиться к ним как к животным. — Он замолчал, глядя на экран. — А что, по-твоему, я так тщательно изучал последние триста лет? Если они станут неуправляемыми, ну что ж, их история показала мне немало примеров, как привести их в чувство.