Он усмехнулся и хихикнул.

— Казалось, что это удобно. — После продолжительного молчания Сэм произнес: — Прости, что я говорил так о Викторе.

— Что заставляет тебя думать…

— Я всегда играю в покер с белыми ребятами. Если у них хорошая карта, их уши слегка краснеют. Видишь ли, это ваша проблема, проблема белых людей. Кожа такая бледная, всегда вас выдает. Черный ученик многое может прочитать в ваших голубых глазах. В изменении цвета кожи, в расширении зрачков, в разных других вещах, конечно, ты никак не показывала, что ты выделяешь его среди других; но, когда появлялся Виктор, ты менялась. Почти неуловимо, но менялась. Ты подолгу смотришь на него, задумавшись. Ты переживаешь из-за него.

Она признала свое поражение.

— Кажется, у тебя все схвачено.

Сэм кивнул, возвращаясь взглядом к звездам.

— Да. Он тоже очень увлечен тобой, ты знаешь. Не знаю, что случилось, но тем не менее он боится тебя как огня. На самом-то деле он боится самого себя.

Она вздохнула и наклонилась к нему поближе, не отрывая глаз от звезд.

— Ну и что же мне делать? — она невесело рассмеялась. — Я могу спланировать военную операцию, свергнуть звездную империю, я пытаюсь спасти Землю, но когда дело касается Виктора, я…

— Это все призраки, майор. Черт побери, и все-таки Созерцаталь и другие Овероны не правы. Понимаешь, может быть, мы все ненормальные. Посмотри, что мы делаем друг с другом во имя дешевой политической ереси. Подумай, неужели Брежнев хоть чуточку беспокоился о том, какие страшные шрамы оставит в душах людей его маленькая война с афганцами? Все эти политики — ублюдки.

— А Виктор?

— Тебе придется покопаться в его кошмарах, майор. Он участвовал в пакостной, ублюдочной войне, еще более несправедливой, чем вьетнамская. Пришлось хлебнуть грязи — а ведь Виктор в душе порядочный человек. Тебе нужно выслушать его, поверить ему, понять его всей душой. Тебе нужно помочь ему забыть самого себя.

Она кивнула.

— При том условии, что Ахимса дадут мне достаточно времени для этого.

Сэм вздрогнул, его глаза затуманились.

— Да. Но если нам придется поохотиться за этими Ахимса Оверонами, они здорово поплатятся. Черт побери, может быть, мы и в самом деле сумасшедшие. Убийцы-психопаты, прорвавшиеся к звездам.

Тишина стала такой густой, что казалось, будто барабанные перепонки заткнули ватой. Алексей Наседкин тяжело сглотнул, казалось, на расстоянии нескольких метров слышались даже мысли. Стоило задуматься, как кровь в его венах начинала стучать, как барабан из свиной кожи. Он слышал дыхание Бориса Томского. Человек всегда чутко реагирует на обстановку.

Алексей не видел, что произошло. Иван повернулся, чтобы удобнее устроиться в своем кресле. То ли он ударился локтем о стол, то ли гаечный ключ был плохо укреплен в своем пазу — никто не знал, как это вышло. Но тяжелый гаечный ключ упал на поверхность стола с таким оглушительным грохотом, что казалось, звук эхом отозвался в небесных воротах и эти ворота захлопнулись.

Секунду все были в шоке, никто не пошевелился. Даже сердца, казалось, перестали биться. Услышала ли американская субмарина-убийца этот грохот?

Алексей снова сглотнул, адреналин заструился в крови, и сердце яростно застучало меж ребер.

Иван страшно покраснел, поднимая гаечный ключ, в его взгляде зажегся страх: неслышными шагами в отсек вошел лейтенант, его горящие глаза впились в перепуганных подводников.

Иван закрыл глаза, качая головой. Когда он вновь открыл их, указательный палец лейтенанта, направленный на него, означал неумолимый приговор. Иван задрожал, но взял себя в руки и встал на нетвердых ногах.

Алексей не поднимал глаз, когда его сосед по койке прошел мимо него. Страх! Он переполнял человека, проникал в самую душу того, кто служил на подлодках. Боялись американского флота, боялись отлично технически оснащенных противолодочных служб, боялись офицеров — присутствие смерти ощущалось постоянно, ее отвратительный запах забивался в ноздри.

Советские наземные войска опять наступали, отбрасывая силы НАТО назад в Восточную Европу, сокрушая одну дивизию за другой: Растиневский проводил операцию “Наполеон”. Согласно последним официальным сводкам, потери НАТО исчислялись миллионами. По слухам, в Вене и Варшаве уже невозможно найти и двух целых кирпичей.

Американский морской флот старался компенсировать неудачи сухопутных войск на западном фронте, и военные действия в океанах активизировались. “Онега”, подлодка Алексея, уже потопила три грузовых транспорта, плывущих в Европу с подкреплением. Среди них баржа, начиненная взрывчатыми веществами: Алексей никогда раньше не видел такого ужасного зрелища дыма и пламени на фоне ночного неба.

Теперь за ними охотились. Здесь, в тишине Северной Атлантики, на глубине двухсот метров, они играли в смертельную игру с американцами, вслушиваясь во тьме, маскируясь в глубинах в ожидании того, что противник обнаружит свое местонахождение первым.

Почему так пугающе плохо? Он постарался успокоить дыхание, осторожно поднял руку и вытер струившийся по лицу пот. Вентиляторы не работали, воздух загустел, потяжелел — фортуна отвернулась от советского подводного флота. Он слышал, что три четверти его коллег-подводников погибли. Смерть поджидала на глубинах, во тьме. На что она похожа? На вспышку? Будет ли краткий миг понимания того, что происходит — перед тем, как холодная черная вода отнимет у него жизнь?

Он поработал руками, сжимая и разжимая кулаки. У сухопутных войск смерть все-таки легче. У тебя есть ружье — ты все-таки можешь выстрелить первым, до того, как тебя убьют. А здесь можно только ждать, зная, что смерть рыщет где-то рядом, безмолвная, зловещая.

Он не знал, что гидрофон засек звук упавшего гаечного ключа. Он даже не успел ничего понять. Американская торпеда взорвалась прямо над его головой.

Мэрфи ничуть не волновало, что все видят слезы, текущие из его глаз. Он крепко обнял Круза, чуть не задушив его.

— Будь осторожен, приятель. И не наложи в штаны при виде надувных шариков, ладно?

— Счастливого пути, Мэрф. Выбери денек для охотничьей вылазки в окрестностях Тринидада. Когда подойдешь к дому, позови маму. Скажи ей, что у меня все отлично, — и постарайся сделать так, чтобы лепешки были теплыми.

— Хорошо, парень. Я постараюсь повидаться с ней.

— Обязательно. Они хорошо отнесутся к тебе.

Мэрфи кивнул, поворачиваясь к Мэйсону, хватая его в охапку, чувствуя, как затрещали его собственные кости, когда Тед обнял его.

— Будь осторожен, Мэрф.

— Пока меня нет, не подводи электричества к Шисти, ладно?

— А ты не давай Кате улизнуть.

— На твоей жизни этого не случится, дружище. И пусть кэп не зубоскалит по этому поводу.

— И не забудь о моем магнитофоне. Хотя, черт побери, хватит ли у тебя денег, чтобы купить такой же чертовски хороший.

— Что мне сказать Памеле?

Тед пожал плечами, улыбка его стала ласковой.

— Да, точно. Она, конечно, уже будет в разводе, но ты скажи, что я понимаю ее. Что я ее не осуждаю. Скажи ей, ладно, что я желаю ей добра, чтобы жизнь ее сложилась счастливо.

— Хорошо, скажу.

Следующим был Маленков.

— Никогда не думал, что буду лить слезы, прощаясь с проклятым комми.

— С комми-капиталистом, друг. Держись подальше от кухонь и присматривай за Микой. Он не забыл.

— Постараюсь не попадаться ему на глаза. Твой закупочный заказ у меня в кармане. Я здорово обчищу первый попавшийся магазин.

Маленков подмигнул.

— Вспоминай меня каждый раз, когда будешь пить апельсиновый сок.

— Нет, когда буду пить крепкое пиво.

— Похоже, торпеда готова. — Круз показал на Барбару Дикс, поджидающую возле люка.

Мэрфи кивнул.

— Будьте осторожны, черт вас побери. Оставайтесь в живых, ладно?