Ар Нирн оделся, накинул перевязь с мечом — без нее ощущал себя голым — и, вернувшись в свою комнату, завалился спать. Громила не соврал — в этом странном доме, который мог бы принадлежать богатому торговцу, но стоял в самом небезопасном месте Ховенталя, Викер ощущал себя в безопасности.

Он проснулся с наступлением темноты. Сел на кровати, с силой потер щеки. Затем спустился вниз и обнаружил рыжую, уснувшую в том самом кресле у окна. Длинные ресницы женщины подрагивали во сне, глазные яблоки жутковато двигались под закрытым веками — ей снилось что-то, налагавшее на лицо печать отчаяния. И Викер догадывался — что!

Фаэрверн…

Он уже начинал ненавидеть это место, не потому, что оно являлось пристанищем для отступников, но потому, что даже уничтоженное, беззастенчиво вмешалось в его жизнь, столкнув с понятного и простого пути Воина Света на какую-то кривую и подозрительную дорожку. И еще за то, что свел с этой… монахиней! Чуть было вновь не подумал ‘ведьма’! На лице Тамарис сон раскатал вуалью светлую печаль, стершую резкие тени. С уголка её глаза выкатилась одинокая слезинка. Она оплакивала его, свой Фаэрверн! Она оплакивала его даже во сне!

Да будь он проклят!

Викер резко развернулся и направился к выходу. Но был остановлено тенью с кинжалом в руке. Черный шарф скрывал лицо, оставляя открытыми глаза, диковато блестевшие белками в темноте коридора.

— Куда собрался, незнакомец?

— Погулять. Или я здесь пленник?

— Ты здесь гость, поэтому я не убью тебя сейчас. Возьми это… — в руку ар Нирна упала серебряная монета с выточенными семиконечной звездой краями, — если остановят в Сонном квартале или прижмут к стене в городе — покажи монету и спокойно пойдешь дальше.

Викер колебался лишь мгновение, затем взял монету.

— Благодарю!

Тень бесшумно отступила в угол, становясь незаметной.

А паладин шагнул на улицы города, который считал родным, почитая за светоч, несущий обездоленным пищу, обманутым — правду, немощным — исцеление.

Тризан был виден отсюда — чуть в стороне от королевского дворца, стенами, облицованными гранитом, напоминающий раскрывшийся бутон черной розы. ‘Цветок’ пестрел огнями, будто отметинами светляков — цитадель Первосвященника готовилась к празднику. Во дворце было не в пример темнее. Повинуясь непреодолимому желанию оказаться у его стен, Викер решительно зашагал в том направлении. Его останавливали пару раз — неясные тени, вышедшие из подворотни с тускло блестевшими в свете звезд клинками, и полупьяные громилы, вывалившиеся из какого-то сомнительного заведения. Но тайная монета открывала дорогу получше грубых слов, звона мечей или денег. Скоро ар Нирн уже касался ладонью шершавого камня дворцовой стены, борясь с желанием проникнуть внутрь. Желание победило. Он воспользовался потайной калиткой в стене, той самой, что показал ему слуга королевы, когда вел к ней, и очутился в саду. Плотные кроны яблоневых и апельсиновых деревьев казались шарами черноты, повисшими на нитях звездного света. Ласковый ветер приносил запахи древесных и плодовых соков, цветов с многочисленных клумб, разбитых между стволами. Здесь можно было, гуляя, сорвать зрелый плод и насладиться его вкусом в беседке, увитой девичьим виноградом, что так греховно краснел по осени. Здесь было тихо и спокойно — королева любила сад и не пускала сюда посторонних. В эту ночь здесь должен был царить покой… но вместо него слышались жадные стоны, звуки поцелуев и шлепки тела о тело. Разгоряченного страстью тела о другое, неутомимо принимающее ласки.

Викер, пригнувшись, подкрался к беседке, отвел виноградную плеть… И у него потемнело в глазах, несмотря на лампадку, поставленную на стол и освещавшую обнаженную женщину, легшую грудью на скамейку, и мужчину, стоящего на коленях позади и неустанно вбивающего себя все глубже… в королевское лоно. Ибо Викер узнал ее — светловолосую дочь Джонора Великолепного, Её Величество Атерис.

— Еще… еще, мой лев! — стонала она, не сдерживая голоса. — Будь сильным, будь смелым… Дай мне все, как отдал брата…

По подбородку ар Нирна потекла кровавая струйка: он слишком сильно прикусил губу, желая услышать ответ. И он его услышал.

— Для тебя, моя королева, я достал бы звезду с неба… — задыхаясь от страсти, шептал Астор ар Нирн. — Ради тебя я убил Викера… Лишь бы ты была моей… Только моей…

Королева неожиданно схватила его руки, лежащие на ее бедрах, и с силой сомкнула на своем горле.

— Придуши меня, — тяжело дыша, приказала она, — и кончай! Я хочу ощутить смерть и жизнь в одно мгновение!

— Но, моя госпожа… — попытался возразить Астор.

— Заканчивай, я сказала! — в нежном голосе послышался металл. — Двигайся, мой хороший, двигайся, не останавливайся… Твой брат был бы жив, если бы не я!

Астор зарычал и сдавил ее шею, двигаясь с мощью парового молота. Королева вдруг забилась под ним, замотала головой и захрипела. Лицо ее из украшенного приятным румянцем стало красным. ‘Ну, брат, еще немного! — поймал себя на мысли Викер. — Чуть дольше подержи пальцы в напряжении!’ Однако Астор его не слышал. Отпустив нежное горло, он перехватил королеву за плечи и рывком насадил на свой член. Ар Нирн, разглядывая его напряженную спину, невольно представил между лопаток тот кинжал, что остался у Тамарис.

Её Величество дождалась, когда утихнут судороги, бившие партнера, потерлась о его грудь спиной, и, изгибаясь, как кошка, томно произнесла:

— Ты — мой славный рыцарь, Астор! Я люблю тебя!

— О, моя королева! — прошептал тот, зарываясь лицом в ее волосы.

— Не вини себя за смерть брата, он сам был виноват! Вот что случается с теми, кто осмеливается отказывать мне, повелительнице Вирховена! Надеюсь, урок, полученный им, и для тебя даром не пройдет?

И она, извернувшись, лукаво посмотрела на него, призывно облизываясь. Вместо ответа Аcтор схватил ее за волосы, повернул сильнее и с жаром впился в губы.

А Викер, закрыв глаза, просил кого-то дать ему терпения, чтобы не убить их обоих прямо сейчас. В это мгновение он простил брата — мужчина, потерявший голову от страсти к порочной женщине, не ведает, что творит! Но эта шлюха заслуживала наказания! Проблема заключалась лишь в одном — шлюха была королевой. Его королевой.

Я проснулась незадолго до рассвета в кресле у окна, за которым струился по мостовой тонкий пласт тумана. И не сразу поняла, где очутилась — перед глазами все еще стоял охваченный огнем Фаэрверн, и кровавые розы расцветали на телах моих сестёр, пронзённых клинками Воинов Света. Внутреннее убранство дома сильно изменилось. Роскошь и комфорт теперь не бросались в глаза, как когда-то. Отец старел и становился с годами мудрее, хотелось бы и мне однажды поймать себя на мудрости вместо недальновидных порывов сердца. Поднявшись, я потянулась и ощутила голод. И отправилась на кухню, где обнаружила кладовку, забитую продуктами, свежеиспеченный пирог с мясом, накрытый полотенцем и крынку с молоком. Поколебавшись, накрыла на стол на двоих и отправилась искать паладина. Он должен был быть где-то в доме.

— Он ушел, — раздался тихий голос из-под лестницы, когда я собиралась подняться на второй этаж, где располагались гостевые комнаты.

Обернувшись, увидела человека, укутанного в черное. Так, скрывая лицо, предпочитали одеваться наемные убийцы. Ну конечно! Кому еще доверили бы охранять дом главы их гильдии и всего преступного мира Вирховена? Были у отца и громилы, одним своим видом наводившие ужас на простых обывателей, но самыми эффективными являлись именно эти — невысокие, гибкие как змеи, люди ‘без лиц’.

— Куда? — сорвалось невольно с языка.

Тихий смешок был мне ответом.

— Не могу знать…

И действительно, откуда ему?

Я вернулась на кухню, налила себе молока и взяла кусок пирога. Покидая Фаэрверн не предполагала, что мне придется вернуться так скоро! Но после прочтения письма мэтрессы, нет, тети Клавдии, сделать это было необходимо!

В прихожей послышался шум, шаги. Мой спутник застыл в дверях, и мне показалось вначале, что он ранен, так замедлены и неверны были его движения. Тяжело ступая, он прошел на кухню и сел напротив, сцепив перед собой руки. Костяшки пальцев побелели от усилия. Под прокушенной нижней губой запеклась плохо стертая кровь.