Он потирает усы над верхней губой, затем подбородок, внимательно оглядывая мою фигуру еще раз.

— Вы когда-нибудь танцевали?

— Танцевала? Я думала... я думала, это... ну Вы понимаете. Стрип-клуб, — шепчу я последние слова, с трудом выдавливая их.

Тимоти смеется:

— Большинство моих девочек предпочитают называть себя «экзотическими танцовщицами». Итак, я делаю вывод, что Вы никогда раньше не танцевали.

Мне действительно нужна эта работа, поэтому мне лучше постараться, чтобы получить ее. Я должна заставить его думать, что я с ней справлюсь, даже если я сама в этом не уверена.

— Я танцовщица. Я обучалась балету, джазу и современному танцу. Поэтому... я танцовщица. Просто... я никогда не танцевала... вот так, — я показываю рукой на сцену, на шест.

— Ясно. Так почему тогда вы решили этим заняться? Это работа не для всех. Здесь требуются определенные навыки. Вы не можете просто подняться на сцену и снять одежду. Это так не работает. Вы должны заставить их захотеть вас, — его глаза ни разу не оторвались от моей груди за весь наш разговор.

Я не обращаю на это внимание.

— Я умею выступать на сцене. Я участвовала в концертах. Так что... я знаю, как выступать.

Он смеется:

— Но это совсем не такие выступления, солнышко. Теперь, не поймите меня неправильно, но вы сейчас, похоже, описаетесь от страха. Так почему бы вам не быть честной со мной?

— Мне очень нужна эта работа, — я уставилась на липкую поверхность бара, не глядя Тимоти Ван Даттону в глаза. — Может, такая работа и не была моим изначальным выбором, но... я научусь.

Тимоти не сразу отвечает. Он подносит стакан к губам и делает глоток, издавая шипение, выпив то, что у него там в стакане. Его взгляд снова меня сканирует.

— Встаньте.

Я подчиняюсь, и он крутит указательным пальцем в воздухе. Такой же жест показывала нам миссис Леруа, чтобы мы сделали пируэт, и я кружусь.

— Смотрится неплохо, но делай это медленнее.

Я медленно поворачиваюсь, изгибаясь в спине, выпячивая грудь. Я чувствую на себе его взгляд, и по мне пробегают мурашки.

— Расстегните-ка несколько пуговиц.

Я останавливаюсь, уставясь ему в глаза.

— Что? — в ужасе шепчу я.

— На рубашке. Расстегните несколько пуговиц. Мне нужно увидеть немного кожи.

Я колеблюсь, и он наклоняется вперед, щуря глаза:

— Послушай, золотце. Ты хочешь устроиться экзотической танцовщицей. Это означает, что тебе придется раздеваться. Мы продаем алкоголь, поэтому у нас танцуют в полуобнаженном виде, а это значит, что ты не будешь полностью голой, но ты должна чувствовать себя комфортно без одежды. Понятно? А теперь расстегивай блузку или убирайся.

Он прав, так что я проглатываю гордость, хотя я скорее с радостью пнула бы его из всех сил между ног. Я закрываю глаза, подношу правую руку к блузке, сжимаю пластиковую пуговку, снова колеблюсь, и наконец проталкиваю ее в разрез. Я чувствую, как моя невинность осыпается слой за слоем, по мере того как каждая пуговица проскальзывает через разрезы в ткани на блузке. Я делаю это снова, и затем в третий раз.

Это не то, как я себе представляла первое в своей жизни обнажение перед мужчиной. Меня тошнит, я напугана и чувствую отвращение.

Мое декольте теперь видно над краями блузки, и чуть показывается черный бюстгальтер. Я тяжело дышу, и от каждого вдоха мои груди поднимаются. Глаза Тимоти прикованы к ним. Он приподнимает бровь и тычет в меня пальцем, что означает, что мне нужно расстегнуть еще одну пуговицу. Я расстегиваю, и слезы наполняют мои глаза. Я смаргиваю их и опускаю взгляд. С кончика моего носа спадает слезинка и падает к ногам, а за ней следом другие. Я быстро моргаю и тяжело дышу, концентрируясь на том, чтобы сдержать рыдания, подступающие к горлу. Его лицо выражает чистое вожделение. Я бросаю на него взгляд сквозь ресницы, и вижу, что он засовывает руку в карман. Он самоудовлетворяется, и мое отвращение растет. Может, я и девственница, но мне известны основы. Мне известно, почему ему вдруг приспичило самоудовлетвориться.

Я сглатываю, у меня во рту словно горькая горящая кислота.

— Хорошо. Очень хорошо. У тебя великолепное тело, и твой невинный вид будет сводить мужчин с ума, — наконец говорит он.

Он говорит обо мне. Это приводит меня в замешательство. Я отчаянно хочу застегнуть блузку, но я сдерживаюсь. Тимоти прав в том, что мне придется привыкнуть к тому, что меня будут разглядывать. И это наименьшее, что мне придется терпеть на этой работе. Понятия не имею, сколько за это платят, но я знаю, что стриптизершам платят хорошо. Все, что мне известно, — что я отчаянно нуждаюсь в этой работе, и, если я буду раздеваться на глазах у мужчин всю ночь напролет, то лучше бы это того стоило.

— К тому же, продолжает Тим, — у тебя сексуальный южный акцент. Ты привлечешь толпы зрителей.

— Так я получаю место? — в моем голосе нет ни восторга, ни азарта. Только отвращение, смешанное с ужасом и облегчением.

— Оно твое.

— Сколько... сколько за это платят?

Тимоти пожимает плечами:

— По-разному. Мне кажется, что у тебя огромный потенциал в плане соблазнительности, что будет тебе на руку. Если будешь исполнять приватные танцы, то сорвешь куш. Клуб не платит напрямую. Тебе платят чаевыми, а ты отдаешь клубу процент. Немного, всего лишь пятнадцать, а это средний показатель в этом бизнесе. Ты должна станцевать под две-три песни. Большинство девочек зарабатывают между 50 и 100 долларами за одно выступление. Такие, как ты, могут исполнять по 3-5 выступлений за вечер. Между выступлениями будешь обслуживать столики, по 10$ за каждый, плюс чаевые от клиентов. Потом, в задней части клуба находятся VIP-комнаты, всего четыре штуки. Большинство девушек получают около 100$ за одно обслуживание в VIP-комнате. Надо работать как минимум по три вечера, но мы открыты семь дней в неделю. По выходным, само собой, прибыль больше всего, — он приподнимает бровь. — Так как ты раньше не танцевала, я скажу тебе кое-что. Большая часть девочек зарабатывают дополнительно на частных вечеринках, мальчишниках и подобном дерьме. Им не приходится отдавать нам процент, вся оплата остается им.

— Что... — мой голос срывается, и приходится начинать снова. — Что вы имеете в виду под частными вечеринками?

Тимоти смеется:

— Это лишь значит, что ты делаешь там то же самое, но на частной вечеринке. Слушай, для вечеринок ты сама устанавливаешь правила. Как минимум, исполняешь приватный танец и все такое, может быть, стриптиз для компании, — он подмигивает. — Я знаю, о чем ты думаешь, и все это на самом деле не так. Только если ты сама того не хочешь, конечно. Все зависит от тебя. Это никак не связано с заведением. Мужчины будут звать тебя на частные вечеринки, и решать тебе, принимать предложения или нет.

Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов:

— Ладно. Ладно, я справлюсь с этим.

Тимоти опять смеется, с низким, удивленным смешком:

— Ты убеждаешь меня или себя?

— Обоих, наверное, — говорю я.

— Приходи завтра вечером часов в семь или восемь, и мы придумаем тебе танец. Моя лучшая танцовщица, Кэнди, будет здесь, и она тебе поможет. Покажет, что надо делать и все такое, — он поднимается, закидывается виски или что там у него, и затем протягивает мне руку для рукопожатия.

— Добро пожаловать в Экзотические Ночи, Грей. О, кстати, тебе понадобится сценическое имя.

Он провожает меня до выхода, и, когда он открывает передо мной дверь, его рука задевает мои ягодицы. Это не случайность, потому что я почувствовала, что его рука намеренно тянулась. Я уворачиваюсь от него и оборачиваюсь, пристально на него посмотрев. Он просто машет мне рукой.

У меня есть официальная работа. Облегчение разбавляется тошнотворным ужасом от того, в чем эта работа заключается. Я еще ничего не делала на ней, что означает, что еще не поздно отказаться. Я могу просто не прийти и надеяться, что найду что-нибудь еще.

Я застегиваю блузку обратно, как только покидаю клуб и иду к остановке. Как только я вхожу в кампус, я отныне в полной мере осознаю, что парни там пялятся на меня, пока я иду к своей комнате. Я не из тех девушек, что ни за что не признают, что они привлекательны. Я привыкла к взглядам, направленным на меня, куда бы я ни пошла; я просто не обращаю на них внимания. Но теперь... вытерпев вожделенное пожирание меня взглядом Тимоти и его самоудовлетворение, я не хочу, чтобы на меня смотрели, казалось бы, все, кто проходит мимо. Мои джинсы кажутся более обтягивающими, чем когда я надевала их этим утром, и внезапно моя блузка обнажает меня сильнее, чем я представляла. Мне бы хотелось, чтобы на мне сейчас были мои спортивные штаны и толстовка.