Фурдашмедт достал из-за спины мушкет, приставил дуло к лошадиному брюху и выстрелил.

Лошадь рухнула на землю и придавила Фурдашмедта Умного. «Сработало. подумал раздавленный лошадью Фурдашмедт Умный. — Еще бы. С моим ли умом и эрудицией не одолеть какой-то потной ло…» — Король скончался.

ЭПИЛОГ

После смерти Фурдашмедта XV Умного на трон взошел подлый герцог Гугенмонтский. Но народ не любил его. В памяти народа навсегда остался Фурдашмедт XV, как Умный и Абсолютный Монарх.

О счастливых временах царствования Фурдашмедта XV Умного и о его мученическом конце народ сложил трагическую песнь

«СМЕРТЬ КОРОЛЯ ФУРДАШМЕДТА ПЯТНАДЦАТОГО УМНОГО».
Однажды Фурдашмед Великий
Собрался ехать на охоту.
И сапоги свои начистить
Отдал он флигельадъютанту.
Пыжом заткнул мушкета дуло.
Ягдташ через плечо повесил
И было уж собрался ехать,
Но герцог подлый Гугенмонт
Глухую лошадь отравил.
Тут короля сомненья взяли
Скорбил он сильно по Блюмзильде,
Так лошадь ту глухую звали —
Он отменить решил охоту.
Но, поразмыслив, передумал.
Он порешил обратно ехать
На новой лошади, на потной,
Которую подсунул подлый
Коварный и зловредный герцог.
С полмили от дворца отъехав,
Король неладное почуял.
Хотел он герцога прикончить,
Но передумал и не стал.
«Живи пока, собака герцог!
С тобой успею поквитаться
Я опосля охоты этой,
Когда прикончу кабана.»
Тут из-за леса показалось
Голов в пятьсот кабанье стадо.
«Вперед!» — Вскричал король бесстрашно.
Клинок разящий обнажив.
Но герцог подлый Гугенмонтский
Покинул спешно поле брани,
Друзей всех верных Фурдашмедта
Коварно по пути убив.
Один, как лев непобедимый,
Сражался Фурдашмедт с свиньями,
Разил направо и налево
И много вепрей победил,
Когда седло с кобылы потной
Сползло на бок непоправимо,
То очутился воин славный
На лошади ногами вверх.
«Предатель герцог Гугенмонтский
Мне лошадь потную подсунул!»
Подумал Фурдашмедт несчастный.
И в тот же самый миг злосчастный
Он был затоптан кабаном.
На царский ж трон взобрался герцог
Предатель герцог Гугенмонтский.
Но мы лишь Фурдашмедта любим!
Его ж, урода, ненавидим!

ГЛАВА 9 ЗАКУЛИСНАЯ ЖИЗНЬ ШОКЕНМОГЕНА ВТОРОГО СТРАШНОГО

В государстве Бурмания, более известном как Нижняя Тырция, правил король Шокенмоген Второй Страшный. Свое прозвище Шокенмоген Второй носил вполне заслуженно. В отличие от некоторых других царей, Шокенмоген свое прозвище «Страшный» заслужил.

Например, король Муслим IV по прозвищу Рыжий, на самом деле брюнет, а волосы у него крашеные. Все подданные об этом знают и не уважают его за это. Но говорить об этом открыто боятся, и, чтобы не попасть на галеры, зовут Муслима Рыжий. Или вот еще — король Иогафон Сильный. Это прозвище он получил за то, что сильно закладывает за воротник. Так что вернее было бы назвать его — Иогафон Пьющий.

Но кто же осмелится так короля называть? Или, скажем, король Анабабс XVIII Длинный, когда знакомится, говорит всем: «Очень приятно, Анабабс Длинный.» А на самом деле он никакой не Анабабс, а звать его Альберт. Альберт Длинный. Он просто для важности имя сменил.

Про Шокенмогена же Второго Страшного ничего такого не скажешь.

Во-первых, имя Шокенмоген у него подлинное. Ему это имя папа передал Шокенмоген Первый. А во-вторых, Страшным его прозвали не напрасно, он любит всех пугать.

Так иногда ночью идет какая-нибудь фрейлина по дворцу, идет себе спокойненько, про платье, к примеру, думает. «Надо бы, — думает, — на муаровом платье зеленую рюшку с груди срезать, а туда заместо нее коралловую брошку пристегнуть она мне больше к лицу, чем эта безвкусная-то рюшка… А то еще — думает, — герцог Курмонтский мне комплимент нынче сказал. Какая вы, говорит, мадемуазель, пухлая, нечто тарталетка с клубничным суфле… Впрочем, сколько я сегодня скушала?

Две тарелки бланманже, форель с картошкой скушала, полфазана, французский салат „Мизе“, компоту клюквенного кувшин и все… А еще мне Изабелла Фокинг-младшая говорила…»

Тут из-за портьеры как выскочит на нее Шокенмоген Второй Страшный в парике, руки расставил и в ухо ей:

— У-у-у! Я — Муслим Рррыжий! У-у-у!

Фрейлина:

— Ах! Мамочки! Караул! — И без сознания на пол. Платье задралось, панталоны розовые виднеются.

А Шокенмоген подошел, посмотрел поближе и, довольный, опять за занавеску спрятался.

Идет флигель-адъютант. Смотрит — фрейлина с задранной юбкой. «Бля! думает он. — Какая встреча!

Фрейлина Анжелика с задранной юбкой! Неплохо. Мне сегодня с самого утра везет. Сначала долг мне вернули, потом в карты еще выиграл, а теперь вот фрейлина лежит. Чего это она разлеглась?

Может, притворяется, артистка?»

Флигель-адъютант над фрейлиной склонился:

— Ан-же-ла! Открой глазки, киска! Я тебя нашел. Открой же, не притворяйся… «Да она и правда, кажется, в обмороке!» — Он взял ее за плечи и начал трясти.

Из-за портьеры послышался зловещий голос:

— Ты, мерзавец, нарушил вчерашний королевский указ Шокенмогена Второго Страшного, запрещающий под страхом смерти лапать фрейлин во дворце. Сейчас тебе башку оттяпают! У-у-у!

Флигель-адъютант побледнел и на фрейлину без сознания рухнул.

Шокенмоген из-за портьеры вылез и кинжал адъютанту подмышку вставил. А сам обратно за портьеру спрятался. Со стороны получилось — вроде как адъютант на фрейлине зарезанный в спину лежит.

Тут третий идет — граф, скажем, Кари Шницкнехт. Смотрит адъютант на фрейлине лежит зарезанный, на фиг, в спину.

«Майн Гот! — думает, — Убийство!» — И в обморок на них.

Шокенмоген тут из-за портьеры вылазит, руки от удовольствия потирает.

Как это, дескать, все складно получилось. Потом ножик из адъютанта достал и графу подмышку переставил. И — снова за портьеру.

Так у него к утру — целая куча-мала из придворных лежит. До потолка.

А на следующий день у всех головы болят, и никто ничего вспомнить не может.

Шокенмоген так привык всех из-за портьеры пугать, что с некоторого времени вообще оттуда не выходил. За портьерами, буквально, жил и питался всухомятку.

Как-то раз он за портьерою сидел на подоконнике, задремал и вывалился из окошка. А королем стал его сын — Шокенмоген Третий Лютый. Этот ходил по дворцу со зверской физиономией, щелкал плеткой и орал: «Запорю!» Не хуже, короче, папы.

ГЛАВА 10 СМЕРТЬ КОРОЛЯ РОБЕРТА ПЯТОГО НЕОБУЗДАННОГО

Благородному сэру Роберту Редникину посвящается.

После смерти короля Артура, невразумительные легенды и сомнительные домыслы о героических деяниях его и рыцарей Круглого Стола распространились по всему свету и дошли, наконец, до короля Гордоскриба V Необузданного.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: