Казалось бы, какая разница — знания утерянные в былом или еще не обретенные в грядущем? Однако в действительности она есть. Будущее потенциально, его мудрость то ли реализуется, то ли нет, и Бог весть в каком виде, а путь восхождения к нему бесконечно долог и разом перемахнуть через несколько ступенек на этой ведущей к горним высям лестнице Иакова, увы, невозможно. Прошлое же суть незримая, но вполне ощутимая реальность, если не мгновенный, то скорый прорыв к которой можно осуществить. Разница та же, что и между сколачиванием капитала и поисками давным-давно зарытого клада. Кроме того, сама вера, что искомыми знаниями предки некогда уже обладали, укрепляет на пути. И помянутое уже мною нетерпение сердца склоняет разум к этому второму пути.

Разумеется, утерянная мудрость существует и впрямь — от нее невозможно отмахнуться изящной марк-твеновской максимой: «Знания, которыми не обладали древние, были чрезвычайно обширны». Самый простой пример здесь — знаменитая дамасская сталь (или, скажем, так называемая «черная бронза»), секрет производства которых с веками оказался утрачен без следа, и восстановить его современным металлургам пока что не удалось. Но это из области ремесла. А если из области магии и чудес?

С подобной точки зрения организация экспедиции на поиски загадочной и потаенной горной страны Шамбалы, где обитают наследники мудрости сотен тысячелетий земной (а может, и неземной) истории представляется предприятием вполне оправданным и, так сказать, коммерчески осмысленным. Как оправдан, например, мельком упомянутый интерес карающих органов к гималайскому «снежному человеку» — кто знает, на что это существо способно, и не удастся ли его способности поставить на службу отечеству? И я бы, ей-ей, нимало не удивился, узнав, что в поисках чудо-оружия для РККА была организована какая-нибудь секретная экспедиция на поиски и отлов василисков, способных, как известно, обращать в камень всех, на кого падает взгляд этих странных и грозных существ. Или — по примеру славного идальго Понсе де Леона — на поиски источника вечной молодости, столь необходимой вождям победившего пролетариата, дабы успели они претворить в жизнь все роящиеся в их гениальных головах великие начинания. А может, и было что-нибудь подобное? Это вполне в духе времени и в духе Спецотдела…

И вот ведь что особенно интересно: помимо всех этих фантастических затей занимался Спецотдел делами вполне конкретными и прагматическими — криптография хотя и тайнопись, однако к оккультным тайнам ни малейшего касательства не имеет. Как же образовался столь противоестественный и в то же время органический сплав? Что могло соединить несоеди-няемое?

Разумеется, только сами люди — все эти удивительные, талантливые, но, кажется, из сплошных противоречий сотканные Бокии, Рерихи и Барченки. В чем он были святы и в чем грешны? где правы и где заблуждались? Думать об этом чрезвычайно интересно, однако вряд ли мы, сегодняшние, вправе их судить. И не только исходя из библейского «Не судите да не судимы будете» — просто по отношению к прошлому позиция судии в принципе неплодотворна. Судьбы же их всех — за исключением Рериха — оказались достаточно горьки. Да и могло ли быть иначе? Не мною сказано, что всякая революция суть чудовище, пожирающее собственных детей. Впрочем, и отцов, замечу, тоже. Но в первую очередь из тех и других она выбирает наиболее ярких, блистательных, ни с кем не схожих. «Мне не нужны умные, мне нужны верные», — молвил некогда император Николай Павлович, награждая донесшего о заговоре декабристов Шервуда, обретшего с тех пор двойную фамилию Шервуд-Верный. Однако одержи декабристы верх, и этот же тезис знаменем заполоскался бы надо всею страной — вспомните «высшее благочиние» из «Русской правды» полковника Пестеля… Ведь всякий режим, чудом пришедший ко власти и чудом удержавший власть, становясь все более авторитарным и тоталитарным, начинает в первую очередь нуждаться отнюдь не в людях талантливых. Они слишком опасны. И независимо от воли тех или иных вождей включается механизм гомеостаза, обрекающий их на уничтожение. Выжить должны не яркие, но посредственные, не талантливые, но предсказуемые во всем и всегда, управляемые и приспосабливающиеся, а не верящие в чудо и способные его созидать или хотя бы грезить этим.

Не будет преувеличением сказать, что практически с самого своего возникновения советские спецслужбы проявляли живой интерес к разного рода оккультным исследованиям и, соответственно, к организациям и лицам, этими исследованиями занимавшимся. При этом ставились сразу две задачи: во-первых, пресечь вредную для «нашего дела» деятельность буржуазных мистиков, а во-вторых, изучить возможности по использованию паранормальных сил и явлений на благо пролетарской революции. В этом отношении новая власть чем-то напоминала средневековых феодалов, которые, с одной стороны, преследовали в своих владениях всяческую ересь и отправляли колдунов и ведьм на костер, а с другой — втайне пытались решить проблему получения философского камня, эликсира жизни, превращения обычных металлов в золото.

Свидетельством неподдельного интереса ВЧК к мистическим исследованиям может служить следующий эпизод. В октябре 1918 года известный петербургский ученый-биолог и оккультист Александр Васильевич Барченко был неожиданно для себя вызван в Петроградскую ЧК. Заметим, что дело происходило в один из пиков «красного террора» и потому такой вызов, мягко говоря, не сулил ничего хорошего. В кабинете, куда пригласили Барченко, присутствовали несколько чекистов: Александр Юрьевич Рикс, Эдуард Морицевич Отто, Федор Карлович Лейсмер-Шварц и Яков Григорьевич Блюмкин (известный в Петрограде под псевдонимом Константин Константинович Владимиров). Не на шутку перепуганному ученому сообщили, что на него поступил донос. Осведомитель сообщал об антисоветских разговорах Барченко с близкими ему людьми. Автором доноса являлся член партии сионистов Гедали. К удивлению Александра Васильевича, чекисты повели себя тактично и заявили о своем недоверии к доносу. Они испросили лишь разрешение посещать лекции по мистицизму и древним наукам, которые доктор проводил в аудиториях Тенишевского училища и на дому у своих знакомых. Разумеется, Барченко дал согласие, и действительно после этого он видел сотрудников питерской ЧК на нескольких своих выступлениях.

Следует отметить, что борьба органов ВЧК — ОГПУ — НКВД против масонских и других мистических организаций была в значительной степени оправданной. Ведь среди последних состояли не только безобидные участники спиритических сеансов, пытавшиеся вызвать дух Наполеона, чтобы узнать, долго ли продержится власть большевиков. Как мы теперь знаем, масонами были большинство членов Временного правительства: Львов, Керенский, Гучков, Некрасов и другие.

Кроме того, как показывает история дореволюционной России, члены масонских лож постоянно использовались как агенты влияния в пользу западных государств. Поэтому неудивительно, что секретные службы Российской империи традиционно интересовались тайными обществами, существовавшими на Западе, и, в первую очередь, масонскими ложами.

В 1895 году в Париже председателем Верховного совета мартинистов Энкосом Жираром (эзотерическое имя — Папюс) был принят в масоны В. В. Муравьев-Амурский. В этом событии не было бы ничего особенного, если б не одно обстоятельство: вновь обращенный являлся полковником русской армии и военным атташе Российской империи во Франции.

В 1899 году Муравьев возвратился в Петербург, где основал ложу с непосредственным подчинением парижской штаб-квартире мартинистов. Сам же бывший атташе и брат министра юстиции являлся в то время генеральным делегатом ордена и занимал эту должность вплоть до 1907 года, когда парижские мартинисты лишили его права представительства за откровенный саботаж.

Чарльз Уильям Гекертон в капитальном труде «Тайные общества всех веков и всех стран» (1874) посвятил мартинистам всего двенадцать строк. Упомянув одного из основателей этого движения, некоего Сен-Мартена, автор заканчивает словами: «Орден, измененный им, распространился из Лиона в главные города Франции, Германии и России. Ныне ок не существует». Однако на самом деле во времена Гекертона орден еще существовал.