Письмо не запечатывала, просто сложила вчетверо. Пусть читает, кто хочет, ведь, не владея искусством монашеской тайнописи его не прочитать верно.

Асси еще спала, когда я вошла. Остановилась у порога и засмотрелась на нее. На личике уже не было ни следа перенесенных страданий. Этот ребенок был прекрасен, странно, что там, в монастыре я не замечала, как она красива необычной, светлой какой-то красотой. У нее был высокий лоб, широко расставленные голубые глаза, сейчас прикрытые тонкими нежными веками, густые ресницы, маленькие нос и подбородок и губы, лукавым изгибом напоминающие охотничий лук. Казалось бы, все вместе эти черты должны были делать ее лицо простоватым и не очень привлекательным, но с Асси выходило наоборот. Стоя рядом, я любовалась ей: румянцем на щеках, прядями волос цвета старинного золота, необычным лицом, и чувствовала, как уходит напряжение из тела, а ощущение хождения по грани покидает разум. Пока Асси жива, пока цветет эта странная, неземная красота — надежда не потеряна!

Девочка улыбнулась во сне, потянулась, перевернулась на другой бок и сладко засопела. Так жалко было будить ее, но пришлось.

— Тебе придется уехать с Викером, — сказала я, когда она открыла, наконец, глаза, разбуженная мной, — оставаться в городе опасно — Первосвященник ищет тебя.

— Викер, это тот человек, что нес меня на руках из темноты? — спросила она, а я поразилась точности формулировки. Вместо ответа кивнула.

— А ты, сестра Тамарис?

Я обняла ее.

— Мне придется тебя оставить, Асси. Есть важное дело…

Ожидала слез, нытья, страха и отчуждения — всего того, что накрывает детей, когда они попадают в непривычную для себя обстановку, но ошибалась. Асси, выбравшись из моих объятий, спрыгнула с кровати.

— Я готова, сестра, — сказала она, — что мне нужно делать?

— Умывайся, — невольно улыбнулась я, столько решимости прозвучало в звонком голосе.

Спустя некоторое время мы с отцом провожали их, уходивших по крышам из Сонного квартала. Асси была одета, как мальчишка, лицо вымазано сажей, волосы убраны под платок, какой носили моряки. Переодевшийся Гас неожиданно оказался высоким и красивым блондинистым парнем со смешливыми карими глазами, а ар Нирна каким-то образом состарили, добавив морщин на лице и седины в волосы, одев в поношенную одежонку. Меч был скрыт плащом, в который паладин кутался, будто мерз.

— Великая Мать да поможет вам во всем, — сказал отец, прощаясь, и я порадовалась, когда не заметила в глазах ар Нирна досады на эти слова.

Наверное, мне тоже надо было что-то сказать. Но я лишь поцеловала Асси на прощание, провела ладонью по маленькой макушке, надеясь, что уже скоро она сможет не скрывать свои волосы под грубой тканью платка.

Когда они ушли, отец повернулся ко мне, спросил серьезно:

— Готова, Тами?

— Готова, ата. Как мы уйдем?

— Мы — низами, — засмеялся он. — Подтягивай сапоги повыше!

Покинув Ховенталь подземными ходами, как крысы, мы выбрались из какой-то лисьей норы неподалеку от городских стен. Отряхнулись и пошли к виднеющейся у дороги конюшне и уже спустя полчаса гнали лошадей на восток. В Фаэрверн.

Викеру ар Нирну плавать на кораблях как-то не довелось. Не было дел по ту сторону залива, он и учился, и службу проходил на родине, не рвался за ее пределы, хотя и прослужил долгое время в пограничном гарнизоне на севере, иногда совершая вылазки на территорию, полную враждебных племен, снежных львов и других опасных тварей.

Морское путешествие оказалось для него открытием и… мукой. Паладина укачивало до зелени в глазах, и как он ни пытался держаться прямо, смотреть гордо — все равно периодически выворачивало у лееров, даже когда выворачивать стало уже нечем.

Небольшой кораблик с грузом Вирховенского пива и эля резво несся по волнам, а Воин Света сидел на палубе, на связке каната, прижавшись затылком к мачте, и мечтал умереть. Как вдруг прохладная ладонь легла ему на лоб, принося облегчение.

Асси, излазившей уже весь корабль от верха до низа, качка, похоже, была не страшна.

— Дыши глубже, Викер, — серьезно сказала она, — давай, начинай!

Он с изумлением посмотрел на нее — в голосе ребенка прозвучал мягкий, но приказ.

— Ну же, — нахмурила бровки Асси, — давай, глубоко и редко.

Вторая ее рука легла на его голову. Маленькие пальцы массировали, надавливали на какие-то точки, и дурнота постепенно стихала. Скоро Викер с удивлением обнаружил, что тягучая, скручивающая тошнота отступила, а разум прояснился.

— Как ты это сделала? — воскликнул он.

Лукаво улыбаясь, она устроилась рядом, пошарила в кармане своей хламиды и протянула ему яблоко, подаренное кем-то из матросов.

— Съешь, — сказала, зевнув.

Прижалась головешкой к его плечу и моментально заснула.

Ар Нирн бережно обнял ее, накрыв полой плаща — по палубе бил свежий, хлесткий ветер, и задумчиво откусил яблоко. Асси была маленькой и теплой, как воробей. Сердце неожиданно защемило чем-то, ему неведомым. Сожалением ли? Желанием ли любви? Он никогда не думал о том, чтобы создать семью, родить детей. Все казалось — рано, да и какая семья, когда надо успевать творить добрые дела во славу Единого…

Взметнулись перед глазами языки пламени, копоть и брызги крови с лезвия меча. Добрые дела? Добрые?!..

Викер поморщился, доел яблоко и выкинул огрызок за борт. Как разобраться в себе? Как не рваться на части, а делать лишь то, что верно? Он взглянул на спящую девочку и окаменел. На него смотрело совсем другое лицо, невыразимое, прекрасное, и бледные губы шептали: не слушай богов, мальчик мой, слушай свое сердце! Паладин сморгнул, и пугающее видение исчезло. Асси мирно спала, все-таки ей надо было еще много спать, чтобы полностью восстановиться!

Плыли три дня. Дурнота более не докучала паладину, и он даже начал получать удовольствие от рассматривания синего сверху и снизу простора, белых шапок волн в своем бесконечном движении, редких птиц в вышине. К концу третьего дня птиц стало больше, а утром четвертого он, крепко держа Асси за руку, уже сходил на берег. Спустя еще два дня пути в почтовой карете они вышли на перекрестке и далее шли пешком по дороге, затерявшись в толпе паломников и путников, направляющихся в Таграэрн за советом, исцелением, учебой или мудростью. У ворот Викер передал письмо монахине привратнице — суровой старухе с боевой выправкой и потемневшим от времени сармато. Едва развернув письмо, она изменилась в лице и, кликнув одну из послушниц, что вместе с ней встречали прибывших, отдала письмо, приказав отвести Викера и девочку к матери-настоятельнице.

Мэтресса Лидия, к удивлению паладина, оказалась молодой и привлекательной женщиной. Пепельная коса толщиной в руку была короной уложена на голове, голубые глаза с бледного тонкого лица, которое явно не могло принадлежать простолюдинке, смотрели доброжелательно и серьезно. Ар Нирн, слегка поклонившись, молча передал письмо. От него не ускользнул взгляд, которым обменялись мэтресса и Асси. Таким взглядом обычно смотрели близкие родственники, давно потерявшие друг друга из вида и неожиданно обретшие. Это сильно удивило его, однако не Воину Света выказывать удивление, и он с холодным высокомерным лицом смотрел в окно, пока Лидия читала письмо. Когда она оторвала от бумаги взгляд, в ее глазах плескалось не изумление — высшая степень волнения.

Опустившись на колени, она развела руки, позвала Асси:

— Иди сюда, дитя!

Девочка бросилась к ней, словно к родной матери, и прижалась.

Лидия трясущимися руками стянула с нее платок, погладила по волосам, поправила спутавшиеся пряди. Посмотрела на ар Нирна.

— Великая Мать да благословит тебя за то, что ты сделал! — сказала она. — Чем Таграэрн может отблагодарить тебя за спасение этого ребенка?

Паладин пожал плечами. Благословение Сашаиссы — последнее, что ему было нужно в этом мире!

— Ничего мне не нужно, мэтресса, разве только… напишите пару строк той, что спасла и отправила сюда Асси. Я передам ей!