— Она не выглядит как боец.

— Да ну, не стоит недооценивать ее. Она надерет твой зад.

Он усмехается.

— Я уверен, что надерет. Посмотрим, насколько хорошо она это сделает через три дня.

— Что? — я вмешиваюсь, прежде чем это делает Джай.

— Ох, разве я не сказал? — смеется он озорным смехом, все время широко улыбаясь. — Твоя подружка тоже бьется через три дня. Удачи. Она тебе понадобится.

Махнув рукой, он разворачивается и уходит, оставляя Джая и меня смотреть ему вслед. Тепло, которое заполняло мое тело, вытекает сквозь поры.

Я буду драться.

Через три дня.

Я сажусь, натягиваю синюю футболку Джая через голову и крепко обнимаю себя.

— Ты будешь в порядке, — говорит он или скорее лжет.

Я не буду в порядке. Я единственная здесь, кто не знает, как нанести надлежащий удар. Не знаю, как поставить блок или нанести удар — даже не знаю, могу ли сдаться. Странно, это не все, что беспокоит меня сейчас. Меня беспокоит больше всего то, что через три дня... я не смогу увидеть Джая снова. Если он выиграет свой бой, а я проиграю — я уйду. Если он проигрывает, а я каким-то чудом побеждаю — я буду торчать здесь в одиночестве. Не хочу ни того, ни другого.

— Я так же хороша, как покойник, — произношу я, заправляя свои волосы за уши.

Он качает головой.

— Я научу тебя некоторым вещам. Ты будешь в порядке.

— Некоторые вещи не восполнят целую жизнь без боев. Все, что должна будет сделать моя соперница — это толкнуть меня, и она победит.

Я опускаю голову на бетон позади себя. Я пропала и понимаю, что все ближе возвращаюсь к своей старой жизни, чем думала.

— Котенок…

— Заканчивай с Котенком, — огрызаюсь я, запуская пальцы в свои волосы. — Я не хочу чувствовать себя слабее, чем являюсь на самом деле.

Джай разворачивает свое крупное тело в мою сторону. Его глаза темные, губы сжаты в тонкую линию. Все его лицо говорит «не зли меня», и я не пытаюсь.

— Это моя вина, что ты здесь, поэтому моя работа — заботиться о тебе, Котенок. Этот раунд у тебя в кармане, я знаю, что ты сделаешь это.

— И если я побеждаю, ты получаешь свои деньги? Тогда зачем я тебе?

Это вопрос, который горел во мне в течение нескольких дней. Как только я ему ничего не буду должна, что произойдет? Здесь, внизу, у него свои планы; он хочет найти своего брата. Он ни за что не предпочтет меня своей семье.

— Это, — он показывает пальцем на себя и меня, — не из-за денег.

— О, действительно? — выплевываю я, закатив глаза. — А из-за чего?

Он прищуривается, и в уголках его глаз появляются морщинки. Если бы не знала его лучше, то сказала бы, что то, что я произнесла, причинило ему боль.

— Ты не веришь мне?

Я хочу, но десять тысяч долларов — немалые деньги. Я бы продала свою почку за десять тысяч, а так же добавила бы своего первенца.

— Нет.

Он медленно кивает, как будто не знает, как переварить то, что я сказала. От этого я чувствую себя странно.

— Знаешь что? Я собирался подождать до твоего первого раунда, чтобы сказать тебе, но раз уж ты так уверена, что я мудак, теперь это прекрасное время, чтобы раскрыться — я не хочу денег.

Мои глаза округляются, а сердце разбухает в груди, ограничивая поступление воздуха. Я не вижу смысла ждать.

— Почему?

— Потому что у меня есть деньги. У меня их куча — больше, чем знаю, что с ними делать. Десять штук помогли бы мне здесь? Конечно, но тебе они нужны были больше, чем мне.

Я чувствую себя странно, сидя здесь в его футболке и споря с ним. Не знаю, как я должна справиться с этим... мы друзья? Мы нечто большее? Мы никто, просто два смертных человека? Все это время я думала, что он хотел свои деньги назад, но этим утром он поет другую песенку. Это из-за того, сколько времени мы провели вместе вчера, болтая, и были беззаботными, или это из-за секса? Он был настолько хорош? Это должно быть нечто. Он спас мне жизнь — он мне ничего не должен, однако вот он, желает на время выбросить свою причину в окно, чтобы сделать мою жизнь легче.

— Я тебе никто. Почему ты хочешь помочь мне?

Джай отворачивается так, что я не вижу его лица, только твердые мускулы на его спине. Я знаю эту позу. Я не получу от него ответа, и это раздражает меня. Неужели он, в самом деле, хочет помочь мне, или у него есть какой-то другой мотив? Хотелось бы думать, что я могу доверять Джаю, но что-то меня сдерживает. Может, это атмосфера, ситуация, удерживающая меня от того, чтобы довериться ему... или, может быть, нужно нечто большее, чем красивое лицо, чтобы обмануть меня. Психиатр, которого я посещала несколько раз в этом году, списал бы это на проблему с родителями. Он бы сказал, что мне сложно принять тот факт, что кто-то заботится обо мне, когда два человека, которые должны были, не сделали этого.

Я вздыхаю. Впервые с тех пор, как встретила доктора Стэйна, я надеюсь, что он прав. Я надеюсь, что мои проблемы мешают доверять Джаю, а не какое-то странное шестое чувство.

Потому что я нуждаюсь в нем.

Я не выживу в одиночку.

Я натягиваю повыше ткань его футболки на голову. Джай бьет кулаками по подвешенной груше, и этот звук вызывает у меня тошноту. Он начал час назад, и я не знаю, как ему по-прежнему удается бить с такой силой. Я слушаю только его и этого достаточно, чтобы мои руки чувствовали себя как желе. Я мало знаю о его технике удара, но она сильна, это я знаю точно. Я слышу, как материал сопротивляется, поглощая его силу удар за ударом. Он перекинул цепь тяжелой груши через трубу, которая скрипит и жалуется, и я жду, что она рухнет всякий раз, когда он бьет. Как бы не так.

— Ты не можешь вечно прятаться под моей одеждой, Котенок, — объявляет Джай, и я слышу смех в его голосе.

— Может быть не вечно, но сейчас я счастлива.

Джай перестает бить свою грушу, и спустя некоторое время его теплый указательный палец описывает круги на моей лодыжке и скользит вверх по икре, оставляя огненные следы. Мой вдох застревает в горле, когда палец исчезает. Где он появится в следующий раз? Я стараюсь почувствовать его присутствие, почувствовать тепло его тела, но воздух здесь слишком густой.

Именно тогда футболку, которую я использую, чтобы прикрыть свое лицо, стягивают с меня и недалеко отбрасывают. К счастью, я одета под ней, иначе мои прелести оказались бы у всех на виду.

Я поправляю свою зеленую цвета лайма майку и складываю руки на груди.

— Вставай. Нам надо подготовиться, — приказывает он.

Я дуюсь. Нет никакого способа, что я буду бить эту штуку. Что, если промажу? Что, если я поранюсь или мышцу потяну?

— Я лучше умру.

Он презрительно фыркает, и его глаза злобно вспыхивают.

— И ты, наверное, умрешь, если не научишься чему-нибудь к тому времени.

Джай протягивает забинтованную руку, и я смотрю на плотную синюю ткань. Убийственный цвет рядом с его загорелым лицом.

— Почему она забинтована?

Он улыбается.

— Чтобы сжать и защитить мягкие ткани моей руки, когда я бью кото-то в лицо.

Очаровательно.

— У меня нет никакого бинта.

Джай в нетерпении щелкает пальцами и подталкивает свою раскрытую ладонь ближе.

— Сейчас это неважно. Вставай.

Побежденная, уставшая и с головной болью, я вкладываю свою руку в его ладонь и позволяю поднять меня на ноги. Он ухмыляется мне, когда моя голова склоняется набок. Его очевидное счастье блестит в его голубых глазах. Рада, что он счастлив, но я не разделяю это чувство. Честно говоря, я еще немного беспокоюсь из-за того, что он проигнорировал мой вопрос ранее. Почему он хочет помочь мне, если деньги не важны для него?

— Сколько тебе лет? — спрашивает он, повернув голову.

Как правило, вопросы о возрасте ты задаешь прежде, чем трахаешься с кем-то, как животное. Что если бы мне было шестнадцать? Слишком поздно.

— Двадцать пять. А что?

— Двадцать пять? Ты уверена?