— Я все уничтожу, — заверил Джим. — Рацию, бумаги… Каким временем я располагаю?

— Я же сказал: вас арестуют завтра. Постарайтесь в последнюю минуту связаться с Центром и послать «аварийный сигнал».

Джим догадался. Запротестовал:

— Я не давал согласия работать с вами после войны.

— А я и не предлагаю…

— Тогда зачем все это?

— На всякий случай, Алекс… Мужайтесь и ждите…

За Ярдом пришли 20 ноября. Был 1 час. 15 минут ночи. Запершись в спальне, англичанин работал на ключе. Дверь трещала, когда он отстукивал последние слова — открытым текстом: «За мной пришли! Прощайте!» Центр ответил: «Вас поняли». И прекратил связь.

Дубовая дверь все никак не могла рухнуть. Джим налил в тарелку бензин и углом сунул в огонь кодовую книгу. Сгореть она, разумеется, не могла, но в протоколе попытка уничтожить шифр должна была найти отражение. Подождав, пока угол обуглился, Джим шагнул к двери и открыл ее…

Группа «Норд» лишилась последней действующей рации.

Передавая себя в руки БЮПО, Джим не догадывался, конечно, что резидент, торопя его арест, тем самым неожиданно оказал своему агенту немаловажную услугу. Из захваченных после войны архивов РСХА выяснилось, что супругам Вильмер было поручено подготовить физическое уничтожение мнимого руководителя группы. Дата убийства была отнесена на 23 ноября.

…Узнав о судьбе Ярда, Дорн встретился с Сисси.

Дорожки завели их в глубь парка. Голые деревья, пугающе черные от дождя, ныли под ветром. Феликс кончиком зонта отбрасывал камешки из-под ног. Лицо его, затененное обвисшими полями шляпы, казалось серым.

— Вы больны? — спросила Сисси.

— Скорее устал…

— Где Роза и остальные? Что-нибудь известно о них?

Дорн снял шляпу. Стряхнул капли.

— Арестованных содержат в тюрьме Буа-Мермет. Это в Лозанне…

— Прекращаем работу, Виктор?

— Посоветуемся. Я рассчитываю на вас и Бэтчера.

— У вас есть план?

— Разумеется, — сказал Дорн и улыбнулся. — А у вас?..

Хмурым утром последнего вторника декабря Гизан ожидал шефа ХА в каминном зале. Генерала знобило, и он кутался в теплую венгерку на двойной подкладке. Массон задерживался.

Впрочем, ожидание затянулось не настолько, чтобы вызвать гнев Гизана, и первый вопрос, обращенный к вошедшему Массону, звучал дружелюбно.

— Со щитом иль на щите?

Массон, бесстрастно посасывая погасшую трубку, прошел к камину. Прежде чем ответить, погрел ладони над огнем.

— Наши английские друзья не хотят верить, что группа была такой малочисленной. Им все кажется, что двое или трое — самые главные — ускользнули и плетут новые сети.

— И вы?..

— Я разуверил их…

Микрофоны, вмонтированные в стены комнат, заставляли Массона быть особенно осторожным в этой части разговора. Даже правительству ни к чему было знать подробности о планах ХА, видное место в которых занимали поиски скрывавшегося Дорна. Русский разведчик словно испарился, и хотя сотрудники Жакийяра «зацепились» за Сисси и Бэтчера, им не удалось проследить линию связи между ними и «Нордом». Массон понимал, что Гизан ждет от него ответа, однако такой разговор неизбежно оказывался сопряженным с именами Адольфа Гесслера и Ксавье Шниппера, а полковник при всем желании не смел и думать о том, чтобы назвать их вслух. Гесслер и сегодня продолжал оставаться лучшим в истории ХА источником информации, и Массон не собирался уступать его никому. После ликвидации ядра русской группы ХА позаботилось о Гесслере, утроив меры предосторожности и наладив хорошую связь между ним и виллой Штуц. На крайний случай Массон решился прибегнуть к особым мерам: БЮПО имело приказ оборудовать в одной из камер тюрьмы Буа-Мермет приемо-передающую станцию, а самую камеру превратить в жилье для почетного «гостя». Жакийяр, единственный, кому Массон доверял, взял на себя выполнение этой задачи и справился с ней как нельзя лучше.[29]

— Ну, а немцы? — спросил Гизан, круто меняя тему разговора.

Массон перевел дух. Беседа скользнула в безопасное русло.

— Полагаю, они удовлетворены.

— А войска на границах?

— Шелленберг все еще надеется, не влезем ли мы в ловушку с головой. Вспомните, генерал, он много ждал от демарша с фальшивым планом нападения. Счастлив бог, что белые нитки слишком торчали наружу и в совете, прислушавшись к ХА, не дали себя спровоцировать…

…В эти же дни декабря в разных местах Европы состоялось еще два разговора, затронувших примерно те же темы.

Первый из них произошел в Берлине на Принц-Альбрехтштрассе, и участниками его были Кальтенбруннер и Шелленберг. В результате разговора и достигнутого в его ходе сговора двух высших руководителей службы безопасности в анналах РСХА был закреплен миф о 35 тысячах русских агентов, пронизавших Западную Европу и объединенных в некий, сверхъестественно осведомленный «Русский оркестр».

Встреча началась с упреков Кальтенбруннера и ссылки на то, что сообщения швейцарской печати об аресте русских разведчиков четко обрисовывают границы группы, сведя ее численность к десяти-двенадцати работникам. По мнению Кальтенбруннера, и эта цифра была завышенной примерно вдвое, поскольку в нее включались источники.

— Вместе с Парижем, Женевой, Брюсселем и марсельской ячейкой Райта мы не наберем и полутора десятков кадровых разведчиков русских. Чем вы думали, Шелленберг, когда называли тысячи?