Вестернгейт находился 8 милями севернее от Пенскомба. Ожидалось, что Билли будет участвовать в показе все три дня соревнований, Кевин и Энид Кали были разочарованы тем, что Дженни работала в четверг и пятницу, но они надеялись увидеть ее на ленче в субботу.

– Мне обязательно нужно ехать? – проговорила Дженни.

– Это очень важно, – убеждал ее Билли, – они – наш хлеб с маслом.

– Я бы сказала – маргарин с ломтиком хлеба, если ты хочешь знать мое мнение. Мне ужасно не хочется бросать свою книгу, когда она так хорошо идет, – соврала Дженни.

– Я приеду домой в пятницу вечером и заберу тебя, – сказал Билли. – Мы можем отправиться утром, но должны выехать очень рано; у меня в 11. 30 выездка новичков.

В понедельник перед соревнованиями Билли ездил к Кевину Кали просить у него аванс в 20 000 фунтов, чтобы отбиться от кредиторов. Кевин немного подумал, а затем сказал: «Хорошо, Билли, я помогу тебе».

– Так мило с твоей стороны, – со вздохом облегчения сказал Билли.

– Ничего не мило, это чертовски великодушно, но я не собираюсь тебе давать столько, сколько ты просишь. Я дам тебе 2 000 фунтов, иначе ты потеряешь чувство голода.

Сердце Билли упало.

– Остальные ты должен выиграть. Перестань пить и сбрось немного вес. Мир жесток. Я расчитываю на тебя на мировом чемпионате. Я заказал навес в Ле Риво, так что ты постарайся выиграть и пройти квалификационную процедуру.

Билли подумал, что лучше бы Кевин не заказывал навес, не надо искушать судьбу.

Казалось неудача просто преследует его. У него было такое тяжелое похмелье в Фонтенбло, что он забыл проверить, укрепил ли Треси гвозди на подковах Китченера. Китченер вышел на круг и сразу же подскользнулся на месте, с которого отталкивался для прыжка, что вывело его из строя на целый сезон. И теперь Билли остался только с Балом и Мандрикой. Когда он звонил Дженни она мило с ним побеседовала, у нее была задержка 4 дня и она вся погрузилась в тайное ожидание.

Вечером в среду Билли вернулся из Фонтенбло и обнаружил, что Дженни положила в стиральную машину вместе с тремя парами бриджей и четырьмя белыми рубашками свой алый шелковый шарфик, отчего его вещи после стирки были испещрены красными полосами и напоминали утреннюю зарю. Билли очень устал, он не сдержался и выругался.

– Я не могу понять, что тебя так волнует? Я же не жалуюсь, – закричала в ответ Дженни. – Я испортила свой лучший шарф. Я так занята, ты должен быть счастлив, что я вообще постирала твои рубашки. Почему ты не выиграешь какойнибудь приз? Тогда ты сможешь отправлять их в прачечную.

Билли почувствовал ужасную разрывающую боль внутри, которая стала привычной за последние дни. Единственным спасением казался большой стакан виски.

Поднявшись наверх со слабой надеждой отыскать хоть одну чистую рубашку, он увидел в комнате для гостей красивое новое железное изголовье над кроватью.

– А это еще откуда?

– Я купила несколько недель тому назад.

– И заплатила за него?

– Еще нет. – Дженни старалась не смотреть ему в глаза.

– Почему ты покупаешь это чертово изголовье, когда я не могу купить себе сапоги?

– А почему ты не покупаешь дешевое вино, а платишь 3 фунта за бутылку? Почему ты всегда покупаешь выпивку для других, отдаешь им свои рубашки, даже если они в красную полоску, как утренняя заря? Почему ты не выиграешь приз? Мне уже надоело играть вторую скрипку при кучке твоих чертовых лошадей.

Билли ушел наверх. Когда она легла в постель, то увидела, что Билли лежит в пижаме, застегнутой на все пуговицы до подбородка. Несмотря на то, что он лежал лицом к стене, она уловила запах плохо переваренной пищи и спиртного.

– Билли, – позвала она примирительным тоном. Он не ответил, но она знала, что он не спит. Ничего, однако, не могло нарушить ее радость. У нее было 8 дней задержки. Ночью она проснулась. Билли лежал рядом так тихо, что она подумала, что он покончил с собой. В панике она начала будить его и он полусонный, инстинктивно обнял ее, забыв об ужасной ссоре.

Он уехал в Вестернгейт рано утром, когда она еще спала, но вернулся в пятницу вечером в хорошем настроении. Бал был вторым в высшей школе, так что может быть удача снова возвращается к нему.

Дженни была обрадована его удачей, но поинтересовалась: «А кто опередил тебя?»

– Джейк Ловелл. Он вернулся в конный спорт.

– А кто это?

– Да ты знаешь Джейка. А, я забыл. Наверное, ты не встречала его. Его включили в команду на Колумбийскую олимпиаду с двумя лошадьми высшего класса. У одной лошади случился сердечный приступ в Критлдене. Устрашающая неудача. Никогда не смогла больше прыгать. А Руперт прикипел сердцем ко второй.

И без сомнения, получил ее, – сказала Дженни, – он всегда получает то, что хочет.

– Да. Это был Реванш. Принадлежал отчиму жены Джейка. Руперт сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться; и оставил Джейка без единой лошади. Но Джейк возвратился в форме. Я рад. Я всегда чувствовал себя не очень хорошо из-за этого дела.

Вдохновленные вторым местом, которое выиграл Билли, они мягко прижались друг к другу. – Я так рад, что ты будешь завтра на соревнованиях, – сказал Билли. – Они все умирают от желания встретиться с тобой. Я хочу показать тебя всем.

Дженни не нравилось, когда ее показывали. Она чувствовала себя толстой и обрюзгшей; возможно, это были первые признаки беременности. В ожидании материнства и чтобы прикрыть выпуклость (у нее была задержка 10 дней), она одевала только полосатые рубашки Билли и больше ничего.

– Тебе нравятся короткие волосы? – Спросила Дженни, задержавшись взглядом на страничке мод в «Дейли Мейл».

– Да, у Мевис. Могу я побрить твои заросли сегодня вечером?

Это было очень эротично. Билли дал ей почитать порножурнал, уложил ее на полотенце на кровати и занялся работой, используя свою бритву, мыльную пену и горячую воду. Вздрагивая, когда он дотрагивался до нее лезвием, она читала рассказ о викторианской служанке и ее хозяине, который был слишком абсурден словестно и полон опечаток и анахронизмов. Отрывки она зачитывала вслух.

– Я хочу закрыть твой живот, – сказал викарий и его жаркий шесток поднялся.

Но вскоре она почувствовала, как закипает внутри; Дженни подумала, что либидо – ужасно плохой судья в литературных вопросах.

– О господи, ты выглядишь фантастически, – сказал Билли, споласкивая остатки мыла и волосков. Дженни посмотрела на себя. – Очень похожа на старую вареную курицу.

– Это просто фантастично – лечь на тебя. Ты позволяла кому-нибудь из мужчин делать такое с тобой? – Спросил Билли, лежа на ней. – Мы можем поиграться подольше?

Дженни, однако, быстро закончив, хотела прекратить эту процедуру побыстрее. Она внезапно почувствовала себя очень уставшей, но честно продолжала изгибаться, чтобы довести до кипения и его. А затем развлекала его историей о том, как однажды летней ночью Пардю трахал ее на заднем сиденье «Ягуара».

После этого Дженни сразу же заснула. Билли лежал без сна и переживал. Вчера Мандрика сделал опасную задержку. Он должен пораньше попасть в Вестернгейт и разобраться во всем. Утром Дженни проснулась, как после большой попойки, и почувствовала, что член Билли слегка подталкивает ее сзади, а его рука ласкает ее бритое тело.

– Во сколько мы должны выехать?

– Самое позднее в 10. Я еще не объявлен, и потом я обещал Кеву, что мы приедем, чтобы пропустить стаканчик перед ленчем.

Дженни не хотелось заниматься любовью, и чтобы создать себе соответствующее настроение, она стала представлять себя школьницей в гимнастическом костюме, которую «отделал» очень строгий директор школы в собачьем ошейнике. Затем вошла жена директора и они оба решают взять ее.

– Может мне рассказать какую-нибудь историю, чтобы развлечь тебя? – предложил Билли.

– Мне хорошо, – ответила Дженни, погруженная в раздумья о директоре. – Еще немножко. – В следующее мгновение волна наслаждения затопила ее. Ей страшно захотелось спать.