— Что с ним сейчас?

Мне удалось открыть глаза. Бледное лицо паладина казалось белым пятном луны, танцующей в небе. Ещё один удар пришёлся весьма кстати — прояснил сознание. Ужасно хотелось облизать мокрые губы, сухость во рту и глотке была болезненна, но я запретила себе делать это.

Не дождавшись ответа, Астор ар Нирн в сердцах оттолкнул меня прочь и поднялся, собираясь уходить.

Вцепившись в прутья ослабевшими пальцами, я не позволила себе упасть грудой тряпья на дно клетки и заговорила, хотя мой голос напоминал карканье вороны и был таким же хриплым и язвительным:

— Файлинн убил твоего брата, Астор… Я исцелила его после удара в спину, нанесённого тобой неподалёку от стен Фаэрверна. Он хотел увидеть тебя, посмотреть в твои глаза и найти ответ на вопрос: почему? Хотя знал его и так! Вот только до последнего не мог поверить, что убивший его исподтишка, и мальчишка, которому он врачевал рану под тисовым деревом — один и то же человек!

Несколько мгновений Астор стоял, качаясь, будто пьяный. Словно не он Викера, а я — его ударила кинжалом под лопатку. Затем развернулся и бросился на клетку. Повинуясь инстинкту самосохранения, я отползла подальше от окованных железом каблуков, лупящих по решёткам там, где только что были мои пальцы.

— Ты лжёшь, мой брат был мёртв! Ты лжёшь, ведьма! — кричал младший ар Нирн, и в его голосе я ясно слышала не ненависть — надежду. Неужели его рука дрожала, когда он бросал кинжал? Или он ощутил раскаяние позже, ночами, не в силах уснуть от воспоминаний?

— Он был жив ещё несколько дней назад, Астор, и был бы жив, если бы Файлинн его собственным мечом не заколол его!

Паладин перестал бросаться на моё убежище и вдруг захохотал, как сумасшедший.

— Лживая сука! Файлинн заколол моего брата?! Как бы ни так! Викер, как воин, стоил десятков таких, как Его Первосвящество! Даже я не одолел бы его в честном бою! Куда уж Файлинну!

Я попыталась встать на ноги, но поняла, что переоценила силы. Горящий призрачными огоньками контур моего тела становился всё заметнее, странно, отчего Астор не видел сияния, заливающего пол и стены склепа?

— Честного боя между ними не было, — тихо сказала я, и мой голос обрезал смех паладина, будто острейшая бритва, — было чёрное колдовство, заставившее меч Викера вонзиться ему в грудь.

— Кому, как ни тебе знать о чёрном колдовстве, а, ведьма? — он вновь присел на корточки у стенки клетки. — Почему я должен верить тебе?

Я покачала головой.

— Не должен, Астор. Мне — не должен! Лишь своё сердце слушай, оно не ошибается, даже если ошибается хозяин! Уходи теперь! Я сказала то, что тебе следовало услышать — Викер любил тебя, несмотря на твоё предательство. Тебе с этим жить… Уходи!

Астор ар Нирн с неожиданной силой вцепился в прутья решётки. Его мышцы вздулись, лицо покраснело. Казалось, ещё немного, и прутья разойдутся в сторону, дав его рукам возможность нащупать и сжать моё горло.

— Ненавижу тебя! — прорычал он. — И его ненавижу! Это я его убил, слышишь? Моя королева приказал мне — и я убил его! Да будь он проклят! Да будь я…

С этими словами он с силой оттолкнулся и канул во тьму катакомб, оставляя отчаяние так явственно звенеть в тишине склепа, что у меня заболела голова.

Судя по мерному топоту, навстречу шёл целый отряд. Викер вскинул взгляд и едва сдержал вскрик…

Они были построены в шеренги по шесть человек. В основном мужчины, однако, встречались среди них и женщины. Безжизненная серая кожа, бессильно повисшие руки, шаркающие шаги и… исступлённый блеск в глазах безумцев. Все, все до единого они были одержимы чем-то, почти убившим в них свет душ. Ар Нирн ясно видел, как тускнеет солнечный и бирюзовый внутри телесных вместилищ, сменяясь на серый, переходящий в багрово-чёрный.

Они с Гасом проводили их взглядами, едва не свернув шеи.

— Эй, почтенный, подскажи, откуда ведут таких красивых? — голосом, полным отчаянной храбрости, спросил тот у одного из конвоиров.

Викер не удивился, услышав ответ:

— Снизу.

Похоже, и его, и наёмного убийцу ждала та же участь.

Гас посмотрел на него, однако ничего не сказал, лишь зашевелил губами, читая напомненную Викером молитву.

«Снизу» — из катакомб под Тризаном. «Снизу» — оттуда, где Файлинн держал Асси и — есть вероятность! — держит Тамарис!

При мыслях о ней на сердце у ар Нирна стало тепло. Как будто кто-то взял его, как мокрую птицу, в ладони и бережно согрел дыханием. Кажется, он перестал воспринимать рыжую отдельным человеком. Кажется, она стала частью его. Его женщина…

Потемнело. Неровный свет факелов испуганно бился от сквозняков, порождая пугающие тени по углам. У тяжёлой, влажно блестевшей решётки конвоиры остановились. Один из паладинов Его Первосвященства, стоявших по обеим её сторонам, снял с шеи массивный ключ и открыл калитку. Пленникам развязали руки и втолкнули внутрь. Перед ними ковровой дорожкой убегал в темноту неизведанный путь. Викеру вспомнилась тёмная дорога, которую Тамарис увидела в том лесу — недоброе сравнение, однако теперь он отчётливо видел сходство, особенно там, где чернота решительно отсекала слабый свет факелов у решётки.

— И что нам нужно делать? — растерянно спросил у стражников Гас.

— Идите через катакомбы. Найдёте дорогу наружу — останетесь в живых!

Забрала на шлемах были опущены, оттого голос паладина казался исходящим из могилы.

— Идём! — решительно сказал ар Нирн и пошёл прямо в темноту.

Он ни разу не оглянулся. Если его предположения были верны — скоро появится мерзкое зеленоватое свечение, указующее на запретное капище.

Но Викер ошибался.

Сжавшись в комок на дне клетки и зажав уши, я твердила молитву к Великой Матери, но слова уже путались. Ясного света разума в моей голове становилось всё меньше. Всё сильнее заволакивали его видения и пугающие тени, блуждающие огоньки галлюцинаций и истинные картины бытия катакомб, от которых впору было сойти с ума.

Скрежет замка не сразу привлёк моё внимание. А когда я открыла глаза и подняла голову — она уже стояла на пороге. Прекрасная, как посланница Смерти. Грозная, как сама судьба. Моя сестра Атерис. Её тело было прозрачным, лишь срывались с контура огненные капли, падали на пол, тлели углями. Необъяснимо прекрасное и невыразимо печальное зрелище, ведь с каждой из них истекали минуты отпущенного королеве существования.

— Ну, наконец-то! — торжествующе воскликнула она. — Наконец-то я доберусь до тебя, отцовское отродье! Никто, слышишь, никто не сможет отобрать у меня трон! Никто не отнимет Файлинна!

В её руке блеснуло лезвие клинка. В него гляделись как в зеркало узкие зрачки зверя по кличке Смерть.

Сделав усилие, я подползла к решётке, встала, цепляясь за прутья. Негоже монахине Сашаиссы принимать дорогую гостью на грязном полу клетки! Я найду в себе мужество заглянуть в звериные зрачки клинка, а если воля моя ослабнет — Великая Мать даст мне силы принять финал с честью! Как учила мэтресса Клавдия. Тётя Клавдия!

— Хочешь разжалобить меня? — делая шаг вперёд, спросила Атерис.

Её прекрасный рот кривился в гневливой и презрительной гримасе, глаза горели, как у кошки. Прекрасная злоба. Злобная красота.

Я мотнула головой. Горло окончательно пересохло и не могло исторгнуть ни звука!

Королева остановилась вплотную. Её дыхание обожгло моё лицо. С минуту она сверлила меня взглядом, а потом вдруг сделала неуловимое движение рукой. Словно змея скользнула…

Под рёбрами стало горячо и мокро. Я продолжала смотреть ей в глаза, пытаясь взглядом высказать всё, что следовало. Задать нужные вопросы… Затронуть важные струны… Исцелить гниль, что породил Первосвященник в сердце маленькой, доверчивой, белокурой девочки. Я — монахиня Великой Матери! Целитель божьей милостью! Бирюза и мёд твоих глаз, Сашаисса, да коснутся её, моей убийцы! У меня нет к ней ни ненависти, ни раздражения, лишь жалость… Лишь желание обнять и погладить по голове, и сказать… что я люблю её, мою глупую сестрёнку!