Каждый день у подъезда научного центра останавливался лакированный лимузин «Паккард», привозивший и увозивший сотрудника научно-технического отделения Всесоюзного Совета Народного Хозяйства. Во главе ВСНХ стоял всесильный Феликс

Дзержинский. Александр Барченко официально занимался исследованием гелиодинамики и лекарственными растениями. Автомобиль обслуживал его по личному распоряжению Бокия. Иногда «Паккард» появлялся здесь вне графика, и ученый отбывал для специальных консультаций на Лубянку. Барченко носил кожаную верхнюю одежду, и многие сотрудники института считали его высоким чином в ОГПУ. Круг научных вопросов, связанных с деятельностью Барченко и интересовавших шефа Спецотдела Бокия, постепенно расширялся и вскоре уже не только касался возможности применения гипноза для получения секретных сведений, но и охватывал информацию о структуре и идеологии различных мистических организаций.

Основные научные интересы исследователя были сосредоточены в области изучения биоэлектрических явлений в жизни клетки, в работе мозга и в живом организме в целом. Свои лабораторные опыты Барченко совмещал с должностью эксперта Спецотдела по психологии и парапсихологии. В частности, им разработана методика выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. Ученый выступал и консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизеров, которых в конце 20-х годов активно использовал в своей работе Спецотдел. Для проверки этих «аномалов» одно из подразделений службы Бокия оборудовало «черную комнату» в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку, дом № 1.

Одним из медиумов, подвергшихся проверке в «черной комнате», стал режиссер 2-го МХАТа Смышляев. Тот временами впадал в каталептическое состояние и предсказывал различные политические события и перемены. В частности, он напророчил болезнь Пилсудского. Барченко выступал против этих экспериментов и вскоре даже склонил на свою сторону Бокия (впоследствии только начальник Орготдела ЦК Иван Москвин оказывал Смышляеву поддержку и пользовался его прогнозами).

Исследования Барчеико и разработанная им методика применялись и в особо сложных случаях дешифровки вражеских сообщений — проводились даже групповые сеансы связи с ноосферой, и, как утверждали их участники, результаты опытов были положительными. Мало того, в конце 20-х годов для опытов Барченко из Горно-Алтайского краеведческого музея были целенаправленно изъяты отдельные предметы шаманского ритуала по «Особому списку ОГПУ».

Начальник Спецотдела также поручил Барченко проведение лекций по оккультизму во вверенном ему подразделении. Как правило, лекции происходили в доме № 2 по Большой Лубянке. К заданию этому ученый относился с большой серьезностью и снабжал выступления многочисленными чертежами и диаграммами. Слушатели в униформе подробно конспектировали лекции, хотя, казалось бы, в основной своей массе были весьма далеки от оккультных эмпиреев. Например, товарищ Леонов возглавлял 4-е отделение, обеспечивавшее охрану государственной тайны и исполнение режима секретности. Товарищ Филиппов руководил Управлением северных исправительных лагерей. Товарищ Гусев являлся сотрудником 5-го отделения, где был разработан «Русский код». Товарищ Цибизов из 2-го отделения, специализировавшегося на шифровке и дешифровке, возглавлял 8-е криптографическое отделение Штаба РККА.

Временами лекции проходили в более приватной обстановке, вне стен ОГПУ. Тогда среди слушателей появлялись члены ЦК партии: товарищ Москвин, возглавлявший комиссию Совконтроля, и товарищ Диманштейн. К ним присоединялся и заместитель народного комиссара иностранных дел Борис Стомоняков, курировавший в своем ведомстве направление Синьцзян — Тибет. Мало кто знал, что все эти люди являлись членами тайного мистического общества «Единое трудовое братство».

Одним из первых больших проектов, руководимых Барченко, стала организация экспедиции в Шамбалу, которая должна была отправиться в Афганистан и Синьцзян в конце лета 1925 года.

Бокий поддержал эту идею и добился выделения средств. Между тем с самого начала было известно, что нарком иностранных дел Чичерин против этого предприятия. Чичерин тепло принял Барченко и выслушал его просьбу. Однако, несмотря на положительное в целом впечатление от разговора, ученый вскоре убедился в бесплодности своих усилий. Экспедиция не состоялась.

Впрочем, это было не единственное предприятие Спецотдела такого рода. Так, Бокий лично руководил большой операцией по привлечению на сторону Советской власти различных оккультных организаций. Еще с 1921 года в кулуарах Коминтерна муссировалась идея создания еще одного Интернационала, который объединил бы в себе все мистические конспиративные сообщества Азии и Африки на базе борьбы с колониализмом.

По поручению Глеба Ивановича Барченко написал проект воззвания советской власти к мистическим сектам и объединениям. Ученый составлял послания к хасидам, суфийским и дервишским орденам Саади, Накшбенди, Халиди, к тибетским и монгольским ламам, к старообрядцам-кержакам и русской секте голбешников. Особые же надежды возлагались на мусульманскую секту исмаилитов и ее лидера Ага-хана.

Ага-хан был одной из наиболее влиятельных фигур во Все-индийской лиге мусульман, и привлечение его на сторону Советской России могло иметь большие перспективы в борьбе с Англией. Для установления связи с лидером исмаилитов Бокий использовал Николая Рериха, который успел провести ряд консультаций с представителями Ага-хана — в Париже летом 1923 года и во время недолгого пребывания в Бомбее в начале декабря того же года. Кроме того, художник тайно посетил резиденцию Ага-хана в Пуне. Однако все эти переговоры закончились безрезультатно.

В середине августа 1925 года из углового дома в Денежном переулке вышел молодой, но уже лысый человек в элегантном костюме. Улыбка его сверкала вставными металлическими зубами — свои он потерял в петлюровских застенках. Коренастый парень фланирующей походкой прошелся по Арбату, пересек Воздвиженку у морозовского особняка и скоро очутился на площадке перед старинным домом в Шереметьевском переулке. Войдя в подъезд, он поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру Александра Евгеньевича Снесарева, профессора Военной академии РККА и «отца» ее Восточного отделения. Полковник считался одним из лучших русских экспертов по Северо-Западному району Британской Индии. Этим регионом он занимался и как разведчик.

В кабинете Снесарева, куда пригласил лысого посетителя хозяин, сидела его дочь-школьница. Несколько дней назад она отвечала урок по обществоведению и рассказывала классу, «что был такой Блюмкин, нехороший эсер, и он пытался вызвать снова войну с Германией, убив посла Мирбаха». Итак, девочка сидела в кресле и рассматривала книги отца.

Гость, явившийся по «каким-то своим делам», был всего лишь чиновник Наркомторга. Работал он там не больше месяца. Александр Евгеньевич хорошо знал этого посетителя и консультировал его по интересующему вопросу. «Перед вами белая стена Восточного Гиндукуша. С его снеговых вершин вам придется спуститься в трущобы Северной Индии. Если вы познакомитесь со всеми ужасами этой дороги, вы получите впечатление потрясающее. Это дикие утесы и скалы, по которым пойдут люди с ношей за спиной. Лошадь по этим путям не пройдет. Я шел когда-то этими тропами. Переводчик моего друга из свежего и бодрого человека стал стариком. Люди седеют от тревог, начинают бояться пространства. В одном месте мне пришлось отстать, и когда я вновь догнал спутников, то застал двух переводчиков плачущими. Они говорили: „Туда страшно идти, мы там умрем“…» [Б. Лапин. «Повесть о стране Памир»]

"Я часто сидела у папы в кабинете. Там у него было много интересных книг, — вспоминала Е. А. Снесарева. — Неожиданно посетитель, поговорив о чем-то с папой, стал рассказывать о том, как он убивал Мирбаха, как тот из чувства самосохранения, уже раненный, заполз за стол. Тогда он подбежал к послу и выстрелом добил. Я папу спросила: